Часть первая
Начало мая, за бортом температура медленно, но верно приближается к пятидесяти. Параллельно-реальный Варанаси иногда проступает в мареве, которое оптическим искажением поднимается от камней.
На одном из многочисленных гхатов сидит человек, рядом с которым со скучающим видом примостилась праздная потрепанная собачонка, смотрит вперед и говорит «Послушай... Нет, ты послушай все же (хватает ладонью морду соседа по одиночеству и разворачивает к себе) Просто так брать нехорошо, правильно? Нет, даже если этого в избытке и в принципе особенно никому не нужно....что?...
Само собой, я понимаю, что выгляжу глупо, сидя и разговаривая с дворовой собакой в Варанаси, но во-первых, мне наплевать, а во-вторых – тут происходят и гораздо более нетривиальные вещи. В третьих – потрудись не перебивать меня, это невежливо. Взять-то я взял, но мне теперь надо что-то оставить взамен. Не криви морду, это важно для меня, черт возьми! Может упасть самолет или меня поразит молнией. Ты мог бы, кстати, и подальше отойти для того, чтобы отправить естественные потребности, тут и так вся набережная засрана.»
Затем он достает странного вида нож и даже скорее кинжал. Оружие было явно намного старше своего обладателя, возможно даже, что в несколько раз. Сталь почернела, а и без того грубый декор покрылся вмятинами. Рукоять кинжала по размеру соответствовала ладони подростка, из чего можно сделать вывод, что народность породившая подобный клинок явно не была великаноподобной. Возможно даже, это были тибетцы, но автор, равно как и тот человек, что однажды утром задумчиво разглядывал этот предмет, сидя на набережной святого города, достаточно ленив для того, чтобы нести эту вещь специалистам и проливать свет на темное пятно. В любом случае, свое предназначение для автора вещь уже выполнила и потому теперь принадлежит другим людям
Так или иначе, но тем утром дворовому псу предстало быть свидетелем достаточно веселой картины: белый лысый человек после долгих размышлений берет в руки похожий на ритуальный нож и начинает методично пилить хвост волос, который ранее свисал с затылка и представлял собой единственную растительность на голове. Методично потому, что нож совершенно тупой и даже зарезаться им и то навряд ли представлялось возможным. Вероятно, стороннему наблюдателю может показаться, что этот человек разочаровался в кришнаитах, к коим себя причислял, и теперь с остервенением пытается избавиться ото всех атрибутов с ними связанных. Другим может показаться, что это очередной белый сумасшедший, которые тут в принципе никого не удивляют. Проплывающий по Ганге дельфин увидел расплывчатый силуэт на берегу, ни о чем не подумал и поплыл дальше.
В результате, справившись в остатками некогда обильной шевелюры, теперь уже почти совсем лысый человек взял в руки длинную прядь волос, посмотрел на нее какое-то время и положил на землю в небольшое углубление. Затем он взял сигарету, прикурил от спички и бросил ее в вырытую на земле ямку. Прядь нехотя загорелась и через какое-то время почти вся истлела. Дальше человек перемешал то, что осталось от волос с землей, зашвырнул что есть силы в священную реку и бодрым шагом взбежал вверх по ступенькам, чтобы через минуту раствориться в 50-градусном мареве на горбатых и пахнущих жизнью улочках. А еще через 10 минут его можно было заметить выходящим из лавки цирюльника. Его лысый череп бликовал под прямыми солнечными лучами и праздному бездомному псу пришлось прищуриться, перед тем как он совсем потерял его из виду.