Наверное есть какая-то мистика совпадений.
Солнечное затмение и смерть Лема.
Быть поляком в дружной семье народов, строящих коммунизм под бдительным надзором Варшавского договора и СЭВ, значило многое. Поляки блестяще держали традиционный имидж фрондеров, заложенный в корллективное бессознательное шляхетским гонором и доведенной до абсурда демократией сеймов. На моей памяти Советский Союз был для них излюбленной точкой опры, от которой они отталкивались, чтобы оставаться самими собой. Надо отметить, это им удавалось. Даже правоверные коммунисты умудрялись писать так, что закрадывались определенные сомнения в верности тому, чему они присягали. Хотя, конечно они просто были честны и пытались думать. Это была очень увлекательная игра, за которой русские (за остальных ручаться не берусь) наблюдали с плохо скрываемой симпатией. Польская фронда была по-французки остроумна и изящна, чем резко контрастировала с потенциальным бунтома-ля рюс - сумрачным, похмельным, бессмысленным и беспощадным.
Лем был протестантом другого сорта, иного порядка. Он был не против коммунизма, научной фантастики, современной литературы и глобального будущего, еще там Бог знает против чего. Современный мир предоставляет каждому комфортные условия для протеста, более того, протестующие даже положены по штатному расписанию, поскольку создают видимость плюрализма и демократии. Если есть глобализация - значит, должны быть антиглобалисты, которые ничего умного предложить не могут (так как совершенно не понятно, что это за зверь такой и как с ним бороться), зато в состоянии разгромить пару фешенебельных улиц и дать материал для изнывающих от скуки репортерам. Протест - всегда прекрасный пиар и бизнес. И увлекательная игра, реалити-шоу, в которой все роли распределены и известен финал. Ничего больше, чем материал для масс-медиа.
Он был просто За - за себя самого, за свой талант, за свое право мыслить, за право иметь собственное мнение, чего бы это не стоило (а это всегда обходится дороже всего). Как личность, настоящая личность, исходящая прежде всего из данного Богом (впрочем, не знаю, был ли Лем верующим - он всегда считал эту тему не предназначенной для публичного обсуждения), хорошо, не Бога, тогда природой, предназначения каждой личности развить до максимума заложенные с рождения задатки и идеи. Поэтому Лем, очень редко позволявший себе формальное проявление протеста, оставался одним из самых последовательных и упорных протестантов. Он не провоцировал подъем рейтинга продаж, он не рекламировал себя, он не играл роли в комедии масок современной культуры. Он вообще словно существовал в некой плоскости, которая имела мало точек соприкосновения с обычной жизнью.
Он не стремился в центр, на самую вершину, на первое место. Интересно, что было бы, если бы ему дали Нобелевскую премию? Иной раз, когда сопоставляешь безликий перечень лауреатов и настоящих писателей, которых миллион баксов и первая строчка в рейтинге обошли стороной, хочется сказать спасибо Нобелевскому комитету и лично шведскому королю за то, что того или иного прокатили на голосовании. В этом есть высшая справедливость.
Он был самим собой и вселенная послушно вертелась вокруг него. Демиург, творящий собственный мир, который открыт для тех, кто хочет в нем жить. Он играл по своим правилам. Он писал фантастику, которая не вписывалась в рамки жанра, он писал философские трактаты, которые увлекательнее развлекательного жанра, он писсал эссе, которые глубже ученых монографий. Он был всегда вне рамок. Он был волком во время облавы, вырвавшимся за линию красных флажков - за пределы инстинкта и обыденности - и те, кто верил в него, уходили за ним от погони смертельной скуки. Его упорно загоняли обратно при жизни, теперь набьют чучело из матерого зверя и поместят в музей с подробной разъяснительной табличкой, дабы наконец-то вместить Лема в какие-то рамки. Ни хрена, он вырвется и оттуда. Он сказал достаточно, чтобы разорвать любые оковы и проломить любые стены.
Когда дом забит книгами и они расползаются по подвалам и гаражам, приходится быть осторожнее в выборе очередного пылесборника. Ставить уже некуда. А если ставить - то что-то отправлять в дальний угол, на угасание и умирание. А книги этого не любят. Тем более, что все чаще обнаруживаешь, что это уже где-то читал. И неоднократно. Что делать, если писательство превратилось в пересказ классиков или конспектирование первоисточников. Вообще-то это дежа-вю, но в этот диагноз литературе имеет объективное обоснование. Но для Лема пора выделять полку. Самое время - больше он ничего не напишет. Больше ничего не добавит к тому, что мого сказать своим словом и своей жизнью.
Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется.
Слово Лема отзовется. Не сейчас и не завтра, потом, когда прорастет во что-то новое и неизвестное.
А пока Бог (опять же не знаю, какой именно) или просто мироздание почтили свое творение приличествующими похоронами.
Творение, оправдавшее труд Создателя по своему созданию - по образу и подобию.