Думали мы думали, куда же поехать из жаркой Алма-Аты в отпуск на пару недель и надумали – надо ехать на север. Ну не ехать же в еще более жаркую Турцию. На Иссык-Куль еще успеется. В общем, наш выбор Москва (недолго) и Питер (подольше).
Санкт-Петербург. Это имя как тонкий бутерброд с икрой. Вначале мягко со сливочным маслом, а потом лопаются икринки согласных на языке...
Приехали рано утром. Первое, что удивило – глубокое метро, на некоторых станциях отделяемые железными дверьми ЖД пути от самой станции. «Острожно, двери закрываются» - и ты остаешься дважды заперт с группой товарищей по несчастью. Товарищи себя явно несчастными не чувствуют. Те, кто постарше – в основном читают. Помоложе – спят или читают/играют, но уже на телефонах, геймбоях и других чудесах техники. Утро. Лица еще не усталые, но все-равно какие-то пустые. Жертвы мегаполиса? Но в Москве пару дней назад было больше живых лиц. Москва для меня уже не диковинка, но как-то и не интересно.
С первого взгляда Северная Столица вполне заслуживает название Культурной. «Будьте любезны, подайте во-о-он ту булочку хлеба. Спасибо огромное!». Опять же в метро люди читают. Но именно в Питере мне сильно бросилось в глаза нежелание молодежи уступать места «пожилым людям с детьми и инвалидам». Именно в Питере я столкнулся с такими явными проявлениями национализма, скорее даже шовинизма. Или, может быть, бродя по узким старым питерским улицам, наблюдая всю красоту самого города, ждешь что и люди будут так же красивы? Кстати, мне показалось, что северное солнце более бережно относится к женским лицам. Женщина в 50 лет в Ср.Азии выглядит старше своей питерской ровесницы лет на 10.
О, Солнце – это отдельный разговор. Южная ночь – это достаточно ранний закат, короткие сумерки и очень темная ночь, с миллиардами ярких звезд на небе. В горах, ночью, лежа на траве я мог часами смотреть в небо, провожая взглядом редкие спутники и еще более редкие самолеты. В Питере в июне ночи нет совсем. Солнце, часам к 11 уйдя за горизонт, оставляет после себя еще длинные сумерки, которые перейдут в белую ночь. В такую ночь хочется бродить по городу, наблюдать за разведением мостов, думать о вечном. Вообще, в городе на воде часто хочется сесть где-нибудь на скамейку, посмотреть вдоль реки. Тем более, что Нева – река с большой буквы. Понимаешь это, когда видишь как швартуются в ней большие океанские лайнеры, рядом с которыми Исаакиевский собор даже как-то теряется. И история-история-история... Эти улицы помнят Петра. Вот из этого домика уехал на дуэль Пушкин. Обратно он уже не вернулся. А в этой комнате дворца Екатерина Великая принимала графа Румянцева. Аврора уже не революционный крейсер, но крейсер первого ранга, один из немногих, огромной Тихоокеанской эскадры, уцелевший в русско-японской войне 1905г. Я не жил в городах, переживших Войну. В Ленинграде о войне напоминает слишком многое. После музея блокадного Ленинграда хочется жить. Просто жить, не заморачиваясь на побрякушках, вкусной жратве и дорогой выпивке. Тем более мне удивительнее видеть людей со свастиками в стране-победительнице. Правда, это уже город-герой Москва. В Питере такие молодчики как-то не попадались.
О вере. Я человек нерелигиозный в классическом понимании. Мне ближе учение Ошо или Кастаньеды, чем Православной церкви. Но, зайдя в две церкви в Москве, я был потрясен службой. Красиво пели, красиво ходили, красиво говорили. Нет не то. Не внешняя красота. Какая-то внутренняя гармония. Меня когда-то крестили в детстве, да и в церкви поле этого я тоже был. Но тут был что-то вроде культурного шока. Ладно я. Мой младший (4 года), именно он потянул меня во вторую церковь, «где так красиво поют».
Россия... До 8 лет я жил в России, в леспромхозном поселке. Я до сих пор люблю лес. Я люблю светлый березняк. Я полной грудью дышу в сосновом бору, что бы увезти этот запах потом с собой в Азию. Темный ельник, с поваленными деревьями и хвоей вместо травы на земле – он будит страшные детские сказки. С каждым моим приездом, я вижу как меняется Россия - она поднимается. Возможно, что спортивне достижения этого года - только первые ласточки, не за горами обещанный Ностардамусом "золотой век"