Chickabiddy › Таиландия

Глава девятая - Записки из Сандалового Города

Заглянув случайно десятого февраля в паспорт, увидел, что в ближайшее время необходимо будет совершить очередной visa-run.

Длительное пребывание в Таиланде имеет некоторые особенности. Гражданам России разрешено находиться на территории Таиланда до 30 дней. После этого можно выехать за пределы Таиланда буквально на 2 минуты, въехать и снова получить право на месячное пребывание в Сиаме. Так можно поступать до бесконечности. Однако этот способ неудобен и довольно дорог. Поэтому люди, живущие здесь подолгу и не имеющие право, например, на визу класса non-immigrant, поступают следующим образом.

В соседнем Лаосе тайское консульство обычно без проблем даёт двукратную туристическую визу сроком на два месяца. Стоит она 2000 бат. Причём ещё за 1900 бат её можно продлить на месяц. В результате получается такая схема. Двухмесячная виза плюс продление её на месяц – 3900 бат, далее выезд, второй въезд по этой визе и снова схема 2+1. Итого – полгода. Далее цикл повторяется.

В прошлый свой визит в Лаос – в ноябре прошлого года – я по какой-то неизвестной мне причине вместо двукратной визы сделал однократную. Таким образом, вариант простого виза-рана сейчас отпадал, и мне снова предстояла поездка во Вьентьян. На самом деле, я был даже рад этому, поскольку те два дня в ноябре пролетели быстро, словно в тумане, и я не успел распробовать вкус и аромат Сандалового Города (Sandalwood City) – именно так переводится название Вьентьяна с языка лао. Вообще-то, правильно, конечно, произносить название столицы не Вьентьян, а Вьенг Чан, однако французы, чьей колонией был когда-то Лаос, переделали его на современный манер, таким оно и осталось.

И вот я снова в автобусе – ночь в пути. От Паттайи до приграничного Нонгхая ехать чуть больше одиннадцати часов. Дальше пересадка в международный автобус, ещё час и – здравствуй, Вьентьян.

Спал я плохо, внезапно проваливаясь в омут сна – странные картины затягивали меня в себя, обвивали, словно липкие щупальца гигантского спрута, делали участниками невероятных событий – и также внезапно возвращаясь в реальность автобуса, мчащегося по скоростной магистрали сквозь звёздную тропическую ночь. В наушниках плеера играл на ханге Дэвид Сваруп, и волшебные звуки, издаваемые этим инструментов, уносили далеко в прошлое и будущее, возвращали в настоящее и заставляли грезить. За окном ярко горели звёзды. Их яростный блеск напомнил мне о похожей ночи почти два года назад, когда я ехал на таком же автобусе из Ришикеша в Дхарамсалу. Тогда также ярко горели звёзды, а я смотрел на них сквозь давно немытое стекло автобуса и думал, что, может быть, те элементы, из которых состоят клетки моего тела, тоже когда-то были частью звезды. Или, быть может, станут.

Как там у «Алисы»:

Это над головой синяя даль

Ладит до звёзд мосты.

И я уверен, что когда-нибудь

Я стану лучом звезды.

Ну а пока там, где вечер туман

Ставит на дальний свет,

Я лечу по своей земле

Дорогой, которой нет.

В начале седьмого небо за окном порозовело, и спустя несколько минут выглянуло солнце. Сначала неяркое, необжигающее глаз, в серой утренней дымке, оно быстро набирало силу. Глядя на этот небольшой красный круг, думалось о том, какой же невероятной силой оно обладает, чтобы давать всем нам жизнь, чтобы согревать и освещать нас, живущих за сто пятьдесят миллионов километров от него!

Вот и Нонгхай. Билеты на ближайший международный автобус были все проданы, ждать следующего почти три часа не хотелось, я поймал тук-тук – или тук-тук поймал меня – и поехал к пограничному переходу у Моста Дружбы. Пограничные формальности, тук-тук уже со стороны Лаоса, и через полчаса я был уже у тайского консульства во Вьентьяне. Документы сданы, виза будет готова на следующий день, можно идти гулять. Правда, сначала надо найти гест-хауз, кинуть вещи. Уже во втором гестике, куда я постучался, были свободные комнаты, цена меня устроила – 60 000 кип или 225 бат за чистую комнату без окна, но с кроватью, столом, шкафом, стулом, вентилятором, душем и туалетом, с большим общим балконом, выходящим на ват на противоположной стороне улицы – мне кажется, это просто царские хоромы.

Столица Лаоса очаровывает и влюбляет в себя. На первый взгляд, после Бангкока или Паттайи она кажется большой деревней. Малоэтажная, неторопливая, неспешно текучая, словно Меконг, на берегу которого она и раскинулась. Вьентьян – это кораблик на волнах Меконга. Он качается на поверхности мутной воды, а та аккуратно несёт его к устью, в будущее. Сплетение стилей и времён – вот что такое Вьентьян, застывший и меняющийся, быстро и незаметно. Здесь на улицах коммунистическая символика, дети носят пионерские галстуки, а на улицах рекламные плакаты, пропагандирующие западный образ жизни, здесь многочисленные буддийские храмы соседствуют с барами и дискотеками, здесь фееричный калейдоскоп архитектурный стилей, и монументальная постройка в стиле сталинского ампира соседствует с изящным китайским или лаосским храмом, аккуратное здание, колониального тропического стиля стоит рядом с чистой воды хрущёвкой – и во всём этом нет противоречия, всё гармонично сплетается и живёт своей уникальной жизнью, в ритме, свойственном именно этому месту и именно этим людям.

Я бродил по улицам Вьентьяна, заходя то в один ват, то в другой, куда-то только заглядывая, где-то задерживаясь надолго. Слушал пение монахов, сидя в углу какого-то храма и неотрывно смотря на строгий, застывший в печальной отречённости лик Будды. Что же ты понял, царственный мудрец, что увидел там, в глубинах своего сознания? Я не могу остановить бег своих мыслей, не могу проследить их источник, но ведь он есть? А если опуститься дальше и глубже, что я увижу там? И что увидел ты? О чём ты умолчал, что не сказал? Я наблюдал за людьми, приходящими и уходящими, о чём-то просившими и просто отдающими дань уважения человеку, ответившему на главный вопрос жизни и смерти.

Я гулял набережной Меконга и смотрел на пламенеющий закат. Красный диск опускался за реку со стороны Таиланда, отражался в воде, и вода горела. А потом внезапно наступила ночь.

Ещё в прошлый свой приезд я распробовал один из символов современного Лаоса. Речь, конечно, идёт о Beer Lao – пожалуй, вкуснейшем пиве в мире, не считая, наверное, King Fisher'а.

Я сидел за столиком кафе на набережной Меконга, ел обалденно вкусный фалафель и пил свежайшее Beer Lao. После почти бессонной ночи, после полудневной прогулки по раскалённому Вьентьяну было так приятно сидеть, вытянув чуть гудевшие ноги, пить ледяное пиво и бездумно смотреть в темноту, которую ничуть не нарушали ни фонари, ни фары автомобилей, мотоциклов и тук-туков, ни яркий свет, льющийся бриллиантовыми потоками из дверей баров и кафе. Совершенно не заметил, как закончилась первая бутылка пива. Заказал вторую. Голова приятно потяжелела, охмелевший взгляд, не задерживаясь, перескакивал с предмета на предмет, иногда только буквально впиваясь в заинтересовавшие его предметы. Но чаще я откидывал голову назад и всматривался в ночное небо и, прежде всего, в те две звезды, что висели прямо над моей головой. Несомненно, звёзд было больше, но я видел только эти две. Словно глаза огромного существа, они смотрели на меня, и я потихоньку погружался в их мерцающее, скользящее сияние, растворяясь в нём, распадаясь сначала на отдельные клетки, затем на молекулы и атомы. Атомы тоже превращались во что-то иное...

С трудом я оторвался от этого взгляда, словно собака или кошка, повёл носом из стороны в сторону. У Вьентьяна, как и у любого другого города, свой запах. Костёр, опавшие мысли, хрустящие под ногами красные листья дерева, которое называется оленье ухо, затхлая свежесть реки, тончайший аромат кофе и -

сводящий с ума – круассанов... Я огляделся. Всё вокруг двигалось медленно, словно вместо воздуха пространство было наполнено массой, подобно киселю. Медленно, медленно. Отдельные движения фиксировались мозгом. Медленно. Вот мимо прокатился велосипедист. В какой-то момент колёса велосипеда замерли во времени-пространстве, катафоты блеснули и отразились в моём сознании, оставив там свой яркий образ. Что-то похожее произошло и с проезжавшим мимо автомобилем, и с костром уличного торговца едой. Языки пламени колыхнулись, протянулись в едином порыве к породившим их звёздам и так застыли. Я покачнулся...

Не помню, как дошёл до гест-хауза, как взял ключ, как открыл дверь. Помню, что, не раздеваясь, упал на кровать и провалился во тьму.

Так кто виной? Сандаловый ли город? Beer Lao ли?

Что-то уже несколько раз наталкивалась на цепляющие рассказы о Лаосе, и вы вот подкинули дровишек) в костер желаний)

chickabiddy

Записки из Сандалового города очаровали! Забиваю Лаос в штурманские карты.

Полностью согласна! вы настоящий писатель! Пишите еще!

Отлично пишете! Захотелось даже побывать в Лаосе. Возможно, когда-нибудь ветра странствий нас туда занесут и мы тоже будем смотреть на деревенские лаосские звезды!

Как хорошо ...

Думаю, что всё в совокупности. Надеюсь, костёр желаний не потух? ;)



Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Но это не про вас. :) Рад, что ветра странствий уже привели вас в Лаос.


Спасибо! И вдвойне спасибо за ваш рассказ о Пакистане, в своё время я прочёл его от корки до корки.

Я часто думаю – что же такое на самом деле сны? Картины ли жизни, на которые мы смотрели, но не смогли, не успели увидеть, а, может быть, просто не захотели; отражение ли реальности мира наших желаний – такой была бы Вселенная, будь мы её создателями; или, быть может, во сне открывается дверь в иные, параллельные миры, миры, отделённые от нас границей, становящейся прозрачной только в те мгновения, когда прекращаются бесконечные внутренние споры, когда мы погружаемся в тишину фиолетовой ночи? И почему здесь, в тропиках, сны отчётливее и ярче, контрастнее и динамичнее? Почему я просыпаюсь и не могу отделить вымысел от реальности, правду ото лжи? И где кончается правда, и где начинается ложь? Двойственность, сплетение реальностей – вот что такое сны; наверное, только в них человек становится самим собой и снимает бесчисленные маски, которые он носит в своей обычной жизни. Иногда от этого становится больно. В это же время я иногда вижу себя во сне со стороны, как будто есть я, идущий там, внизу, по пыльной дороге, и я, наблюдающий за этим путником. Эти два «я» взаимосвязаны и неразделимы, но каждый из них индивидуален и независим.

Впрочем, в крайнее время я стал видеть себя со стороны не только во сне. Часто стало возникать чувство, что за мной кто-то наблюдает. И этот кто-то - я. Одна моя часть что-то говорит, другая - слушает, потом они могут меняться местами. А потом возникает очень сложное и спорное чувство – кто же из них настоящий я?

Ночь была жуткой. Сильнейшая головная боль – последствие выпитого пива – разрывала меня на части. Ведь прекрасно знаю свою норму и знаю, чем грозит её нарушение – но вот, всё равно не сдержался. В голове ворочались гигантские камни, переламывавшие синапсы клеток головного мозга и спутывавшие жалкие их остатки в комок. Когда боль становилась совсем невыносимой, Морфей сжаливался надо мной и забирал в своё царство. Мне снились странные предметы, снились поезда и всевозможные виды часов. Часы кварцевые, часы песочные, часы солнечные, водяные, атомные. Часы наручные, карманные, башенные. Секундная стрелка часов на моей руке вращалась неумолимо и с всё возрастающей скоростью. В какой-то момент скорость её вращения стала настолько большой, что я перестал её замечать. Так сливаются и исчезают спицы колеса. Во сне путались причины и следствия, и казалось, что время и движется только потому, что вращаются стрелки часов. Останови стрелки – время перестанет существовать.

Отчётливо помню, как проснулся около 6:30. Только рассвело. Я вышел в коридор, а оттуда прошёл на балкон. Воздух был полон той очаровательной свежестью, которая бывает только ранним утром. Неуловимая прохлада, которая через несколько часов сменится изнуряющей жарой, звенела тишиной, в которую вплетались серебряными колокольчиками голоса неведомых птиц. В вате напротив монах сметал с дорожки опавшие листья дерева со странным названием deer's ear. И чиркание веника по дорожке было таким естественным для этого утра и для этого места, оно было его неотъемлемым их атрибутом, и без него не было бы и утра.

Пожалуй, я заснул на этом балконе, потому что, когда я снова посмотрел на циферблат, стрелки часов показывали четверть девятого. Я вернулся в комнату, принял душ и побежал завтракать. Ароматная чашка горячего шоколада, вкуснейшие круассаны, тающие во рту, быстро возвращали меня к жизни. День обещал быть хорошим.

Так и было. К обеду дошёл до тайского консульства, получил паспорт с визой. Взял в аренду велосипед за 10000 кип – чуть больше доллара – и поехал кататься по Вьентьяну. И если в Паттайе я обычно езжу быстро и агрессивно, порой выезжая на середину дороги, лавируя среди машин, делая резкие повороты, то в атмосфере Вьентьяна даже и не было мысли как-то ускоряться. Ноги крутили педали в том темпе, в котором им хотелось, и это был темп самой столицы Лаоса. Ноги крутили педали, крутились колёса, и моя тень проезжала по улицам. Иногда она останавливалась – наверное, в эти минуты я видел что-нибудь интересное, нажимал на тормоза, и тогда велосипед с жутким скрипом останавливался. Интересного было много, и иногда я проезжал всего лишь несколько десятков метров и снова останавливался. Вот небольшой рыночек, где продаются различные коренья и листочки. Мешки разной величины, банки, коробки стояли в тени огромного дерева, часть корней которого по неведомой причине оказалась на свободе. И создавалось впечатление, что корни дерева обнимают и защищают все эти бесчисленные коробки и мешки. Чуть в стороне на трёхногой табуретке сидит гадалка. Перед ней на картонной коробке из-под сигарет разложены карты. Напротив гадалки удобно расположились две небогатые женщины. Прорицательница что-то рассказывает им, а они увлечённо слушают, и кто знает, какие картины будущего открываются перед этими жительницами Вьентьяна? Вот, звонко щебеча, мимо пропорхнула стайка школьниц. В традиционных юбках-саронгах, в белых блузках, с аккуратно повязанными поверх пионерскими галстуками. Увидели меня и вдруг звонко рассмеялись. Рассмеялся и я. Так, улыбаясь, я скользил по улицам Вьентьяна.

Вечером я снова гулял по набережной Меконга. Не только я, но ещё и множество людей, которые каждый день провожают солнце. Сегодня его не было видно, оно тонуло в мягкой дымке. Та часть неба, где в это время должно быть солнце, сверкала ровными розовыми и сиреневыми цветами, словно кто-то смешал в стакане розу и сирень, взболтал в миксере, а потом пролили на небосвод. Сумерки постепенно сгущались, темнота смыкалась, окружала, становилась плотнее. Сиреневого становилось всё больше, к нему добавлялись фиолетовый, тёмно-синий и серый. Город окружали призраки ночи.

Как только начинает смеркаться на площади, что вдоль набережной, открывается маленький рынок. Сувениры, футболки, всякая всячина. И ещё там есть художественная мастерская. Люди сидят на маленьких неудобных табуретках вокруг тусклого света электрических лампочек и раскрашивают различные сувениры. Баночки, какие-то статуэтки, фигурки поросят и птиц из «Angry Birds». Всё это создавало такую по-домашнему уютную атмосферу, что хотелось там остаться на долгое время и просто смотреть и наблюдать.

Ужинал я в индийском кафе и выпил бесчисленное количество чашечек масала-чая. Познакомился с израильтянином, и мы говорили пару часов. Потом вернулся в гест-хауз и мирно заснул.

На следующий день я уезжал из Вьентьяна с отчётливым чувством, что ещё вернусь сюда. А перед тем как сесть в автобус, идущий в Удонтани, зашёл на рынок и накупил с десяток бутылок со змеями и скорпионами в спирте, чая и кофе. Пересекая границу, чувствовал себя контрабандистом и старался поменьше трясти рюкзаком. Но всё обошлось, и я благополучно вернулся в Паттайю.

Не все знают, что Бангкок на самом деле называется совсем иначе. Полное его имя - Крунг Тхеп Маханакхон Амон Раттанакосин Махинтараюттхая Махадилок Пхоп Ноппарат Ратчатхани Буриром Удомратчанивет Махасатан Амон Пиман Аватан Сатит Саккатхаттийя Витсанукам Прасит (กรุงเทพมหานคร อมรรัตนโกสินทร์ มหินทรายุธยามหาดิลก ภพนพรัตน์ ราชธานีบุรีรมย์ อุดมราชนิเวศน์ มหาสถาน อมรพิมาน อวตารสถิต สักกะทัตติยะ วิษณุกรรมประสิทธิ์ ) — что значит «город ангелов, великий город, город — вечное сокровище, неприступный город Бога Индры, величественная столица мира, одарённая девятью драгоценными камнями, счастливый город, полный изобилия грандиозный Королевский Дворец, напоминающий божественную обитель, где царствует перевоплощённый бог, город подаренный Индрой и построенный Вишвакарманом». И есть песня, посвящённая этому названию, с её помощью запомнить его очень просто.



Песня эта так очаровала меня, что с ней я засыпаю, с ней и просыпаюсь, напевая: "Крунгхтеп Маха Накхоооон..."

Глава десятая - О любви

Эта заметка о любви. Точнее, о чём-то, что, наверное, можно назвать этим словом, но что шире, мощнее, глубже. Мне не выразить это иначе.

Маленьким детям часто задают вопрос: «Кого ты больше любишь: маму или папу?» Дурацкий вопрос. Любовь, если она настоящая и безусловная, не может быть больше или меньше. Она есть, и всё, и больше ничего не надо знать, она просто есть. Любовь не зависит от времени и расстояний, не зависит от настроения и погоды, она безусловна и глобальна. Скажу даже, что она существует независимо от нас самих; мы – это её капли, мы сравнимы с каплями воды в океане. В какой-то момент капля начинает чувствовать соседей, потом соседей соседей, потом она осознаёт свою связь с самим океаном. В этот момент капля исчезает, и остаётся только океан в капле, и капля превращается в океан. Так и человеческое сердце.

Мы знакомимся с людьми, у нас появляются новые друзья. Но и старые не исчезают. Просто наше сердце растягивается, увеличивается, впуская к себе всё новые и новые лица, города, страны. И чем больше в сердце живёт любимых, тем больше становится места. Но какими же сердцами должны были обладать Христос и Будда!

У меня было странное знакомство с Таиландом. Были разные чувства. Но сейчас осталась только любовь. И Таиланд вошёл в моё сердце, как ранее в него вошли Россия и Индия, Венесуэла и Эквадор, Санкт-Петербург и Калининград. Таиланд и его жители живут теперь во мне так же, как и вы, мои дорогие друзья, как и многие другие люди, которых я даже не знаю и, может быть, никогда не узнаю.

Скоро, совсем скоро ждёт меня дальняя дорога, уже доносится её шум, пока ещё неразборчивый, уже клубится на горизонте её пыль, и где-то рождаются тучи, которым будет суждено пролиться тропическим дождём над моей головой. Всё это будет. Обязательно будет. А пока я здесь. Сейчас. И мне хорошо. И со мной весь мир, вся планета, вся Вселенная, которую я так люблю!

Свищет ветер, серебряный ветер,

В шелковом шелесте снежного шума.

В первый раз я в себе заметил,

Так я еще никогда не думал.

Пусть на окошках гнилая сырость,

Я не жалею, и я не печален.

Мне все равно эта жизнь полюбилась,

Так полюбилась, как будто вначале.

Взглянет ли женщина с тихой улыбкой —

Я уж взволнован. Какие плечи!

Тройка ль проскачет дорогой зыбкой —

Я уже в ней и скачу далече.

О, мое счастье и все удачи!

Счастье людское землей любимо.

Тот, кто хоть раз на земле заплачет,—

Значит, удача промчалась мимо.

Жить нужно легче, жить нужно проще,

Все принимая, что есть на свете.

Вот почему, обалдев, над рощей

Свищет ветер, серебряный ветер.

(С. Есенин)

Глава одиннадцатая - Отъезд

04.04.2012

Не оставляйте ничего важного на самый последний момент – можете не успеть! Впрочем, у русского человека это свойство живёт, видимо, в генах.

Сегодня вечером у меня автобус в Нонгкхай, сегодня вечером я скажу «до свиданья» городу греха и разврата, где прожил почти полгода. Странно, впереди дальняя дорога, может быть, самая дальняя из тех, что у меня были, но вот чувства, что я уезжаю, чувства прощания с местом нет – как будто я вернусь завтра-послезавтра, как будто это всего лишь очередной visa-run. Хотя, с другой стороны, что такое это путешествие, как не один большой visa-run – через несколько границ, со сменой часовых поясов, через себя, внутрь себя и к себе? А потом – получив заветную прямоугольную бумажку и штамп в паспорт – возвращение: «я, конечно, вернусь, я, конечно, вернусь, чтобы снова уйти на полгода».

Рюкзак был собран накануне, остались лишь мелкие вещи и туалетные принадлежности. Вчера был произведён расчёт с хозяином дома, и сегодня я просто захлопну дверь. Просто ли?

Решение об этой поездке было тяжёлым. То есть загорелся я быстро, но вот потом – сомнения и кол****ия одолевали меня. Более всего не хотелось выскользать из той уютной скорлупки, которая у меня здесь образовалась за эти почти полгода и вновь искать, стучаться в двери и искать нужную, искать ключ; не хотелось снова спотыкаться и падать, и вставать; не хотелось идти в ту туманную неизвестность, что лежала впереди. И хотя я нарисовал в голове картинку и ясно представил свою жизнь на ближайшие два-три года, всё равно было нелегко.

Возникали – как соблазны – новые варианты и обстоятельства, открывались новые возможности и так же быстро исчезали, сомнения и тревоги рассеивались и появлялись вновь. Всё же решение было принято, жребий брошен, и сегодня я уезжаю из Паттайи.

Осталось отвезти две сумки Пете, сдать их на хранение до моего возвращения в августе. Сумка и чемодан – на велосипеде за один раз не увести. Что же, то, что не увезёт велосипед, сделает тук-тук. Однако только я сделал шаг за ворота, ручки у сумки благополучно оторвались, и мне пришлось переформулировать: что нельзя увезти за один раз, можно сделать за два. Туда-обратно два раза – это около 40 километров, однако я совсем не ожидал, что мне придётся накатать в этот день больше 60-ти.

Выполнив второй рейс и заехав в офис попрощаться, я приехал в часовую мастерскую. У меня сломались часы, и перед отъездом хотелось их починить. В прошлый раз ремонт занял 40 минут и обошёлся в 450 батов.

- Мистер, приезжайте через 2 часа.

Я смотрю на экран телефона. 15:30. Через два часа – это 17:30. Хорошо, успею доехать домой, собрать всё, что ещё не собрано и вернуться за часами. Автобус в 20:30.

В половину шестого – минута в минуту – я в мастерской.

- Мистер, вы можете приехать завтра? Не было одной детали и мы ждём, когда её привезут.

- Нет, завтра не могу, я сегодня уезжаю.

- А-а-а. Тогда приезжайте через час.

Чёрт побери! Но что, что мешало мне отдать их в ремонт несколько дней назад? Но делать было нечего. И где-то надо провести этот час. Эврика! Недалеко живут Вера с Лёшей! Ура!

Приезжаю. Друзья дома, и мне хорошо здесь. За чаем и разговорами час пролетает быстро, и вот я снова у часовщика. Жду минут двадцать, и всё в порядке. Застёгиваю браслет, прыгаю в седло и быстро-быстро набираю скорость. Горка! А плевать! Еду по Третьей улице, вот перекрёсток с Центральной, где мне нужно повернуть направо. Дорога перекрыта, и даже на велосипеде не проехать. Так... Словно Паттайя хочет удержать меня, не пускает. Нет! Сворачиваю на улочку, параллельную Центральной и вылетаю на Сукхумвит. Здесь адское столпотворение машин, гигантская пробка. Сотни или даже тысячи рычащих автомобилей и мотоциклов, с жадными горящими глазами, бьющих словно лезвия сквозь тебя, струйки выхлопных газов, вьющихся верх и клубящихся над улицей. Это был ад! Я лавирую среди машин, протискиваясь, проползая, пролезая. Пот льёт ручьём. Поверхность рук и ног покрыта тонким слоём влаги, капли пота стекают со лба. Так не бывает даже в бане!

Наконец я влетаю в ворота дома. Душ, отдать велосипед, засунуть туалетные принадлежности в рюкзак – в путь!

Окидываю глазами дом, где я прожил эти полгода – хорошее время! – «Спасибо тебе! Мы ещё увидимся, быть может».

Автостанция, автобус, самый последний ряд, место у прохода. С потолка, точнее, с кондиционера над головой, падают редкие капли. Но я заворачиваюсь в плед и ничего не замечаю.

...нет заботы иной, чем быть,

нет родни родней, чем дорога.

(Пабло Неруда)

Здесь "Таиландия" заканчивается - пока, но совсем скоро начнутся другие истории.