На крутом спуске к воде в нежно-розовых лучах просыпающегося солнца, по-паучьи расставив ноги, пристроился щуплый старик. В его тазу — коричневое месиво, из которого он обречённо катает увесистые лепешки и кладёт их на бетон. Днём они высохнут и станут топливом в его ветхом жилище.
Рядом, медленно жуя жвачку из уличных отбросов, стоит производитель этого месива — корова и, похоже, чувствует себя весьма вольготно. Её положение более выгодное, ведь она, в отличие от этого неприкасаемого, отмечена богами.
В воздухе висит сладковатый запах жареного мяса вперемешку с едким запахом мочи. Это терпкий дух Варанаси, древнейшего города планеты и святыни для миллионов индуистов. Его называют порталом между материальным и духовным миром, поэтому многие приходят сюда, на берег Ганга, с единственной целью — умереть и быть кремированными. Воды священной реки, берущей начало в Гималаях, а значит спускающейся прямиком с небес, смывают с живых все грехи, какими бы тяжкими они ни были, а мертвых навсегда освобождают от мучительного цикла перерождений.
У самого берега белая козочка, одетая в полосатую тенниску с подрезанными специально под длину ее копыт рукавами, доедает гирлянду из оранжевых цветов. Таков закон реинкарнации: души отцов или дедов каждого могут переродиться в любом животном, поэтому уважения достойны все. Мимо пробегает шелудивый пёс, тощий, с вываливающимися из боков рёбрами, тоже одетый в поношенную футболку. Пожалуй, только местным обезьянам, шумно скачущим по крышам, удаётся избежать пополнения гардероба.
Утро на Асси
На бетонном выступе, поджав под себя ноги, сидит молодой человек, одетый по моде семидесятых: в зелёного цвета рубашку с большим острым воротником и обтягивающие брюки-клёш. Это Сурья, на хинди его имя значит «солнце». Он лодочник из кастовой семьи «маллах-нишад», к которой принадлежат все лодочники Индии. Это одна из низших ступеней в иерархии.
С места, где сидит Сурья, открывается отличный вид на весь Асси гхат. В эти ранние часы к Гангу приходят десятки пилигримов и туристов, чтобы встретить рассвет. Каждому нужна лодка, и со своей стратегической точки, как ястреб добычу, Сурья высматривает клиента. Именно на гхатах, священных каменных купальнях, которые растянулись на семь километров вдоль берега, проходит насыщенная ритуальная жизнь города.
Сурья не может этого помнить, но ему рассказывал отец: всего полвека назад Асси гхат — ныне один из главных и красивейших гхатов Варанаси — был лишь южным окончанием города. Местные развернули здесь рынок после того, как британцы установили пост по сбору налогов с товаров, которые плыли по Гангу.
Когда в стране ещё толком не было дорог, колонизаторы были вынуждены прибегать к услугам лодочников. Вот это были времена! В ту пору даже лодки были в два раза больше. Правда, туристы и пилигримы обходили это место стороной, боясь по шею увязнуть в глине.
Сегодня Асси гхат выполнен из камня, и в тишине его ступеней спокойно можно выпить чаю, наблюдая, в какие оттенки оранжевый блин окрашивает священные воды этим утром. Оставив суету в прошлом, Асси по-прежнему самый южный из восьмидесяти гхатов Варанаси, но сегодня это уже стартовая площадка большинства туристических маршрутов.
Может, лодку?
Из проулка на берег неспешно выходит молодая пара. По многочисленным браслетам на запястьях девушки, нежным прикосновениям рук и томному блеску в глазах обоих можно предположить, что они — молодожены в своём свадебном путешествии. Эта парочка точно пришла сюда в поисках романтической прогулки по воде. Сурья мгновенно реагирует — издает пронзительный свист, который оповещает остальных: «Клиент мой!» Теперь важно не испортить сделку и выторговать выгодную цену.
Обычно час катания вдоль гхатов стоит не дороже ста рупий, но зачастую цена варьируется в зависимости от социального статуса клиента. У лодочников существует своя, особая система распознавания пассажиров, которую они называют «боли». Как только потенциальный клиент, «савари», попадает на гхат, он тут же подвергается тщательному сканированию. В первую очередь лодочник определяет одну из трёх основных категорий, к которой можно отнести клиента: пилигрим, прибывший в составе организованной группы, местный турист-индиец или европеец, которого завел сюда путеводитель. Далее оценивается внешний вид клиента и, как следствие, его платёжеспособность.
К слову, вид западных туристов весьма забавляет лодочников. Странная манера одеваться в бесформенные шаровары, конопляные туники и цеплять на себя сумки, похожие на ношенные носки, кажется им комичной. Хотя на улицах Варанаси подобная одежда продаётся практически в каждом магазинчике, местные предпочитают более консервативный стиль: джинсы, рубашки, футболки. Дело в том, что еще со времен хиппи в Индии существует целая индустрия модной одежды исключительно для туристов. Ее стиль придумывался западными дизайнерами, которые, оседая здесь, вдохновлялись восточным колоритом.
Зачастую самые денежные клиенты — это савари из Соединенных Штатов или выходцы из Евросоюза. Национальные стереотипы в этом случае работают безотказно: американцы, не задумываясь, сорят деньгами, французы ведут себя более мягко и уступчиво, немцы упёрто, а британцы самоуверенно. Но Сурья говорит, что труднее всего с израильтянами — они торгуются так же упорно, как и воюют: «А их девушки не менее суровы, чем мужчины».
По своему опыту Сурья знает: молодая пара, которую он не выпускает из поля зрения, торговаться не станет. Для светских индийцев, представителей среднего класса, посещение Варанаси — особое событие, тем более в свадебном путешествии. Поэтому, не теряя ни секунды, молодой лодочник ловко соскакивает со своего насеста и произносит сакральную фразу, которую на ступенях этих гхатов можно услышать сотню раз в день:
— Может, лодку?
Организованные группы индусов-пилигримов, или «ятри», чаще всего экономят, поэтому предпочитают одну большую моторную лодку на всех. Из примерно восьмисот лодок, курсирующих по реке, моторных всего восемьдесят. Их количество ограничено «Планом по очищению Ганга», принятым правительством страны. Так как моторки загрязняют святые воды выхлопами, получить лицензию на содержание такой лодкой сложно: она стоит в семь раз дороже, чем на управление весельной.
Местная экономика
Все утро Амит провел в бесполезном ожидании: за несколько часов ни один клиент так и не решил воспользоваться его услугами. Вообще, для маленького проходного гхата, на котором работает Амит, это обычная ситуация. Лучше — только с октября по ноябрь, когда Индия празднует священный праздник, Картику. Тогда у Амита полно клиентов. Но скоро сезон муссонов, и ему, похоже, придется задуматься об ином заработке, иначе не выжить.
Амит живёт со своей семьёй — родителями, двумя младшими братьями и двумя сестрами — в минуте неспешной ходьбы от гхата в тесной трёхкомнатной квартирке. В хорошую погоду он предпочитает оставаться в лодке и на ночь. Право перевозить туристов по Гангу дано Амиту с рождения. Он — «гхатвар», то есть тот, кто ведет на гхатах законный промысел.
Проводя здесь всё своё время, молодой человек — ему нет ещё и двадцати — то и дело пересекается с иностранцами, благодаря чему уже успел выучить несколько языков. Вернее, освоил самые необходимые фразы на английском, немецком, иврите и даже русском. Для парня с тремя классами образования такой навык — хорошее подспорье в бизнесе.
Но Амит уверен: судьба несправедлива к нему, ведь стоило только родиться в семье лодочника, промышляющего, скажем, на центральном гхате Дасасвамедх, где всегда толпы туристов, то все могло быть совсем иначе. К его родному унылому Нишад Радж гхату с главной улицы не ведёт даже дорога, а в грязных узких извилистых проулках легко заблудиться и выйти в итоге совсем на другой гхат.
А там, где начинается этот «другой гхат», заканчивается юрисдикция Амита. Система взаимоотношений в среде лодочников годами складывалась в условиях суровой конкуренции, и за это время сформировались довольно жесткие законы регулирования рынка. Так, лодочники не имеют права вести бизнес за пределами своих гхатов — это предохраняет рынок от монополии.
Основное правило работает и в том случае, если клиент, которого везет Амит, хочет сойти, предположим, у гхата Маникарника, там, где мечтает быть сожженным каждый правоверный индуист. В этом случае Амит обязан высадить клиента и развернуть свою лодку в сторону дома, даже не пытаясь найти на Маникарнике нового. Если молодой лодочник нарушит это правило, то будет немедленно поруган, а в худшем случае оштрафован или даже избит.
Также ни один лодочник не имеет права вербовать клиента до того момента, пока тот не пересечет невидимую границу гхата, известную только тому, кто работает на нем и по соседству. Такие правила — гаранты стабильности. Они позволяют гхатварам, по рождению принадлежащим к менее успешным гхатам, мало-мальски, но честно зарабатывать на хлеб. Зато клиенту выгоднее арендовать лодку на таком маленьком гхате, ведь здесь лодочник всегда будет рад любому заработку.
Однако более успешные гхатвары, ограниченные в росте вширь, могут позволить себе некоторую роскошь. Например, многие являются владельцами не одной, а нескольких лодок, и в этом случае предпочитают нанимать работников, «маллахис», чем управлять лодками самостоятельно. Маллахис следуют тем же правилам, что и гхатвары, но еще больше ограничены в возможностях. Чаще всего это дальние родственники местных лодочников, которые приезжают на берег Ганга из деревень в пик сезона. Они получают пятьдесят процентов от выручки.
Так, приятель Амита нанялся на временную работу к потомственному гхатвару Дипаку, промышляющему на Асси гхате. Дипак, будучи еще очень молодым мужчиной, быстро разбогател благодаря популярности своего гхата, и со временем смог открыть небольшой семейный отель. Правда, ему помог случай в лице пожилой француженки. Несколько лет назад он случайно встретил её, растерянную, на главной улице города, помог сориентироваться на местности и даже устроил небольшую экскурсию по Варанаси, за время которой оба успели сдружиться. Со временем, выйдя на пенсию, француженка решила перебраться жить в Варанаси и отблагодарила Дипака за его любезность: предложила совместный бизнес, вложив в него большую часть денег.
Берег левый, берег правый
Ночью на гхатах необычно тихо. Луна выхватывает своим холодным лучом трубы мрачного крематория, в котором сжигают тела нищих, тоже пришедших к Гангу умереть. Такой механический способ кремации не ведёт к освобождению души, но как минимум может гарантировать несчастному более удачное перерождение.
Тщетно пытаясь остаться незамеченным для уличных собак, по каменным ступеням крадётся щуплый лодочник. Он быстро садится в лодку, опускает весла на воду и отплывает на безопасное от берега расстояние. Его зовут Гопал. Он из тех гхатвар, которым не повезло с рабочим местом: в последние месяцы он еле сводит концы с концами, его большая семья недоедает. Отплыв на достаточное расстояние и отложив вёсла, Гопал достает и закидывает в воду сеть. Этот скромный улов позволит лодочнику хоть как-то прокормить несколько голодных ртов.
Рыбная ловля издавна считалась уделом лодочников. Хотя большинство из них были и остаются вегетарианцами, иногда рыба все же оказывается на столе некоторых семей. Обычно этим промыслом занимаются те, кто победнее, и всегда — под покровом ночи. Причина — запрет брахманов на убийство в святом месте, «джив хатья». Но, запрещая убивать рыбу ловлей, жрецы меж тем не гнушаются приносить в жертву животных. Они верят, что пролитая в храмах кровь козлят — святое дело, которое может умилостивить Господа Шиву.
К сожалению, против такой политики двойных стандартов лодочники бессильны — закон всегда на стороне высшей касты. В прошлом отец Гопала заключил с брахманами контракт, который позволял ему рыбачить в местном пруду. За это он отдавал им половину своей выручки. Сегодня, чтобы обеспечить семью хоть какой-то едой, приходится давать взятки полиции. Ко всему прочему, улов в этих мутных загрязненных водах в последнее время совсем небольшой.
Радует хотя бы то, что все тот же суровый кодекс взаимоотношений на гхатах позволяет бедным лодочникам иметь земли на восточном берегу реки. Это «хак» — законное право, закрепленное за гхатварами менее успешных гхатов. Там, в песчаной почве, на культивацию которой уходит немало сил, у Гопала небольшой огород. Но скудного урожая все равно не хватает.
Поэтому, пока сети ещё в воде, лодочник внимательно осматривает поверхность реки, мерцающую в свете луны. Любой трофей из тех, которые днём пустили по Гангу пилигримы и туристы, по праву его. Это частая практика — оставлять на воде подношения богам, будь то зажженная свеча, платок или украшение. Все то, что Гопал соберет этой ночью, он сможет продать утром торговцу сувенирной лавки.
Однако лодочникам обычно достаются лишь незначительные дешевые предметы. Настоящие сокровища выуживают из воды неприкасаемые, «домсы». Только они вступают в непосредственный контакт с мертвыми телами в процессе кремации: следят за останками на костре, подбрасывают дрова, собирают пепел покойного и вымывают его в реке. Обычно вместе с телом родственники, особенно из состоятельных семей, кладут в огонь множество ювелирных украшений из золота. А когда церемония сожжения заканчивается, домсы вымывают из ила уже ненужную умершему роскошь, оставляя всё найденное себе.
Сыны Ганга
Варун — его назвали в честь реки Варуны, впадающей в Ганг с севера, — неспешно отплывает в сторону восточного берега. Молодая семья, оставшаяся на берегу, внимательно смотрит ему вслед. В лодке — их первенец. Малыш весел и даже не догадывается о том, что именно предстоит пережить ему вскоре.
Доплыв до середины реки, Варун откладывает вёсла и с молитвой простирает руки к небу: «О великая Ганга Ма! Прими это дитя в свои объятья!»
После этих слов Варун быстро хватает мальчика и стремительно бросает его в реку. Ребенок не успевает опомниться, в глазах молнией проносится страх, руки лихорадочно бьют по воде, рот пытается ухватить воздух — он не умеет плавать. Несколько секунд панической борьбы за жизнь — Варун выхватывает малыша из воды и затаскивает в лодку. Сделав несколько судорожных вздохов, тот разражается искренним пронзительным плачем.
Будучи представителями низшей касты, лодочники лишены возможности участвовать в священных церемониях, но в этом правиле есть одно исключение. Каждый, кто родился на гхатах, знает: эти места под защитой великой богини Ганги Ма, она заботится о каждом. Но только лодочники свято верят, что обладают действительным правом считать себя её многочисленными сыновьями. Каждый из них убеждён: именно его богиня выбрала для своей защиты и поклонения.
Поэтому священным «хаком», правом лодочника, является проведение ритуала под названием «бачча кхудана», когда ребёнок, чаще мальчик, предлагается реке. Тогда Мать Ганга помогает ему выжить и обрести благоденствие, как если бы этот ребенок был её собственным. Для проведения этого ритуала родители обращаются не к брахманам, а к лодочникам, веря, что никто, кроме них, не знает богиню лучше.
У берега Варун вручает всё ещё плачущего ребёнка в руки счастливых отца и матери — их сын теперь под защитой. За это лодочник получает небольшое вознаграждение. Довольный, он возвращается на свой Дасасвамедх гхат. Уже день, довольно жарко, но на залитых солнцем каменных ступенях пока не так много туристов. Навстречу Варуну идет пара пожилых европейцев:
— День добрый! Может, лодку? Откуда вы?
Пара оказывается из Бельгии, путешествуют по Индии уже второй месяц, но Варанаси произвёл на них самое сильное впечатление. Лодка им пока не нужна — ещё не нагулялись по берегу, но Варун добивается обещания, что в случае необходимости они вернутся только к нему.
На прощание, чуть понизив голос, лодочник даёт совет:
— Когда дойдёте до гхата Маникарника, постарайтесь не вестись на всё то, что будут предлагать вам брахманы. Помните, как бы там ни было, их главная цель — заработать побольше денег.
Бельгийцы благодарят за совет, прощаются и уходят, а Варун остаётся, довольный тем, что в битве, которая продолжается на этих гхатах уже много лет — битве лодочников против целой касты нечистых на руку брахманов — сегодня он победитель.
Анна Абраменко, 02.03.2010
http://www.vokrugsveta.ru/telegraph/globe/1111/
