Год назад я нашла в своей библиотеке книгу «О психологии восточных религий и философий», где собраны некоторые работы Карла-Густава Юнга, в основном, доклады, предисловия к книгам и психологические комментарии к восточным духовным текстам. Мне почему-то эту брошюру подарили 10 лет назад и только сейчас, когда у меня появился интерес к восточной мифологии, я, кажется, начинаю кое-что понимать.
Сразу же некоторые страницы зацепили мое внимание. Хотя я не большой любитель читать все эти трактаты по восточной философии, да и по западной тоже. Но мне показались любопытными некоторые моменты, описанные Юнгом.
Например, этот:
«Наш ум воспринимает вещи, наш глаз, как говорит Готтфрид Келлер, «пьет то, что удержали ресницы от златой полноты мира». Мы делаем выводы относительно внутреннего мира на основании полноты внешних впечатлений. Мы даже выводим содержание внутреннего из внешнего согласно принципу: «нет ничего в рассудке, чего ранее не было бы в чувствах». В Индии этот принцип, кажется, не работает. Индийские мышление и образность лишь явлены в чувственном мире, но не выводятся из него. Несмотря на часто поразительную чувственность этих образов, по своей подлинной сущности они нечувственны, если не сказать сверхчувственны. Это не чувственный мир тел, цветов и звуков, не человеческие страсти, возрождаемые творческой силой индийской души в преображенной форме или с реалистическим пафосом. Скорее, это мир метафизической природы, лежащей ниже или выше земного, и из него прорываются в знакомую нам земную картину странные образы.
Если внимательно приглядеться к производящим необычайное впечатление воплощениям богов, представленным танцорами Катхакали с юга Индии, то мы не видим ни одного естественного жеста. Все тут странно, недо- или сверх-человечно. Они не ходят по-людски, но скользят, они думают не головой, но руками. Даже их человеческие лица исчезают за голубой эмалью красок. Знакомый нам мир не предлагает ничего хоть сколько-нибудь сравнимого с этим гротескным великолепием. Такого рода зрелище как бы переносит нас в мир сновидений - единственное место встречи с хоть чем-то похожим. Но танцы Катхакали или храмовые скульптуры никоим образом не ночные фантомы - это динамически напряженные фигуры, законообразные и органичные до мельчайших деталей. Это не пустые схемы и не отпечатки какой-то реальности; скорее, это еще не бывшие, потенциальные реальности, которые в любое мгновение готовы переступить порог бытия.
Тот, кто всем сердцем предается этим впечатлениям, скоро замечает, что индийцам эти образы кажутся не сном, а реальностью в полном смысле этого слова. Они и в нас затрагивают нечто безымянное своей почти ужасающей жизненностью. И чем глубже они захватывают, тем заметнее сновидческий характер нашего чувственного мира - мы пробуждаемся от снов нашей самой непосредственной действительности и вступаем в мир богов.
Сначала европеец замечает в Индии во всем явленную телесность. Но не эту Индию видит сам индиец, не такова его действительность. Действительность - это то, что действует. Для нас действенно то, что связано с миром явлений, для индийца действительна душа. Мир для него - видимость, его реальность близка тому, что мы называем сновидением».
В этих строках я увидела отражение того, чем меня так привлекает Индостан. Это невесть откуда взявшееся знание о запредельной реальности. Это абсолютное принятие того, чего не может быть. Когда мне осточертевает все вокруг: не радует ни лишняя сторублевка, ни вкусный обед, ни новый фильм, ни книги, ни созерцание красот природы, ни поход к друзьям - меня может вдохновить только одно - осознание того, что есть нечто ТАКОЕ, к чему у меня нет доступа, у меня нет опыта восприятия этого и нет ни малейшего представления об этом. Наверное, я могла бы получить этот доступ, если бы...
Когда-то давно мне приснился сон, будто бы я провожу время среди друзей на каком-то славном пляжике. Но вскоре я вижу, что пляж этот у моря - вовсе не то, за что себя выдает. Это просто какие-то бассейнчики с голубой прозрачной водой и дорожками, аккуратно выложенными плиткой и камушками. Это место освещено фонарями и украшено зелеными кустиками какой-то растительности. Между отдыхающими ходят что-то вроде официантов и разносят коктейли.
Вдруг я понимаю, что все это лажа и подхожу к большим металлическим воротам, у которых стоит охрана. Ворота находятся у края этого места. Я начинаю колотить в ворота и просить охранников выпустить меня. Я подбегаю к друзьям, пытаясь открыть им глаза на реальность, и подстрекаю на то, чтобы вместе свалить эти ворота и охрану заодно. Но, почему-то, никто меня не поддерживает.
Вдруг передо мной раскрывается картина того, что происходит ЗА воротами. То есть, это было то, что можно назвать визуализацией. Там огромное настоящее море, в темных глубинах которого таится и творится бог знает что, я вижу ржавые борты кораблей и низкое серое сумеречное небо, и еще полосу настоящего берега, с покосившимися соснами и обрывистыми берегами. Я чувствую ветер и ощущаю свободу. Но понимаю, что выйдя за ворота, окажусь не на корабле, нет, и даже не на плоту, а буду болтаться в воде, рассчитывая только на свои ноги и руки. И вдруг слышу внутренний вопрос: «Ты готова к этому? Ты готова отправиться туда?»...