|
Доля переводческая
В определенный период на заводе одномоментно работало около 15 переводчиков, включая двух начальников – главного переводчика и его зама, которые были прикреплены к первым лицам завода с советской стороны – ген.директору и главному инженеру.
Рядовые переводчики назначались на рабочие места по всем основным цехам и службам комбината при соответствующих руководителях и обычно имели отдельный кабинет или комнатку при кабинете начальника цеха.
Разбег по возрасту переводчиков и географии происхождения был большой, значительная часть ребят была, конечно же, из столицы. Девчата тоже были, но реже. За мои 3 года пребывания там проработало всего две женщины, да и то на минимальном сроке 12 месяцев.
Контракты у всех (включая и технических специалистов) были годовыми с возможностью продления еще максимум на два срока. Более того никто из рядовых не оставался, за исключением высшего руководства. Холостякам (реальным или же получившим такой статус, поскольку приехали без жен) больше 1 срока работать не разрешалось (так компания-работодатель заботилась об их физическом и душевном здоровье). Семейные же специалисты подпадали под описанный выше порядок. Жен с детьми (или без) оформляли как членов семьи на иждивении мужей. При этом если специалист находился на заводе в статусе холостяка, с него удерживалось 20% валютного оклада, которые перечислялись на рублевый счет в отношении 1:1 (инвалютный рубль к деревянному).
Так, о чём это я ? Ах, да - про переводчиков...
Москвичи естественно были в большинстве своём мажоры или блатные (попавшие сюда по высоким связям), высокомерные и поэтому с ними мало кто водил дружбу. Однако в плане знания английского и профессионализма эти ребята далеко не блистали. Но справедливости ради стоит сказать, что были-таки редкие исключения в обоих планах.
Основным рабочим языком был английский, тематика, понятное дело, - черная металлургия и общетехническая, машиностроение и металлообработка, с некоторым отклонением в сторону для тех, кто трудился по направлениям АСУТП, энергетики и электрической части. За мой срок у нас был всего один переводчик-урдист: узбек Садык Умаров, с которым мне довелось поработать вместе 1 год. Урду он владел столь мастерски, что вокруг него собирались пакистанцы и заворожено слушали, настольно красиво и правильно он говорил. Я по работе помогал ему с английским, он же мне пояснял азы урду. Наши обязанности заключалась в устном и письменном переводе примерно в равной пропорции. Компьютеры тогда еще не имели широкого распространения в мире, поэтому письменные работы нам приходилось выполнять от руки.
Скрашивало такое положение наличие современных западных канцтоваров (про существование которых в СССР даже и не знали). Очень выручала корректирующая жидкость, позволявшая приводить рукописный текст перевода с помарками в более-менее приличный вид. Поскольку за получение канцтоваров на русских работников своего цеха отвечал переводчик, то излишек выданных наименований, как правило, оседал у него. Заявка обычно составлялась на количество раза в 2 превышающее реально необходимое, поэтому всем нашим доставалось, да и еще про запас оставалось. Под конец контракта мы уже начинали наглеть и выбирали для себя лично нетипичные для своего цеха предметы с целью личного пользования вне службы.
Мне повезло в том плане, что пришлось отработать по одному году в каждом из трёх основных производственных цехов – доменном, кислородно-конвертерном и цехе холодного проката - и хорошо освоить металлургическую технологию и терминологию как на русском, так и английском. Поскольку переводческий факультет нашего ГГПИИЯ готовил специалистов широкого профиля без какого-либо уклона, то обучаться специфике приходилось на месте (в полевых, так сказать, условиях) в меру желания, способностей и мотивации каждого конкретного переводчика. Великолепной практикой по устному переводу для меня были ежедневные оперативные совещания начальников всех цеховых служб.
Помимо обычных должностных обязанностей, у переводчиков имелась и масса общественных нагрузок. На заводе это было проведение еженедельных политинформаций на основе обзора местной прессы. Источником для этого мне служили пара местных пакистанских газет и знаменитые журналы TIME и NEWSWEEK, которые по моей просьбе выписывали на цех за счет общественных средств. Это было здорово и показательно, что влияние перестройки и гласности на родине всё же добиралось до нас, ведь всего за несколько лет до этого такое невозможно было представить себе – чтобы советским гражданам официально разрешили знакомиться с мнением традиционных идеологических врагов. Особый интерес представляли статьи пакистанских и западных СМИ о событиях в Советском Союзе, в том числе и для меня как лингвиста, потому там встречалось много английских терминов непереводимых русско-советских реалий, которых не найти ни в одном самом распрекрасном словаре. А чтобы разнообразить обычно скучные международные политические новости, я дополнительно докладывал о новостях мировой науки, культуры и экономики.
Вне завода общественная нагрузка включала в себя следующие мероприятия: составление и чтение лекций (на английском) для пакистанцев в Доме советско-пакистанской дружбы при Консульстве СССР в Карачи, ведение экскурсий по городу, перевод иностранных фильмов для показа в нашем кинотеатре, дежурства в госпитале в Карачи, когда там на лечении находились наши пациенты, а также – участие во всяких одноразовых мероприятиях (выездных или домашних), требующих владения иностранным языком.
Перевод фильмов традиционно был тяжелой и не очень почетной обязанностью, отнимающей у переводчика много свободного времени, т.к. выполнялся дома вне рабочих часов. Тогда еще господствовала эра пленочных фильмов в бобинах, предназначенных для большого экрана кинотеатров. Переводчику на компактной аудиокассете передавалась звуковая дорожка от фильма, записанная нашими техниками, он при помощи магнитофона с наушниками снимал с нее текст на слух, который переводил и потом зачитывал готовую русскую версию в микрофон во время демонстрации фильма нашей публике. Предварительно ему в одиночку прогоняли фильм для ознакомления с сюжетом и видеорядом с тем, чтобы потом он более-менее синхронно попадал в речь героев.
В мою бытность такая организация несколько видоизменилась – при мне за перевод фильмов отвечал уже один конкретный переводчик, тоже выпускник нашего факультета, с которым я был знаком еще по учебе в институте. Вадим Розанов, очень интересная и одаренная личность, и не только в плане английского языка и лингвистики. Он с другими ответственными лицами выбирал в Карачи зарубежные фильмы для показа у нас в городке. Отбирались в основном развлекательные, политкорректные картины голливудского производства. Из того, что моя память сохранила – это приключенческие ленты про Индиану Джоунса и Крокодайл Дэнди, триллеры и боевики с Майклом Дудикоффым «Американский нинджа» (в Сов.Союзе его тогда называли «ниньзя», что нам казалось смешным, но именно этот вариант почему-то остался) и другими звездами – «Мэд Макс» с Мелом Гибсоном и прочие боевики со Шварценнегером и Сталлоне.
Боюсь здесь напутать, поскольку вскоре руководство разрешило нам создать видеоклуб для переводчиков и их друзей, где просматривались новинки западной уже видео-продукции на языке оригинала. Для этой цели выделили помещение и аппаратуру, однако репертуар видеофильмов всё же проходил какую-то предварительную цензуру, прежде чем его брали напрокат в Карачи. В этом клубе мы взахлеб просмотрели массу фильмов самых разных жанров, о чем на родине мы не могли и мечтать даже в самых смелых снах. Впоследствии видеоклуб перешел в практическую плоскость – там стал отбираться репертуар для перевода с целью показа видеофильмов всем желающим нашей колонии.
Ветер перемен подул и в этом направлении – во-первых, переводчики могли сами по своему желанию выбрать фильм для перевода и делать это в удовольствие, а не из-под палки. А во-вторых, за сеанс в видеоклубе со зрителей бралась символическая плата, которая шла в фонд текущих расходов клуба. Это не отменяло показ фильмов в кинотеатре, но традиционный показ зарубежного кино на большом экране постепенно пошел на убыль, т.к. работа с видеокассетами технически была намного удобней – и для переводчиков и для монтажеров. Как сам перевод, так и дубляж делались на высоком техническом уровне, в отличие от аналогов на родине. Там полуподпольно штамповались переводные фильмы с очень посредственным наложением русского текста, читаемого отталкивающим гнусавым мужским голосом (специально искаженным или с зажатым прищепкой носом, чтобы невозможно было определить его владельца, ведь такая деятельность еще считалась незаконным предпринимательством). Качество перевода также оставляло желать лучшего, автор перевода особо не парился – часто пропускал фразы и предложения или же лепил отсебятину, а чтобы скрасить это – где попало без необходимости вставлял жаргон или вульгарную лексику «ниже пояса» - благо власти декларировали гласность и свободу слова... Эти же переводчики ввели тогда в наш обиход словечко «трахаться», доселе в этом смысле не применявшееся и неизвестное ни мне, ни - уверен – более опытным лингвистам.
Мы же делали довольно качественный перевод и дубляж фильмов с раскладкой на два-три голоса и разделением на мужские и женские роли. За результат такой работы было не стыдно. Многие наши товарищи за символическую цену приобретали в видеоклубе копии кассет в личное пользование и увозили домой на родину. К сожалению, не всем и не всегда удавалось их провезти – ведь наши доблестные таможенники в Шереметьево-2 тоже были людьми и желали смотреть новинки голливудского видеопроката. Под предлогом пропаганды насилия и антисоветской тематики конфисковывались фильмы про Рембо и Рокки, Терминатор и некоторые другие, к СССР не имевшие никакого отдаленного отношения... Тогда наши товарищи разбирали видеокассету, рулончик пленки тщательно упаковывали, провозили через границу и потом дома аккуратно вставляли ее в пустой корпус кассеты, всех делов-то.
Я в тот период сам столкнулся с этой проблемой матерных слов при переводе фильмов. Дело в том, что в современной западной англоязычной литературе и кино традиционно вполне допускалось нечастое употребление нецензурной лексики для отражения реальностей жизни. В противоположность этому у нас в СССР это традиционно считалось табу, и редкие авторские отклонения нещадно вырезались цензурой. Поэтому перед переводчиком вставала дилемма: целью было адекватная передача смысла и стилистики оригинала с эмоциональной окраской. Одно из двух выполнить обычно не представляло сложности, но тогда пропадала адекватность, и перевод сильно проигрывал перед оригиналом. Полноценная замена нашим бранным словом вполне решала задачу, но была недопустима по понятным причинам...
Поэтому мне в своих переводах приходилось прибегать к эвфемизмам, что снижало эмоциональность сцены. Из самостоятельно переведенных мною десятка картин стоит отметить следующие: «Иствикские ведьмочки» с неподражаемым Джеком Николсоном, черную комедию Тима Бёртона «Битлджус», комедийную драму со Стивом Мартиным «Самолетом, поездом, автомобилем», детектив «Спецэффекты» (FX), детскую сказку «Бесконечная история» (Never-ending Story) и фэнтези «Властелины Вселенной» (Masters of the Universe). Эти видеокассеты всё еще хранятся дома для потомков.
|
