Тэо › Непал навсегда

Мы въехали в Непал с юга. Поездом до индийского Горакхпура, оттуда на крыше автобуса до границы. В маленькой будке, больше похожей на временное жилье строителей, чем пост приграничного контроля, нам вклеили визы и пожелали good luck. В этом же городке, но уже со стороны Непала, Вадим Чиколовец, мой спутник в путешествии и известный энтомолог, спросил меня: ну и как, чувствуешь разницу с Индией?

Перемены сложно было не заметить. Здесь, в Непале, все казалось опрятнее и чище. Люди одевались аккуратнее, а архитектура была с претензией на стиль. Конечно, я сравнивал приграничную глубинку и поэтому не особо доверял своим ощущениям. Но чувство превосходящей цивилизованности и гостеприимности непальцев сохранялось на протяжении всей поездки. Повторюсь, речь идет о забытой богом глуши, в которой мне удалось побывать.

В Покхру мы добрались за полночь. Помню, как автобус уехал, пассажиры-непальцы разошлись в разные стороны, а мы с Вадимом остались стоять в кромешной, беззвучной тишине. Сориентировавшись, мы заметили растерянного туриста с большим рюкзаком, который, казалось, тоже пытается определиться с правильным направлением. Парень оказался евреем, путешествующим по Азии после армейской повинности. Познакомившись, мы втроем двинулись в направлении, которое Вадим посчитал правильным.

Покхра – довольно большой город. Через него тянется такая же длинная дорога, которая, хоть и была заасфальтирована почти полностью, показалась мне бесконечной. Виной тому был мой громадный рюкзак, под тяжестью которого я чувствовал себя перегруженным мулом. Но направление, в котором мы двигались, было правильным. Посреди спящего города особенно выделялся гэстхаус с ярко светящимися окнами. На плоской крыше расположилась шумная компания. Наш знакомый израильтянин, прислушавшись, узнал родную речь и решил остаться. Мы прошли еще несколько кварталов и, разбудив хозяев, поселились в одной из больших двухэтажных вилл.

Проснувшись на рассвете и подойдя к окну, я замер в изумлении. Метрах в пятидесяти от меня раскинулось огромное горное озеро пронзительно–голубого цвета, в котором отражались гигантские белые вершины. С веранды эти вершины были видны уже вживую, и эта грандиозность произвела на меня колоссальное впечатление. Позже я узнал, что одной из этих вершин был южный, самый высокий склон Аннапурны.

Не думаю, что громадные, великолепные в своей красоте горы могут кому-нибудь наскучить. Как пустыня или море, они по-своему прекрасны. Но тем утром, увидев их впервые, я был по-настоящему потрясен. Стоя на залитой утренним солнцем веранде, я знал, что мой приезд в эту маленькую горную страну был не напрасным даже в том случае, если я больше ничего вообще здесь не увижу.

Непальские Гималаи неповторимы в своем разнообразии. По мере передвижения по стране, они то приближаются, то удаляются, постоянно изменяясь и никогда не раскрываясь полностью. Кавказ и Альпы, Карпаты и Татры кажутся более «понятными», близкими и какими-то домашними. Гигантские, белоснежные Гималаи всегда на виду, но даже опытные путешественники часто гадают, в скольких днях пути находятся сейчас ближайшие восьмитысячники: два дня или две недели? Здесь, в непосредственном созерцании, очень естественным кажется представление о целой стране, другой части мира, лежащей там, вдали, где царствуют льды, ветер и снег.

Покхра – курортный город в европейском понимании этого слова. Большинство туристов останавливаются в относительно комфортных гэстхаузах недалеко от озера Фева, тусуются в ближайших ресторанах и барах, посещают этнические и не только магазины, совершают променады. Любители экзотических состояний курят траву, торговля которой служит дополнительным доходом для местных рикш. В последнее время в Покхре проводятся всевозможные тренинги по йоге, медитации, тантре и прочим дисциплинам, пользующимся спросом у западных обывателей.

Недалеко от города начинается знаменитая тропа вокруг Аннапурны. Дэвид Эттенборо, известный исследователь и автор многочисленных книг и фильмов о дикой природе, посетив ее несколько десятилетий назад, красочно описал обезьян, питающихся нектаром больших красных цветов растущих здесь в изобилии рододендронов. К сожалению, мне так и не удалось пройти по этой тропе, но те, кто прошел, в один голос говорят о чрезмерном давлении человека на этот популярный туристический маршрут.

Вадим, в профессиональную сферу интересов которого люди и их деятельность почти не входили, старался избегать крупных городов. Он с упоением носился с сачком по предгорьям, по вечерам подгружая меня рассказами о пойманных за день бабочках. Шумная Покхра никак не представляла для него энтомологического интереса, и мы перебрались в горы. Наш новый дом прижимался к скале на берегу живописнейшего озера Бигнес, а вдалеке так же величественно возвышалась южная вершина Аннапурны.

Если и говорить о сельской местности Непала, то она находится именно здесь. Окружающие озеро холмы были покрыты вперемешку как джунглями, так и вспаханными, но еще не засеянными рисом, террасами. Небольшие каменные домики местных крестьян ютились на склонах возле полей и казались разбросанными довольно далеко друг от друга. В вечерней мгле каждый из них светился тусклым светом. Рассвет, как и положено в сельской местности, сопровождался бодрым петушиным криком. Как-то во время ужина, созерцая умиротворенность окружающих холмов с нашей террасы, Вадим предположил, что еще лет сто назад здесь охотились тигры, а стада диких слонов паслись в поредевших нынче лесах. И те, и другие сейчас остались только в Читване, известном непальском заповеднике, сохранившем остатки дикой природы только потому, что был местом королевской охоты.

Мы провели здесь пять замечательных дней, один из которых еще долго будет гореть в моей памяти.

Как обычно, мы вышли сразу после рассвета. Солнце быстро поднялось вверх, и день обещал быть жарким. Поднявшись на невысокий перевал, мы увидели озеро Бигнес внизу и слева; с правой стороны было другое озеро, берега которого казались гораздо менее заселенными. Разделившись, каждый пошел своей дорогой: Вадим с сачком наперевес отправился исследовать дикие берега озера справа, а я стал спускаться к Бигнес лейк.

Начав продвигаться по берегу против часовой стрелки, я почувствовал в своем теле какую-то нервную энергию. Я знал, что это ощущение означает готовность к совершению сумасбродного поступка, выбор которого напрашивался сам собой: обойти озеро, вернувшись к дому с северной стороны. В моем распоряжении был почти целый световой день.

Береговая линия была сильно изрезана бухтами, которые приходилось подолгу обходить. Но это было лучше, чем участки джунглей, местами подступавшие к самой воде. Поднимаясь и спускаясь по склонам холмов, я понимал, что продвигаюсь слишком медленно. Как назло, ближе к обеду зарядил тропический ливень, превратив землю в настоящее болото. На кроссовки налипали целые гири грязи, которую приходилось постоянно счищать. Наконец, выбрав участок чистой травы на вершине холма, я решил сделать привал и просушить одежду. Как приятно было растянуться на дымящейся испарениями земле! Жаркое солнце наполняло теплом побелевшее за зиму тело, а легкий ветер не давал провалиться в сон. Я знал, что мне надо идти, но какая-то мягкая сила словно пригвоздила меня к этому месту. Совсем недавно я брел по склонам, проклиная все на свете, а сейчас испытывал всепоглощающее счастье.

Несмотря на высокую влажность, одежда высохла на удивление быстро. Перевалившее через зенит солнце подгоняло меня вперед. Сейчас я шел по вспаханным, но еще не засеянным террасам. Слева открывался замечательный вид на огромное озеро, напоминая о грандиозности моего сегодняшнего предприятия. Усталость брала свое, но я радовался, что нашел, наконец, не самую крутую тропинку.

Обогнув очередной холм, я остановился, как вкопанный. Тропа терялась в лежащей передо мной долине, а за ней возвышалась зеленая стена густого леса. Понимая, что отступать слишком поздно, я углубился в лес. Подъем был очень крутым. Опираясь и подтягиваясь с помощью веток и лиан, я удивлялся, как на таком, почти отвесном, склоне может расти такая обильная растительность. Несмотря на то, что продвижение вперед (точнее, вверх) требовало больших усилий, было интересно созерцать экзотические растения этой части леса. Кроме птиц, напуганных моим появлением, здесь явно были обезьяны. Они издавали много шума, но увидеть их так и не удалось.

Забравшись на вершину холма, я подумал, что могу участвовать в конкурсе на самого грязного туриста в Непале. Кроме всего прочего, мои носки были пропитаны кровью в результате нападения активизировавшихся после дождя пиявок. Но спуск оказался легким. Маршируя по склону вниз, я думал об участи человека, идущего в неизвестность. После самых сложных участков пути вдруг появляется возможность отдохнуть и расслабиться, и наоборот, когда кажется, что все идет гладко, впереди вырастает неожиданное препятствие.

Ближе к сумеркам я еле волочил ноги. По моим подсчетам, оставалось еще несколько часов пути, которые придется проделать в темноте. Борясь с усталостью, я обогнул очередной овраг и...застыл на месте. То, что я увидел, было самой лучшей наградой, которую можно было желать за день трудностей и лишений. Над потемневшими холмами возвышалась залитая ярко-красным светом заходящего солнца Аннапурна. От этого зрелища нельзя было оторвать глаз. Заснеженная вершина «горела» не больше минуты, затем побагровела и, наконец, погасла, опустившись в тень. Сильное возбуждение сменилось не менее сильным опустошением и печалью. Я ясно осознавал, что увиденная картина была самым сильным эстетическим переживанием за всю мою жизнь. Сев на ближайший камень, я заплакал.

Тэо, давно не было слышно от вас. Спасибо за заметки.

Тэо

Здорово, захотелось приобрести подобные впечатления. Пишите еще.

спасибо, что читаете:)

Тэо

Много воздуха, пространства в ваших текстах! Хочется ими дышать)

На следующее утро я почувствовал, что это место мне уже не особенно интересно, и уговорил Вадима уехать. Мы направились в Катманду, остановившись по дороге возле знаменитого индуистского храма Манакамана. Замечательный храм, красивое место... Но запомнилось мне оно тучей москитов, свирепствующих здесь всю ночь. Как я завидовал Вадиму, мирно спавшему во вкладыше спальника! Я попытался залезть в сам спальник, но понял, что при тридцатиградусной жаре в нем можно свариться. Так и хлопал себя всю ночь по голому телу.

Катманду, по сравнению с остальной страной, показался мне большим муравейником. Поселившись в туристическом Тамеле, приняв горячий душ и умяв сочный стейк с чипсами в ближайшем ресторане, я почувствовал, как сильно соскучился по комфорту. В столице Непала можно без конца бродить по многочисленным магазинчикам, предлагающим различные экзотические безделушки, посещать прячущихся в узких улочках рестораны и делать массу других безобидных вещей. Мне, например, нравилось торчать в изобилующих замечательными фотокнигами и картами книжных магазинах. И здесь, в Катманду, очень забавно наблюдать за иностранцами. Хотя, возможно, я просто соскучился за белыми лицами.

А еще Катманду – город знакомств. Казалось, что люди с европеоидными физиономиями здесь объяты взаимным притяжением. Многие ищут возможности поделиться своими азиатскими открытиями и узнать что-то интересное от других. Часто туристы путешествуют по Непалу без каких-либо заранее намеченных целей, и интересная информация, добытая во время случайных встреч, меняет их маршрут. А еще на улице в Тамеле мы встретили нашего израильского знакомого из Покхры. Вот уж мир тесен!

Но по мере того, как город поглощал нас своими соблазнами, Вадим становился все более мрачным. Здесь не было бабочек, и мы решили снова податься в горы. На этот раз наш путь лежал на восток.

Сидя у окна в большом местном автобусе и наслаждаясь умиротворяющими пейзажами пригородов Катманду, я и не заметил, как асфальт сменился брусчаткой, а брусчатка – грунтовкой. Ночью прошел ливень, и тяжелый автобус с трудом передвигался в грязи. Мы ползли вверх по гигантскому серпантину. Слева от нас была стена красно-рыжей почвы, а справа, с моей стороны – глубокий каньон, никак не меньше нескольких сотен метров. Высунув голову в окно в попытке разглядеть еле заметную полоску реки внизу, я вспомнил, что падающие в пропасть автобусы не такая уж редкость в Непале. Пытаясь не думать о плохом, я сел на место и посмотрел вперед. Сверху, навстречу нам, ехал другой автобус.

Дорога была слишком узкой для двоих, но вариантов не было. Постояв несколько минут друг напротив друга, водители решили, наконец, разминуться. Поняв, что наш автобус будет со стороны пропасти, я пришел в подавленное возбуждение. Впрыск мощной дозы адреналина был бесполезным: мне оставалось беспомощно сидеть в ползущей над пропастью железной банке.

Поравнявшись и стукнувшись друг об друга боками, автобусы остановились. Стало ясно, что на этом участке дороги они разминуться не смогут. Постояв еще минуту, наш водитель начал осторожно сдавать назад. И тут произошло самое страшное. Не проехав и нескольких метров, автобус, в котором я сидел, стал неуправляемо скользить вниз по жидкой глине. Сидя у окна, я с ужасом видел, что еще десять-двадцать сантиметров неуправляемого продвижения, и мой путь по этой земле будет закончен. Прекрасно помню мысль, или, скорее, желание, промелькнувшее в моей голове: только б уцелел паспорт. Сама жизнь, казалось, уже проиграна. Но вдруг мы остановились. Осторожно выглянув вниз, я увидел, что скольжение в пропасть остановил небольшой одинокий камень на самом краю обрыва. Если бы не он...

Автобусы, уже без пассажиров, разминались не меньше часа. Когда мы продолжили наш путь, Вадим поинтересовался, почему я такой тихий. Он, как и большинство пассажиров в салоне, так и не поняли, что были на волоске от гибели.

Мы с Вадимом протряслись в автобусе целый день и испытали большое облегчение, выйдя на свежий воздух в безымянной горной деревушке. Смеркалось. Холодный ветер заставил достать лежавший на дне рюкзака свитер. Вадим посмотрел на часы: 2090 метров над уровнем моря. Так высоко мы еще не забирались.

Это был совсем другой Непал. Природа здесь была более суровой, а люди, казались менее приветливыми. Найдя пристанище в маленькой комнатке из неоштукатуренного красного кирпича, мы открыли банку тунца и съели ее с большим количеством маленьких помидоров, купленных у хозяйки дома. Цивилизация, а вместе с ней и хорошая пища, снова стали от нас отдаляться.

На следующее утро, основательно утеплившись, я принялся разведывать окрестности. Выйдя из деревни и свернув с дороги, я понял, что не увижу здесь уже знакомых джунглей. Окрестные горы были покрыты темно-зеленым ковром рододендронов, лучше приспособленных к холодному климату. Возле троп встречались ступы и другие символы буддизма.

Небо, и без того пасмурное все утро, стало не на шутку темнеть, и я уже в районе обеда заспешил в гэст. Как раз вовремя. Небо стало почти черным, а дождь быстро перерос в град. Буря продолжалась не более двадцати минут, но лед падал по крыше с такой силой, что, казалось, началась война. Я переживал за Вадима, который пережидал непогоду где-то в другом месте. Оставалось надеяться, что он успел найти подходящее укрытие.

Распогодилось так же быстро. Я вышел из дома и не поверил своим глазам. Всюду валялись куски льда величиной с куриное яйцо. В доме напротив были выбиты стекла, а широкие листья банана, росшего возле входа, теперь свисали как тряпки. По реакции местных жителей я понял, что такой град для них тоже был в диковинку. Восторженные дети выбирали с общей массы крупные льдинки. Вадим, как выяснилось, прятался под самым большим деревом, которое смог найти, но это не спасло его от синяков и ссадин. Такого града он тоже не ожидал.

Следующей нашей остановкой был Чарикот. По дороге запомнились несколько спаленных и изрешеченных пулями армейских джипов, ржавеющих на обочине со времен гражданской войны. Сам Чарикот оказался теплым и солнечным. Переночевав, мы направились на север к деревеньке Сингате, которая, судя по карте, была конечным пунктом автобусного маршрута.

От Чарикота до Сингате каких-то несколько десятков километров, но ехали мы весь световой день. С первого взгляда на деревеньку было ясно, что туристы сюда почти не заезжают. Ни в каком другом месте не проводили нас такими любопытными взглядами, и даже прилипчивые непальские дети смотрели на нас как на инопланетян. Время здесь будто остановилось.

Язык не поворачивается назвать эти горы холмами. Деревня находилась на правом берегу полноводной горной реки, вдоль которой на север по глубокому каньону уходила натоптанная столетиями тропа. По ней в Сингате спускаются живущие в отдаленных селениях горцы, чтобы продать или обменять то немногое, что удается вырастить на высокогорье. Перенося за спиной десятки килограмм веса, они идут порой по несколько дней, с трепетом останавливаясь у каждой буддистской святыни. Здесь не знают о заработках на туризме. Даже электричество, из-за большой разбросанности по горам крестьянских домиков, выглядит несбыточной мечтой.

Но не стоит испытывать к этим людям сострадание или жалость. Нигде в Непале я не видел такого количества улыбчивых лиц, как здесь. Конечно, увидев вас на безлюдной горной тропинке, местный житель почти наверняка впадет в легкий ступор. Но очень скоро шок сменится искренним интересом. И можете не сомневаться – это будет улыбка человека, который не собирается на вас заработать. Само общение, искренний контакт человека с человеком, является здесь самой обыкновенной вещью. Люди здесь проще. Если человек настроен доброжелательно, это видно сразу. Если он злится, то тоже не считает нужным это скрывать.

Я же испытывал к жителям Сингате и окрестностей легкую зависть. Потому что у них есть Гауришанкар. Этот почти восьмитысячный гигант как бы оторвался от главной гряды Гималайских гор и был единственным, к чему мой взгляд постоянно возвращался. Двуглавая белоснежная вершина казалась гораздо ближе, чем Аннапурна в Покхре и, возможно, за счет этого обладала большим магнетизмом. Местные говорили, что от Сингате до ее подножия не более пяти дней ходьбы.

Для того, чтобы лучше рассмотреть Гауришанкар, я пробовал взбираться на ближайшие вершины. Но за горами были еще горы, а за ними еще. По мере того, как тело становилось выносливее и сильнее, мое психологическое состояние все больше погружалось в незнакомую мне меланхолию. Я не мог есть, не мог спать. Единственное, чего мне тогда хотелось, это поменять обратный билет из Дели на более раннюю дату, прийти домой и обнять любимую женщину, увидеть родителей и друзей. К сожалению, я понимал, что даже при самых благоприятных раскладах, это станет возможным не раньше, чем через две недели. Я оказался в ловушке и чувствовал себя на грани помешательства.

Это состояние продлилось несколько дней и крайне меня удивило. Теперь я считаю его скорее подарком судьбы, чем проклятием. Но тогда, в забытой богом гималайской глуши, я готов был идти пешком в привычные для меня городские джунгли, к близким мне людям. В маленькой непальской деревушке Сингате я утратил разделяемый и понятный мне мир, оказался в вакууме, который не смог заполнить. Там были поставлены под сомнения мои ценности и смыслы. Пяти дней хватило, чтобы свести к нулю мою стройную и комфортную жизнь.

Конечно, это не был вопрос жизни и смерти. Но те переживания с видом на Гауришанкар остались со мной навсегда. В этом, наверное, и есть главная особенность гималайского региона. Мы думаем, что едем смотреть на высокие горы, а они, в свою очередь, что-то меняют в нас самих.

Вернувшись в Катманду, я почувствовал себя значительно лучше. А после звонка домой и ужина в итальянском ресторане на крыше нашего отеля, жизнь и вовсе наладилась. Билет поменять на удалось и мне пришлось выбирать: провести оставшиеся несколько недель в Катманду или отправиться с Вадимом в индийский Сикким. Вначале выбор пал на Катманду. По-правде говоря, к тому времени я был по горло сыт утомительными переездами, быстрорастворимыми кашами и прочими прелестями жизни в непальской глубинке. Но на следующее утро, когда Вадим начал паковать свой рюкзак, я понял, что поеду с ним.

Мы ехали в сторону восточной границы. К полуночи я так сильно устал от езды по «фронтовым» непальским дорогам, что проспал как убитый всю ночь, откинув голову на дрожащий пластмассовый подголовник.

Проснулся я от того, что одежда на мне была мокрой от пота. Мы спустились с гор в Тераи, и тропическая жара вместе с высокой влажностью сразу дали понять, насколько комфортно было в непальских предгорьях. Солнце поднималось все выше, жара усиливалась. Величественных заснеженных пиков уже давно не было видно. Пограничный переход в городке Какарбитта оказался и вовсе символичным. Это был аномально длинный мост через почти высохшее русло некогда широкой реки. Обычно его пересекают на рикше, но мне захотелось пройти по нему пешком. Это была последняя дань уважения и благодарности, которую мне хотелось преподнести Непалу.

Здорово! Спасибо!

Сейчас, 12 лет спустя, хочется снова вернуться в Непал. Пожить месяц-другой в гэсте, скажем, в Покхре с видом на Аннапурну, или в Катманду. Заваривать китайский чай (или хороший Дарджилинг, накрайняк) в любимой гайвани или в исинской глине на просторной веранде... Не люблю холод, но лучше, чтобы была зима и заснеженные вершины искрились в звенящей прозрачности воздуха...

Главное, не пойти на поводу собственной гедонистической натуры и не оказаться в это время где-нибудь в Таиланде:)

Наконец-то повеяло духом настоящего приключения с риском для жизни. Есть ли фото?

Тэо, очень искренне и пронзительно! Спасибо!