В Индии создана модель самоуправления, которая могла бы возникнуть в КНР в случае предоставления Тибету реальной автономии. Сегодня это никем не признанное государство без территории пытается заново выстраивать отношения как со своими подданными, так и с властями Индии и Китая
По моей просьбе Топдён Тинлей набирает несколько телефонных номеров, но все абоненты молчат. Накануне около ста молодых тибетцев в очередной раз попытались взять штурмом китайское посольство в Дели. Многие были арестованы индийской полицией.
«Вообще-то, я против любых насильственных акций. Проблемы должны решаться мирным путем», — Топдён работает в официальном тибетском культурном центре Tibet House и старается держаться миролюбивой линии далай-ламы. Tibet House сегодня выглядит настоящим островком спокойствия посреди бушующей тибетской диаспоры в Индии. На третьем этаже в библиотеке двое мужчин среднего возраста погружены в изучение рукописей на тибетском языке. На втором скучает смотрительница крошечного музея — судя по записям, здесь бывает не более двух-трех человек в день.
По официальным данным, за границами КНР проживает около 140 тыс. тибетцев, 100 тыс. из которых обосновались в Индии, где находится и официальная резиденция далай-ламы Дхармсала. Несмотря почти на полувековое изгнание, индийские тибетцы сумели сохранить культурную идентичность и даже выстроить модель государства — со своим парламентом, налогами, удостоверениями личности, правительством и премьером. Вероятно, это лучшее из всех видов государственного устройства, которое удавалось создать тибетцам за все время существования этого народа, но и оно сегодня сталкивается с серьезными проблемами.
Тибетцам в изгнании, так же как и их соотечественникам в самом Тибете, приходится искать компромисс между сохранением традиционных ценностей и необходимостью интеграции в более динамичную и современную окружающую культуру. Кроме того, возросшая политическая активность тибетцев постепенно превращается в проблему для индийских властей, обостряя и без того непростые отношения между Дели и Пекином.
Государственный строй
«Бюджет нашего государства очень большой, это много тысяч долларов», — депутат тибетского парламента Цэтэн Норбу важно кивает головой. В парламенте Норбу представляет непальских тибетцев, в Дели он прибыл для координации антикитайских протестов и демонстраций.
Парламент собирается всего два раза в году — в марте, когда утверждается бюджет на текущий год, и в сентябре — для обсуждения других вопросов. В другое время в Дхармсале остаются лишь 10 из 49 депутатов, которые получают зарплату, остальные занимаются собственными делами. Норбу, например, преподает в Тибетском университете Катманду.
Демократические преобразования в тибетской общине начались в 1996 году, когда впервые прошли прямые выборы парламента в изгнании. Изменилась и процедура формирования кабинета министров — все кандидатуры стали утверждаться депутатами. В 1997 году далай-лама предложил провести референдум об отношении к Китаю. До референдума, правда, дело так и не дошло, вопрос был урегулирован после опроса общественного мнения и единогласного решения тибетского парламента — вместо требования о полной независимости от КНР официальные представители тибетцев в изгнании начали добиваться предоставления широкой автономии в составе Китая.
В 2001 году у тибетцев прошли первые прямые выборы премьер-министра. Сам далай-лама теперь называет себя лишь «советником» официальных руководителей, хотя, безусловно, он до сих пор остается реальным лидером тибетцев в изгнании. Во всяком случае, открыто бросать ему вызов пока осмеливаются лишь немногие наиболее радикально настроенные по отношению к Китаю тибетцы.
«Учебные программы, а также культурные или просветительские мероприятия финансируются за счет пожертвований из многих стран мира, но госаппарат существует исключительно благодаря налоговым поступлениям от тибетцев», — поясняет в беседе со мной глава представительства тибетского правительства в изгнании в Дели Темпа Церинг. Тибетское государство руководствуется национальным признаком при отборе подданных, инородцу стать «гражданином» невозможно. Обычные тибетцы в изгнании отдают в бюджет полтора доллара в год, тибетские бизнесмены добровольно перечисляют еще 5–10% от чистой прибыли.
Тибетские анклавы достаточно широко разбросаны по территории Индии. В Дхармсале проживает лишь 12 тыс. тибетцев, в Дели — 5 тыс., в южных районах Индии — около 40 тыс. Связующей нитью становится система образования, через которую проходит большая часть тибетской молодежи. «В Индии существует около двухсот школ с образованием на тибетском языке», — рассказывает заместитель декана Института высших тибетских исследований г-н Самптен. Ежегодно они выпускают около тысячи человек. Среди учеников немало недавних беженцев из Тибета.
«Ежегодно в Индию переходит около двух с половиной тысяч тибетцев, большинство из них дети и молодежь, которые специально приезжают на учебу», — говорит Темпа Церинг. Отучившись, многие возвращаются обратно — налаживать жизнь на родине и помогать родителям.
Союз стариков и молодежи
Большинство индийских тибетцев родились уже в изгнании. Тем, кто помнит время до «мирного освобождения», сегодня уже далеко за шестьдесят. Известный среди делийских тибетцев философ Сонам Цундуп бежал из Тибета в возрасте двадцати двух лет весной 1957 года — за два года до далай-ламы.
«Я из семьи богатых землевладельцев с востока Тибета, китайцы стали нас сильно прижимать, и мы решили бежать, не дожидаясь дальнейших репрессий», — рассказывает он. С Сонамом ушли еще девятнадцать мужчин. Сначала на грузовике доехали до Лхасы. Потом двадцать дней шли через горные перевалы к китайско-индийской границе. Женщины и дети остались дома, они бы не выдержали тягот пути.
Первые новости о родственниках Сонам получил лишь в 1981 году. Сначала переписка шла через Швейцарию, потом были налажены прямые контакты. Сестра и мать умерли «в неволе». Оставшийся в Тибете брат в конце 80−х тоже перебрался в Индию.
Позиция Сонама характерна для многих коренных тибетцев — он хотел бы вернуться, но не намерен получать визу от китайских властей. Сегодня он настроен весьма решительно. «Если мирный путь не работает, мы имеем право на силовые действия. Это наша земля, я поддерживаю любые акции», — говорит Сонам.
Несмотря на почти полувековое изгнание, индийские тибетцы сумели сохранить культурную идентичность и даже выстроить модель государства — со своим парламентом, налогами, удостоверениями личности, правительством и премьером
Главным возмутителем спокойствия в тибетской общине считается Тибетский молодежный конгресс. «Среди двухсот арестованных за нападения на китайское посольство сто сорок членов нашей организации», — с гордостью рассказывает мне один из лидеров конгресса Кончок Янфел. Мы встречаемся на Джантар-Мантар — район вокруг этого индийского астрономического памятника XVIII века в последние две недели стал центром тибетских акций протеста. С середины марта здесь проходит бессрочная «голодовочная эстафета». Тибетцы голодают по 12 или по 24 часа, сменяя друг друга каждые сутки. Даже днем в рабочий день здесь собирается несколько десятков человек. «У нас небольшой бизнес в Дели, но мы пришли, чтобы выразить наше возмущение», — молодой человек с повязкой «free Tibet» на голове просит не называть его имени.
Тибетский рынок в Дели, кстати, закрыт уже две недели. Торговцы таким образом выражают свой протест против действий китайских властей.
Я спрашиваю Кончока о разногласиях с далай-ламой по вопросу независимости Тибета. Он говорит, что это нормальная ситуация в демократическом обществе. «Готовитесь ли к боевым действиям? Есть ли лагеря подготовки?» — эти вопросы ставят Кончока в тупик. Сначала он говорит, что «военизированных подразделений нет», потом — «лучше напишите: без комментариев». Союз тибетской молодежи, объединяющий четверть тибетцев в изгнании, пытается выдержать имидж таинственной, но мощной структуры. Ведь в последние недели он пользуется спросом у журналистов — в визитнице представителя союза карточки большинства ведущих западных СМИ.
Нулевые шансы
«Партизанская война в Гималаях? Не смешите меня, это невозможно», — мой собеседник генерал индийской армии в отставке Винод Сайхал в начале 90−х командовал индийскими подразделениями на границе с Китаем и хорошо знает местность, о которой идет речь. Несколько месяцев назад его пригласили в Дхармсалу встретиться с активистами Тибетского молодежного конгресса. «Они все спрашивали меня, что они реально могут сделать. А что я скажу? У них нет ни единого шанса», — говорит генерал.
По его словам, в Гималаях действительно существуют районы, неподконтрольные ни китайским, ни индийским властям, но выжить там могут лишь местные жители. Родившиеся в Индии тибетцы просто не готовы вести активные действия в таких условиях. Для этого необходима очень хорошая горная подготовка. «Кроме того, им нужна будет надежная база в Индии, а индийские власти никогда на это не пойдут», — уверяет г-н Сайхал.
Среди тибетцев есть люди с приличным военным опытом, но с каждым годом их становится все меньше. В 60–70−х годах прошлого века тибетцев активно вербовали в ряды так называемых ладакских скаутов — полувоенного объединения, базировавшегося в Ладаке, одной из частей беспокойного Кашмира. Кроме того, в 1962−м были созданы Special Frontier Forces, состоявшие почти полностью из тибетцев и поначалу занимавшиеся патрулированием индо-китайской границы, а затем и проведением различных антитеррористических операций. Но в последние годы все меньше тибетцев выбирают тяготы военной жизни. «Индийские тибетцы больше не горят желанием вступать в эти подразделения, их больше привлекает мирная деятельность», — утверждает Винод Сайхал.
«Это все слова. В сердцах тибетской молодежи бушует ярость, которую можно понять, но шансы на успех военных действий равны нулю», — заключает индийский военный.
Между Дели и Пекином
Но даже без военной составляющей тибетский вопрос постепенно превращается в проблему в отношениях между Дели и Пекином. После первого штурма китайского посольства в Дели китайский МИД вручил послу Индии в КНР ноту. Причем китайцы вызвали посла на ковер в два часа ночи, что обернулось бурей протеста в индийских СМИ и... молчанием со стороны индийских властей.
«Мы будем и дальше придерживаться заявленной позиции. Мы рады видеть далай-ламу в Индии, но не хотели бы, чтобы его присутствие осложняло отношения между Дели и Пекином», — заявил «Эксперту» высокопоставленный источник в индийском правительстве. В соответствии с соглашением между далай-ламой и индийским правительством духовный лидер тибетцев обязался не заниматься политической деятельностью на территории Индии. Сегодня это соглашение выполнять все труднее и труднее.
Эскалация ситуации в Тибете привела к новому раунду общественной дискуссии вокруг пограничных споров между Китаем и Индией. После индо-китайской войны 1962 года Китай занял территорию, которую Индия до сих пор считает своей. Ряд экспертов предлагает использовать тибетский вопрос для давления на Китай — Центральная тибетская администрация в изгнании в целом согласна с индийскими территориальными требованиями. Индийские газеты регулярно сообщают о маневрах китайских войск вдоль «линии актуального контроля» (так реально сложившуюся пограничную линию называют и в Дели, и в Пекине) и даже о частых вылазках китайцев на индийскую территорию. «Я видел китайскую территорию с вертолета, они вырубили все леса в радиусе нескольких километров и создали очень мощную военную базу. С индийской стороны все намного скромнее, мы думаем об экологии», — рассказывает Винод Сайхал.
«Тибетцы мешают нам выстроить наконец нормальные отношения с Китаем. Они наши гости и должны вести себя подобающе», — говорит мне владелец небольшой фотостудии в центре Дели. Сегодня тибетцы защищены высочайшим авторитетом далай-ламы, которого в Индии многие считают «вторым Ганди». Но далай-ламе уже семьдесят два, и он не вечен. После смерти духовного лидера положение тибетцев в Индии может ухудшиться — во всяком случае, им вряд ли позволят продолжать агрессивные акции протеста.
Еще хуже ситуация в Непале, где находится второй по величине после Индии тибетский анклав. По данным индийских СМИ, наведением порядка в Катманду занимаются в том числе и китайские военные, переброшенные туда из западных районов Китая. Здесь антикитайские демонстрации подавляются намного жестче, чем в Дели.
Вопросы интеграции
Сегодня тибетская община застыла между Китаем и Индией. Большинство тибетцев отказывается от получения индийского гражданства, предпочитая официальный статус беженцев, — так они сохраняют моральное право на возвращение.
«Существует негласный барьер, мешающий отказаться от статуса беженца. Если ты не беженец, то уже и не совсем тибетец», — поясняет депутат тибетского парламента в изгнании Юдон Аукацанг. Разбросанные по огромной Индии тибетские поселения стараются всеми силами сохранить свое культурное единство. Очень часто это идет в ущерб интеграции в индийское общество — многие тибетцы почти не пересекаются с индийцами и плохо говорят на хинди. Отсутствие индийского гражданства закрывает им возможности для работы в государственных органах или занятий, связанных с регулярными международными поездками.
До 1996 года преподавание в тибетских школах велось в основном на английском языке, но сейчас до пятого класса используется только тибетский. В ближайшие годы тибетские власти собираются расширить преподавание английского языка. «У выпускников тибетских школ обычно очень плохой английский. Это превращается в проблему при поиске хорошей работы», — утверждает вице-президент студенческой ассоциации тибетцев Лобсанг Дэнцинг.
В результате многие молодые светские тибетцы занимаются тем же, чем их родители: торгуют свитерами, ведут другую мелкую торговлю или работают внутри общины. Озабоченные сохранением нации, тибетцы редко женятся на местных жительницах, да это и не очень просто, учитывая кастовую систему индийского общества. Все это приводит к изоляции тибетцев внутри Индии. Тибетское поселение в делийском районе Маджнукадили выглядит почти как монолитная крепость, физически противопоставляющая себя соседним индийским постройкам.
Тибетцы, даже рожденные в Индии, до сих пор мечтают вернуться в Тибет. Но для них это скорее идеализированная земля предков, чем реальная территория с крайне тяжелыми климатическими и природными условиями. Индийские тибетцы не учат китайский язык, это значит, что в случае предоставления краю автономии у них возникнут проблемы с поиском хорошей работы внутри Тибета. Фактически единственной возможностью возвращения для них становится полная независимость от Китая, но этот вариант вряд ли реализуем в обозримом будущем. «Если китайцы согласятся на автономию, это будет проблемой для нас — нашей целью останется независимость Тибета», — говорит Кончок Янфел.
Сам далай-лама признает существование диссидентов в тибетском сообществе. «В последние годы я слышу все больше критики моего "среднего пути". Даже мой старший брат говорит, что я продал интересы тибетцев. Это связано с неудачей переговорного процесса между нашими представителями и Пекином», — заявил духовный лидер тибетцев на пресс-конференции в Дели, отвечая на вопрос корреспондента «Эксперта».
Все последние недели далай-лама был подчеркнуто дружелюбен по отношению к китайцам. Он много рассказывает о своей поездке в Пекин в начале 1950−х, о своей тогдашней очарованности Мао и коммунизмом и даже о намерении вступить в КПК. «Тибет — экономически отсталый регион. Мы рады любой помощи со стороны Китая», — говорит он. Далай-лама призывает не ставить крест на мирных способах урегулирования и подождать хотя бы «еще несколько месяцев».
Готовы ждать и радикальные тибетские активисты. «Пока жив далай-лама, его позиция будет главной для большинства тибетцев. Но потом ситуация изменится», — говорит Кончок Янфел. По его словам, сторонники независимости Тибета готовы отстаивать свою точку зрения перед всеми тибетцами в изгнании.
Вряд ли радикализация зарубежных тибетцев превратится в серьезную проблему для китайских властей. Но сама тибетская диаспора может оказаться перед угрозой раскола, который перечеркнет все пятидесятилетние усилия по поддержанию единства внутри тибетской общины.
Дели—Гонконг
Марк Завадский,
www.expert.ru
