|
Есть у меня такое свойство, которое в путешествиях по странам Азии мне сильно мешает. Свойство это – пунктуальность. Если, допустим, мне назначена встреча в 10.00, то я и приеду к 10, а то и пораньше минут на 5 - 10, чтобы не опоздать. Как-то оно само получается – хоть убей, не могу себя исправить. У нас и в России-то это не всегда полезно, ибо как говорилось в одном фильме "в нашей стране если назначено на десять – дай Бог, к двенадцати соберутся". Это выражение еще более актуально в Азии. Я это знаю, но ничего поделать с собой не могу.
Вот и в этот раз, отъезд из Кабула был назначен на 8 утра – я соответственно был к этому времени уже сто раз готов. Мои новые знакомцы должны были заехать за мной на машине. В результате они немного опоздали – приехали к 12 дня. Шакир сказал, что была планерка и все такое прочее. Мое настроение уже прошло все возможные стадии кипения и остывания, так что к моменту отправления я уже был вполне спокоен. "Вы сказали в отеле, куда поехали?" – спросил он меня. "Да", – на всякий случай соврал я, ибо о своих знакомых знал пока еще немного, но и в отеле особо не распространялся о своих планах. Как звали второго товарища, который вел машину и был начальником Шакира, я сейчас и не вспомню. Помню, что он знал английский, а по-русски - буквально несколько слов, а также, что какое-то время вел бизнес в Алма-Ате – торговал куртками. К ним присоединился еще один афганец, как потом выяснилось тоже работающий в этой турфирме в должности что-то вроде "второй помощник третьего конюха". Иначе говоря, его должностные обязанности мне были не совсем понятны. Звали его Тор, и был он очень добродушен и улыбчив, других языков кроме фарси не знал, поэтому общаться мы могли только улыбками. В такой вот тесной компании мы и выехали на Тойоте Королле 96 года выпуска в Мазари-Шариф.
За Кабулом вдоль дорог пошли виноградники, огороженные низкими заборами из глиняных кирпичей. Как сказал Шакир, в те времена для советских военных колонн такие районы были очень опасными. Духи обстреливали наших, после чего скрывались в сплошном ковре виноградников – понять, откуда стреляли, и куда скрылись эти стрелки - было практически невозможно. Тут я увидел первое подтверждение его слов и первый "памятник" той войне – остов подбитого БМП без башни. Башня лежала невдалеке в небольшом озерце...
В дальнейшем такие вот "памятники" встречались вдоль дорог довольно часто. Ржавые подбитые танки в оврагах, остатки цистерн от "наливников" (бензовозов), БТР – количество всего этого резко увеличилось после перевала Саланг. И при этом, как утверждал Шакир, очень много подбитой техники уже с обочин убрали и сдали на металлолом в Пакистан. А кое-что афганцы приспособили под свои повседневные нужды – к примеру, видел пару раз, что гусеницы от танков присыпали землей и использовали в качестве лежачих полицейских при въезде в населенные пункты.
Мы остановились возле одного подбитого 72-го, который стоял, накренившись, возле самой дороги. Рядом паслась корова, мимо проезжали, шурша шинами, автомобили. Пока я снимал его на камеру с разных сторон, к нам подошел из соседней деревни какой-то седобородый старичок в чалме – типичный восточно-мусульманский дедушка. О чем-то побеседовал с моими спутниками, я завершил свою съемку и мы отправились дальше. После чего мне передали смысл разговора – этот благообразный старичок сказал, что воевал тут с русскими и этот танк подбил он. "Интересовался, чего Вы тут снимаете. Мы Вас представили как норвежского журналиста", - сказал Шакир.
Хочу заметить, что это был единственный случай, когда мне пришлось там скрывать свою национальность, и то не по своей воле. В остальном же я всегда честно говорил, что я русский. И нигде с этим проблем не возникало. На шею, конечно, с объятиями не кидались, но и враждебности не проявляли. Нередко слышал в ответ фразу: "Русия – гуд, Америка – нот гуд".
Недоумение, которое у меня появилось во время передвижения от кабульского аэропорта до отеля, в дороге до Мазари-Шарифа продолжилось. По-прежнему признаков того, что в этой стране ведутся активные боевые действия, я не встречал. Признаки эти, по моему разумению, должны были выражаться в виде многочисленных танковых колонн, блокпостов и различных военных товарищей с автоматами наперевес через каждый километр. Такие признаки мне встретились за все время пути только дважды: в ту сторону я увидел французский патруль на двух бронемашинах, а на обратном пути нам повстречалась колонна германской техники, в виде нескольких БТРов. Причем германцев я увидел еще издалека и уже навострил уши и камеру, чтобы сделать красивый кадр, но мои спутники очень-очень быстро попросили этого не делать, ибо была велика вероятность, что военные люди сначала выстрелят, а потом будут уточнять, в кого они попали, и зачем этот кто-то снимал их на камеру. Это было бы весьма печально, если бы такое случилось, поэтому съемка вышла немного скомканной.
Зато увидел очень много других признаков, ярко характеризующих жизнь в этой стране, тех признаков, которые беспокоили меня еще до поездки больше всего. Я говорю о минах. По некоторым данным их в стране насчитывается 20 миллионов – по одной на каждого жителя. Ставили их в течение многих лет все, кому не лень, и когда эту землю очистят от этой опасности – фиг знает. Если возле Кабула с этим делом вроде бы полегче, то за Салангом – труба. Вдоль дорог очень часто можно видеть камни, окрашенные красной и белой краской – так обознаются минные поля. С этими минами у меня вышел один эпизод, который продемонстрировал мне ярко, что значит просто знать о чем-то, а что значит, иметь по этому поводу какой-то опыт.
Уже на обратном пути в Кабул мы остановились возле очередного остова подбитого БТРа. Я отправился снимать его на камеру, при этом четко помнил прочитанные в Интернете советы Жарова - близко к технике подбитой особо не походить, и вообще, где попало не гулять. Про обозначения мин я тоже знал. Но до этого я их мог обнаружить, только если мне их показывал Шакир. Так вот, отсняв БТР, я подумал, а не обойти ли мне его с другой стороны и снять с другого ракурса – со стороны расположенных невдалеке развалин какого-то дома. Я повернул голову влево, и тут же глаз зацепился за красное пятно на камне в десятке метров от меня. В первые доли секунды пришла мысль, что это что-то знакомое, затем в другие доли секунды пришло узнавание: "Мины!" Тут же мысленно провел от камня к себе линию и обнаружил, что как-то очень нехорошо эта линия заканчивается где-то в метре ЗА мной...Я очень аккуратно отошел назад.
Тут нужно сказать, что заминированность территории для меня осталась не особо выяснена, потому как что-то там на стене здания было написано – то ли есть мины, то ли нет – так и не понял. Но для меня это было не главное. Главное чувство, которое я испытал в то время, я запомнил отчетливо – это было чувство жуткой обиды, обиды на себя: "Блин... Я же знал, что нужно быть аккуратнее и смотреть, куда идешь! Знал, а все равно чуть не попал!" И было ощущение, что все может измениться в одну секунду, и никакие твои знания, неподкрепленные опытом, не помогут. Зато после этого я очень четко стал выцеплять взглядом все эти минные обозначения – вот они, и вон они, и вон еще. То, что раньше глаз просто пропускал мимо, теперь улавливал сразу. Причем уже после, в обжитых горах Пакистана, я с большим подозрением посматривал на белые камни, которыми просто огораживали и обозначали тропинки в некоторых местах. Дуем на воду, дуем...
Дорога до Мазари-Шарифа заняла часов 6 или 7 с остановками. Ехать там около 400 км, причем дорога довольно приличная – практически везде лежит асфальт. Только кое-где он разбит. В тоннеле на перевале Саланг, правда, колдобин хватает, ну оно и понятно – его подорвал в конце 90-х Масуд, чтобы преградить дорогу наступающим талибам. В 2002 году тоннель расчистили, причем с помощью специалистов из нашего МЧС. По тоннелю и по дороге идет довольно активная движуха – очень много забитых под завязку грузовиков, в том числе идущих транзитом из соседних стран. А недалеко от Саланга я с удивлением обнаружил пасеку! Где там пчелам собирать мед, я не понимаю, так как камней там явно больше, чем растительности. Но, тем не менее, мед там очень вкусный.
Кстати, с медом связан забавный эпизод, который произошел, когда я уже улетал из Афганистана. Мой рюкзак "просветили" на посту безопасности перед входом в аэропорт, после чего военный спросил меня, что за две бутылочки у меня там лежат. "Коньяк? – спросил по-английски он. – Соус?" А у меня, как на грех, тупняк – забыл как "мед" будет на англо-буржуйском языке. Из положения я вышел гениальной фразой: "Do you know мед?" В ту же секунду проверяющий утвердительно кивнул головой и махнул рукой – вали дальше...
Да, и еще несколько слов о растительности. Афганские пейзажи большим присутствием зелени не отличаются, но в то же время фруктов и иже с ними в этой стране продается немало. В Кабуле я покупал манго, по дороге в Мазари-Шариф – орехи и сушеную ежевику, вкуснейшие персики, абрикосы, а также инжир, который буквально тает во рту. Инжир, кстати, продают завернутым в листья – его выкладывают по кругу и заворачивают так, что получается что-то типа лепешки из листьев. Я долго не мог понять, что за зелеными штуковинами машут многочисленные мальчишки вдоль дороги недалеко от ущелья Таш-Тар-Ган. В общем, обильна земля афганская всякими фруктами, несмотря на свою казалось бы бесплодность...Где это все растет – непонятно. Парадокс.
|
