Дауншифтер в кризисе
Несколько лет назад мой знакомый, Сережа Таранкин, полжизни проработавший менеджером в страховой компании и даже один раз премированный как лучший сотрудник месяца, вдруг осознал, что он ни фига не Сережа и не Таранкин, а Рамананда. Он бросил страхование и полностью отдался воле случая, порвав на мелкие клочки даже свою личную страховку. И, как выяснилось, правильно сделал: как только Сережа переступил границу Индии, Рамананда прямо-таки на глазах начал проступать сквозь его славянские черты. Все эти годы они прекрасно сосуществовали в одном теле, хотя разительно отличались друг от друга. Таранкин жил в пятиэтажке в Железнодорожном, Рамананда — в бунгало в Арамболе. Таранкин пил по утрам огуречный рассол, Рамананда похмелялся кокосовым молоком. Таранкин во всех бедах винил Путина, Рамананда великодушно пенял на карму. Когда в апреле Сережа, грустный, возвращался из рая назад в Железнодорожный, чтобы перебиваться сезонными работами до следующего вояжа в Гоа, Рамананда еще немножечко жил в нем, потрясая дредами и амулетами Ганеши. Но постепенно дреды расплетались, Ганеша закатывался за раскладушку, а запах гашиша и куркумы безнадежно выветривался. Но Сережа не отчаивался, он знал: надо продержаться до октября. Однако в этом году Сережа никуда не поехал...
Дауншифтинг — это вам не опрощение Льва Толстого. Для того чтобы примкнуть к движению и отправиться зимовать в Гоа, в самый популярный ареал обитания дауншифтеров, не требуются глубокий мировоззренческий кризис и религиозные метания. Не похожи дауншитферы и на римского императора Диоклетиана, который в ответ на призывы вернуться на государственную службу хвалился посаженной им собственноручно капустой. Гоанцы капусту не сажают — они вообще ничего не сажают, кроме своей печени. Достаточно иметь загранпаспорт и хотя бы однушечку в Железнодорожном. Было достаточно. Потому что времена изменились.
После «крымнаш» или «намкрыш» все посыпалось как карточный домик: рубли, дешевые авиабилеты, фриланс и квартиры в аренду, на доходы от которых можно было безбедно существовать в теплых странах. Теперь за ту же однушечку индийские банкоматы выдают уже не сорок тысяч рупий, а всего лишь двадцать. Скутер, самоса и гашиш подорожали ровно в два раза, и осеннее явление «поехавшая Россия» вдруг превратилось в жидкий ручеек туристов-пакетников из Челябинска и Уфы, которым все равно где бухать за свои триста долларов, потраченных на недельную путевку.
По просторным гоанским пляжам бродят теперь лишь печальные собаки и недоумевающие работники прибрежных кафе — и те, и другие рассчитывали на бурный сезон. Заскучала и местная мафия — продавцы кокосов, платков и драгоценных ожерелий из пластика, поделивших еще в сентябре все шезлонги. Обычно они бдительно следят за отдыхающими, будто кормящие матери за младенцами, и налетают, стоит только пошевелиться, но сегодня шезлонги пустуют... Однако собакам и индусам тяжелее, чем нам, просвещенным россиянам и еще более просвещенным украинцам. Они не в курсе, что во всем надо винить Кремль. Да и фейсбука, где можно писать ежедневные проклятия, у них нет. Самыми счастливыми выглядят местные нищие — им, неразумным, не приходит в голову искать виноватых в своей судьбе. У них, в отличие от нас, есть личная карма, которую они покорно отрабатывают, и следующая реинкарнация, которую с энтузиазмом ждут.
В Гоа остались только те соотечественники, для которых выражение «мама мыла Раму» имеет глубокий сакральный смысл, а поза «трупа» самая любимая — они уже не мыслят себя без Индии и полностью мимикрировали. Есть еще «подснежники» — бродячий народ, обычно появляющийся весной, в конце сезона, готовый на любые подвиги за тарелку риса. Денег вернуться домой у них нет, жить им не на что. В этом году «подснежники» зацвели уже в январе... Самая многочисленная группа — неунывающих и предприимчивых. Им, как и жизнерадостным нищим, несвойственно стенать и жаловаться. Они действуют. Моя подруга открыла в Гоа кафе молочных продуктов с вывеской: «Хватит нюхать порошок, ешьте лучше творожок» — и зарабатывает тем, что несет здоровье в массы хилых наркоманов. Местные пальмы обклеены свежими объявлениями: плету дреды, учу сакральным танцам, игре на барабане, возвращаю в прошлые реинкарнации, гадаю на таро, давлю прыщи по бартеру.
Бартер — крайне модное слово в этом сезоне. В социальных сетях создаются целые группы и стихийные движения среди выживающих гоанцев. Каждый делает то, что умеет. Одни квасят капусту и пекут пирожки, другие ткут самодельную одежду из конопли или недорого эпилируют зону бикини. Обмен товарами и услугами процветает. К тому же дауншифтеры насели на индусов, требуя скидки. Они в лицах рассказывают местным крестьянам про колебания цен на баррель и ключевую ставку ЦБ и добиваются невиданных дисконтов на парное молоко, сахарный тростник и гашиш. Последнее особенно актуально. Гашиш для гоанца — то же самое, что антидепрессант для американца. Он прекрасно маскирует неприглядную, кризисную действительность. Косяк — еще и форма общения. Его протягивают при встрече, и попробуй не сделать затяжку! Это даже драматичнее, чем отказаться выпить в России. Тут уж аргументы, что зашился или лечишься, не работают. Курить можно всем: и зашитым, и больным, и даже постящимся — местные Боги демократичны и не имеют ничего против.
Кстати, группу бодрых и активных нисколько не огорчают опустевшие пляжи. И все потому, что в последние годы Гоа напоминал уже не рай, а густонаселенное общежитие. Квартирный вопрос испортил не только москвичей. Постаревший, обрюзгший дауншифтер первой волны беспрерывно ворчал, что цены растут, а публика, наоборот, мельчает. Вместо длинноволосых хиппи, воспевающих философию любви и пацифизма, Гоа наводнили уставшие от жизни продавцы микроволновок и пылесосов из ТЦ «Варшавский», которые «Бхагавад Гиту» не читают, индуизм путают с иудаизмом, а йогой качают ягодицы. Разочаровавшиеся в Гоа сторожилы стали расползаться по всему миру в поисках потерянного рая: Камбоджа, Филиппины, Бирма... Они мечтали о неистоптанной земле и девственных аборигенах, которых еще не касалась рука массового русского дауншифтера. Однако в этом году продавцы пылесосов остались в России, едва успевая снабжать обедневших россиян бытовой техникой, а Гоа вернулось в прежнее «допылесосное» состояние.
Свято место пусто не бывает. Вместо русских вдруг появились израильтяне и англичане, ранее щемившиеся от наших соотечественников по углам. Пока они еще робко оглядываются по сторонам и тихонько смеются, не веря своему счастью — злачные улочки Арамболя выглядят по-детски невинными без молодчиков из Нижнего Тагила. Прибавилось и молодых индусов, приезжающих на выходные из дальних штатов. Держатся те обычно группками, заходят в океан одетыми и только по колено, и женщин среди них, как правило, нет. Вообще, несмотря на культуру камасутры, с сутрой и камой у индусов большой напряг. Это пуританская нация. Девушки у них скромны и непременно ждут «руки и сердца». Рук и сердец у индусов навалом, но денег, чтобы жениться, нет. Проститутки тут в дефиците. Бомбейские ездят с гастролями редко. Те две, что окучивают все гоанское побережье с начала девяностых, Наташа и Лена, уже немолоды, и к ним очередь больше, чем к участковому терапевту в моей районной поликлинике. Приходится индийской молодежи довольствоваться вуайеризмом.
Именно поэтому заниматься любовью ночью на гоанских пляжах хоть и романтично, но совершенно публично: через пару минут откуда ни возьмись появляются немые тени, по два-три представителя от каждой деревни, и группками рассаживаются вокруг, словно зрители в партере в предвкушении эротического шоу. Конечно, можно разогнать любопытствующих на пару актов прелюдии, но потом они снова подтягиваются и занимают места согласно купленным билетам. Избавиться от назойливой публики невозможно. Тем более сейчас, когда с эротическими шоу перебои: главные звезды, безбашенные русские, остались дома.
Поубавилось работы и у местных полицейских. Усатые, пузатые, совершенно карикатурные дядьки ходят с ружьями наперевес и позевывают. Хотя, конечно, они и раньше не напрягались. И все потому, что их обязанности берет на себя личная карма каждого. В Индии стоит неправильно себя повести, как тут же падаешь со скутера. Именно по этой причине половина гоанцев ходят загипсованные — с руками на распорках, забинтованными головами и подвязанными челюстями. Иногда полицейские приходят на «сансет», туда, где барабанщики собираются в круг, а гоанцы — и загипсованные, и здоровые — пляшут, пока солнце не упадет в море. В целях конспирации полицейские переодеваются в гражданских и ходят между танцующими, высматривая, нет ли чего запрещенного. Запрещенное, конечно, есть, но с приближением правоохранительных органов его прячут. Узнать полицейского несложно, уж больно по-индийски они конспирируются — единственные ходят по пляжу в ботинках.
Несчастный Сережа Таранкин тоже теперь ходит в ботинках, да еще на шерстяной носок. Пару дней назад он устроился на работу. Страховая компания его назад не приняла, да и душе, познавшей свободу, уже слишком тесно в корпоративных рамках. Теперь он трудится продавцом в лавочке благовоний на «Петровско-Разумовской», с волнением следит за курсом, мерзнет в электричках, а ночами смотрит на небо и оплакивает Рамананду, попавшего в жернова кризиса. Аминь. Точнее, Ом.(с)
Лера Тихонова.
http://snob.ru/profile/29040/blog/86252
