Вся Индия › Не хотел в Гоа.

Не хотел в Гоа.

И не хочу, - "не читал но осуждаю".

Получилось, как получилось - Дели-Варанаси-Пури-Корапут и Малкангири-Гопалпур-Бхубанешвар - самолетом в Дели. Сейчас я понимаю, что все нужно было делать иначе, «ах чтоб я был таким усным, как моя Сара потом!» В следующий раз буду умнее.

Две бутылки Моргана под сборы и еще одна в автобусе.

Ненавистный Борисполь, - нет в природе, наверно более гадкого международного аэропорта. Тягостный бодун в самолете и дорогое пиво в Хельсенки.

В самолете добрый индус на соседнем сидении на изумительно непонятном английском рекомендовал не жрать зелененькое из баночки. Мол, "Бери ход". Сожрал, - оказалось остренькое. В аэропорту Дели майны с оранжевыми клювами, крикливые таксисты, сшитые степлером пачки купюр из обменки и запах Прошлого. Я не знаю, что в Прошлом так пахнет, но какая-то особая хрень там есть, он распознается безошибочно, он такой же в хрен-знает-какой-дыре в Дагестане или Киргизии. Нихрена это не пряности, не говно, не пот, - это какая-то совсем другая хрень. Пыль раритеная, что ли?

Раннее утро, часов 5 по местному. Очередной сеанс "индиан-инглиш" с таксистами, мне понадобилось дней пять, чтобы адаптироваться к их произношению. Лучше, конечно, чем у арабов, но точно так же при попытке попользовать пэсив или сабджянтыв, видишь круглые глаза. 240 рупий и мы на вокзале Нью-Дели. Еще пятнадцать минут - и мы счастливые обладатели цветного как сари билета в Варанаси. До поезда три часа.

Пахарганж. Щеки болят от непрерывних изнуряющих улыбок в ответ на "Хелё". No-thank-you навязло в зубах и в дословном переводе обозначает - "пошел ты на х ... !" Лонли плэнет за 920 рупий, первый пятак на сдачу. Салат из авокадо в подвальчике возле «Эвереста». Жрем немытые фрукты, - яблоки и физалисы. Нифига не страшно. Потом оказалось, что все правильно, так и не удалось заслужить понос, нарушая все мыслимые правила. Очень хочется выпить, но эти суки наперебой предлагают траву или «покрепче».

Бодун продолжается.

За 20 минут до отправления поезда нихрена никто, включая важных пузатых и усатых дядь с жетонами, не знает с какой платформы и когда отправляется поезд. Фак! Поезд подали через три часа после того, как по расписанию он должен был отваливать. К этому времени начали подтягиваться расслабленые местные пасажиры. Еще через час поехали.

3-АС. Для первой поездки не рискнул брать слипер, - шибко пугали меня индийскими поездами. Три верхних полки. На одной из нижних сволочь из бледнолицей верхней касты. Говорит, мол, убери свои рюкзаки из под моей полки. Пытаюсь объяснить, что там место общее, и ему для его вещей просторов и с моим рюкзаком достаточно. Нет, - говорит, - убери, я не хочу рядом с твоими вещами. И рожа у гада противная, полки большие а мы с женой довольно мелкие, с рюкзаком поместимся. Хрен с тобой, - думаю, - уберу. Говорю ему, - пойми, поезд 14 часов едет и еще на три опоздает. Я сейчас уберу, но ты до Варанаси хрен сядешь, я свою полку не опущу. Говорит, - убирай! Убрал. И он потом скрюченный, скрипел зубами, гордо страдал за правое дело защиты интересов бледнолицей касты. Единственный раз я видел в поезде пристегнутый цепью чемодан - у этого мудака. Никогда ничего не пристегивал, двестибаксовые вибрамы бросал в проходе. Ничего не сперли.

Варанаси.

Туман, нихрена не видно. Сыро и нечеловечески грязно. Набежала толпа рикш, в борьбе за белых обезьян в нашем лице. Возле стены вокзала горит кострик. Рядом с ним на корточках сидит голая тетка, - греет руки. Тетка, кстати вполне ничего. Индийские тетки вообще очень даже.

Говорю рикшам — чуваки, расслабьтесь! На велосипеде не поеду. Остальные могут трепетно ждать для того, чтобы повезти меня к Мона Лизе за 40 рупий, а пока мы покурим и я по делам схожу на вокзал. Толпа рассосалась. После непродолжительных переговоров поехали. По дороге перец говорит — к Мона Лизе тук-тук не проедет, но я могу тебя отвезти в гостиницу рядом. Ура! Начинается развод. Вези, говорю, - понимаю, что развод, но хочется мыться до такой степени, что ничего не страшно, - пошли третьи сутки в дороге. Говорю — горячая вода и чистая постель за 200 рупий. ОК — говорит чувак.

Приехали. Умерно шумно, умерно грязно, горячая вода и чистая постель, Ганг в окне, 250 рупий за дабл. Хрена, говрю — 200! Но на три ночи. Таки двести. Расчувствовался, дал таксеру еще двадцатку, хотел полтинник но пожадничал. Потом таки раскрылось западло. Рядом крематорий. Совсем рядом. С песнями и плясками каждые пол часа мимо носят покойников. Днем и ночью. Пахнет шашлычком, сандалом и таджапатрой.

Чистые трусы, чистые носки, чистые штаны, рубашка, волосы, - все чистое. Райское наслаждение. Улочки шириной полтора метра, под ногами липкая жижа из коровьего гомна и хрен знает чего. Другая планета, другой век. Масала-чай на углу на лавочке, самоса с зеленым огненным соусом, раздача сгарет мужичкам за чаем. Откуда, - спрашивают, отвечаю, - с дргой планеты и из другого времени. Мужички, осмотрели меня и жену весьма внимательно. Говорят, - сигареты у вас там хорошие, приходи еще.

Нет кошек. То есть есть, но за несколько дней в Варанаси видел всего пару раз. Текущие ртутью по расщелинам между домами хищные мускулы мангустов. Обезьяны с глазами гопников, попугаи в тяжеленных ржавых кованых клетках, несчастные коровы и любопытные козы с длинными висящими ушами в вязаных свитерках. Собаки все паталогически беззлобные.

Сыро, туман, выпить нечего. Нет, не то, чтобы я алкаш, хотя не без того, конечно, просто по опыту предыдущих стрельб в непривычном южном климате привык к необходимости «профилактики» заразы. Всегда помогало. Индусы не пьют. Где можно купить алкоголь никто не знает. Прошу пацанов в гостинице. Макдоуэлс 0,7 - 800 рупий и ни шагу назад. Повелся, как оказалось накрутили почти в три раза, но напиток пригодный для питья.

Еда вкусная, ощущения от жизни неземные, индусы кайфовые, если не считать приставучую сволочь, которую местные презирают, все небо в черных квадратиках змеев, дети на крышах, вокруг туман, под ногами липкая гадость. Кайф.

Попсово, как подобает белому дятлу покатался на лодочке — ничего интересного, говорят карму улучшил. Все началось с того, что маленькая и ужасно милая девочка втерла моей чувствительной жене корзиночку с цветочками и свечкой. Оказлось надо поплыть на лодке и запустить в Ганг. Поплыли и запустили. Стандартный набор забав для белых папуасов весьма тосклив, а достопримечательности не произвели на меня никакого впечатления. Я вообще ненавижу достопримечательности. Они как лампочки засиженные мухами. Каждый праздный взгляд, брошенный на них соглядатаями оставляет грязное пятно. Чудовищная магия праздного инетерса уродует и выхолащивает их, и тогда, как загаженная говнистыми лапками мух лампочка испускает гнусный грязный свет, достопримечательности, залапанные липкими взглядами, оказываются окружены ореолом чудовищной мерзости привезенной к ним со всего света.

И вообще, романтика путешествий, как и всякая романтика – сплошной обман. Она создана совсем не праздно-шатающимися индивидуумами, а теми, кто перемещался в пространстве и пребывал в чужих дивных краях не от безделья и пресыщености, а по необходимости, или движимый некой высокой целью – миссионерами, торговцами, исследователями и военными. Наверно, этот раз был у меня первым, когда я путешествовал ради путешествия абсолютно без дела, и, помимо банальной тоски я испытывал угрызения свести от того, что я вторгаюсь в чужую жизнь и чужой мир ради собственного удовольствия и для ублажения эстетских или честолюбивых страстишек.

Настоящий Варанаси совсем другой, и на настоящих лодочках катаются совсем другие. Нет, конечно же, лодочки те же, только когда на такую же лодочку набивается пол деревни, они плавают по тому же Гангу, мимо тех же гат, но совсем по-другому и вовсе не для того, чтобы позырить на то, как прекрасна бывшая дачка махараджи Джайпура в рассветных лучах. Они – настоящие путешественники, преодолевшие сотни калометров, гроздьями вися на локал-басах, упакованные как шпроты в набитые корзинами и людьми общие вагоны, ночуя на перронах, - они знали, зачем они едут к Гангу. А я – нет.

Разгильдяйство и наивная самоуверенность затащили меня в недра темных улочек Варанаси, где цветочный базар, где на сотни метров тянутся, заполняя окрестности невыносимым ароматом горы цветочных головок – роз, жасмина, имеретинского шафрана, где на белую чужеродную особь показывают пальцами и смеются в след.

Я пошел от вокзала в гостиницу пешком, по жпс-у. Оборзев окончательно от доброжелательности индусов и ощущения безопасности я забрел в глубь мусульманских кварталов, где с каждым метром улочки становились чище и уже, а взгляды пронзительнее и злее. Я заблудился. Жпс сдох, он не видел со дна этих узких каньонов спутники, а я, после нескольких сотен поворотов и тупиков нихрена я не понимал в каком направлении иду, стараясь лишь держать одно направление, до тех пор, пока возле очередной мечети меня не поймал за руку маленький сухой старик с длинной редкой седой бородой. Держал сильно, смотрел зло, тихо сказал «Салам». Я ответил - «Ва инассалам алей ка ва алей ла!» – у меня не было сомнений, что классический арабский уместнее чем плохой фарси, или с хороший английский. «Как мне пройти к Маникарнике?» (единственное название в Варанаси, которое помещалось в моей памяти и поддавалось речевому аппарату) – спросил я его по-арабски, ну должен же дед возле мечети понимать арабский. Дед точно должен. Дед понял и ответил, тоже по-арабски, - «большая улица там». Потом отпустил мою руку и для ясности добавил – «мэйн роад». Я поблагодарил его и пошел, он мне еще что-то в след кричал на фарси, но я ничего не понял. Через несколько десятков метров улочка пришла в грязный тупик. На балкончике заложив рки за спину стоял еще один такой же дедок, хитро улыбаясь кивнул в строну переулка. Ничего не оставалось, я помахал рукой, «шукран джазилен», и пошел туда, куда показал дед. Еще через сотню метров двое молодых кашмирцев ни с того ни с сего остановились и сказали по-английски – вам туда, и через десять, максимум пятнадцать минут я был на широкой улице, где братья муслимы сдержано улыбались мне из своих лавок, жпс поймал вожделенные спутники и сказал – прямо, чувак, по этой улице прямо! Прямо, мимо столярных мастерских, мимо теток, которые клеят бумажные конвертики из старых газет, мимо контор по ремонту мотоциклов, мимо огромных мясорубок на тележках с фруктами. Нифига, тут не мимо, свежевыжатый ананасовый сок – это хорошо, а гранаты и яблоки в Варанаси не вкусные.

Удивительная хрень. После этого приключения во мне что-то как-то изменилось. Во всяком случае возле меня перестали звенеть рикши и преследовать меня с криками «ркшасер-сарнатхсер», чай начал вдруг стоить не 10 рупий а 3, меня больше никто не пытался затащить в магазин шелка или покататься на лодочке, я перестал повторять, заказывая кари «донт би эфрэйд, хот энд спайсед эс ит щуд би», мне без вопросов и лишних слов приносили вполне термоядерную смесь, в которой я уже испытвал органическую потребность недоумевая, почему она не разъедает нержавеющую ложку, а вместо осточертевшего «no thank you» я слегка прищуривал левый глаз и кивал в сторону головой.

Мы заканчивали ужин, вяло пережовывая впечатления прошедшего дня в Мона Лизе. Мне там никогда не нравилось, - там всегда много народу, шумно, безлико и невкусно. Но там нам назначили перманентную встречу. Мы там должны были встретить барышню, живущую в Варанаси и передать ей от подружки привет и шоколадку. Принесли имбирный лимон, и тут, возле нашего столика застыла, буквально онаменевшая, глядя мне в тарелку корейская девушка неземной красоты. Надо что-то делать. Не найдя ничего лучшего я вяло улыбнулся и сказал «Гуднайт». «Житанс» – ответила девушка, не отрывая взгляда от моих сигарет. «Житанс» - ответил я и девушка печально двинулась к выходу. «Житанс» - подумал я, «Житанс, как черт возьми хреново, без привычных сигарет! Житанс!», - я догнал ее на улице и вручил пачку в которой оставалось не больше десятка сигарет - «Пардон, у меня с собой больше нет, но в гостинице еще два блока» «Житанс» - мечтательно повторила кореянка прижимая к маленькой груди пачку. «Меня ждут друзья, простите» - сказал я и двинулся назад. Минут через пятнадцать она снова появилась в Мона Лизе. Она подошла к нашему столику и сказав «Житанс» протянула моей жене упаковку ароматических палочек. «Непал», - сказала она ткнув пальцем в палочки. Я начал произносить патетическую речь, мол все фигня и не стоит благодарности, но она пожав плечами молча удалилась. Она нихрена не понимала по английски, похоже, единственное общее слово в нашем лексиконе было «Житанс».

"Седобородый человек на берегу Ганга, сложив чашу из рук, приносил все свое достояние восходящему солнцу. Женщина, быстро отсчитывая ритм делала утреннюю пранаяму. Вечером, может быть, она же послала по течению реки вереницу светочей, молясь за благо своих детей. И долго бродили по поверхности намоленые светляки женской души. Глядя на эти приношения духа, можно было даже забыть толстых брахманов Золотого храма. Вспоминалось другое ..." (Н.Рерих, «Алтай-Гималаи», 1923 год.)

Я не хотел уезжать из Варанаси. Мне катастрофически не хватало в этом городе еще пару дней, пару месяцев, пару лет, но я с радостью влезал в слипер, как всегда опоздавшего поезда.

Молодец! Уважаю твою точку зрения на путешествия ради путешествий, хоть и не разделяю. Высокая цель - расширение сознания. Все остальные высокие цели путешествий - не выше плинтуса в грязной индийской ночлежке.

JK091477.jpg Чудесное фото мальчика с собачкой! И отличный рассказ, продолжайте!

Это не мальчик, - это дед с дрэдами и длиннющей седой бородой!

Там на фотке не мальчик, а скорее - дедушка, с бородой, присмотритесь.

Написано цинично, но все верно и читается легко. Спасибо автору!

Судя по моему поверхностному опыту расписание на индийских железных дорогах существует лишь для приличия, как обязательный но бессмысленный атрибут. На вокзал Варанаси мы приехали минут через пятнадцать после обозначенного в расписании отправления поезда. Мент с довоенной ружбайкой подсказал, что, наверно, поезд будет на четвертом пути. Как восхитително это «наверно», - ах эти нечеткие лингвистические переменные в теории игр, четвертый курс, ностальгия ...

По перрону ходит флегматичный бык и уныло бодает индусов. Абсолютно беезлобно бодает, подходит и нежно подталкивает рогом, мол че стоишь, не видишь, что ли, я тут гуляю. Несколько раз прошел мимо меня и не боднул, - я уже начал думать о его национально-рассовой пристрастности, но в самый момент обсуждения его парадоксальной бычьей психологии он подошел и ласково обднул меня, мол нефиг, основываясь на поверхностном феноменологическом опыте делать системные аксиологические выводы.

Час, второй, - поезда как положено нет. Пошел на разведку.

- Не подскажете ли мне, сэр, с какого пути отправляется (номер условный) 4237?

- К сожалению нет, сэр, поднимитесь по лестнице в зал ожидания и спросите в окошке, сэр.

В окошке:

- Не подскажете ли мне, сэр, с какого пути отправляется 4237?

- К сожалению нет, сэр, пройдите на пятый путь, - там находится диспетчер, сэр.

И так полтора десятка итераций, пока, наконец я не стою перед дверью Дежурного Начальника вокзала. Это наверно ужасно большой начальник. В Индии даже очень маленькие начальники большие, а этот действительно большой. Тук-тук-тук, приоткрываю дверь, подхалимски заглядываю. Огромная нереально прокуренная комната, натуральный туман. За огромным столом, длиной метра три, заваленном стопками каких-то бумаг высотой в пол метра сидит маленький лысый индус в растегнутом форменном кителе, растегнутой рубашке, трет лысину платком и курит, затягиваясь нервно и часто.

- Позволите ли мне войти, сэр?

- Заходи, - садись! - показывает рукой на ряд стульев перед своим огромным столом, - чай будешь?

- Спасибо нет, я только хотел узнать с какого пути и когда отправляется Шатабди 4237.

- Ну и что, - отвечает индус, - смотри! - и показывет рукой куда-то в клубах дыма.

Оборачиваюсь, смотрю туда куда он показал.

На стене схема вокзала. Я раньше никогда не видел схемы вокзалов. Абсолютно феерическое зрелище, похожее на то, что видишь пролетая ночью над городом, когда самолет разворачивается на посадку, материнская плата компьютера с тыльной стороны, схема московского метро, наверно сотая часть этой. Вся стена сияет и переливается разноцветными лампочками, вспыхивают и гаснут пути, стрелки, семафоры, поезда. И все эти огни блестят в полумраке сквозь едкий сигаретный туман.

- Видишь?

- Вижу, - отвечаю, - только я в этом не понимаю абсолютно ничего.

- Так чего же ты от меня хочешь?

- Я только хотел узнать, с какого пути и когда отправляется Шатабди 4237 ...

- Он всегда, всегда, всегда отправляется с четвертого пути, - устало говорит Начальник, его подадут через 40 минут.

- Большое спасибо, спокойной ночи.

- Зря ты не хочешь чаю, - иди.

Когда я вернулся на перрон, на стене уже вывесели списки пассажиров. Фак! Мы в разных вагонах, - двое в восьмом и третий в четвертом. В четвертом ехал я, как самый англоговорящий, от Варанаси до Татанагара. В вагоне было две школьных футбольных команды и семья сикхов, - человек 15. Когда поезд подали туда сперва роем ворвались пацаны футболисты с невероятным гвалтом, потом, молодые сикхи выстроились в две шеренги, образовав коридор и отгородив от толпы вход в вагон. По этому коридору они внесли несколько здоровенных тюков и вслед за тюками в вагон невозмутимо и плавно вошел Отец, - старый сикх в темно-красном тюрбане и с огромным блестящим камнем в кольце на правой руке. После прохода Отца живой коридор всосался в вагон а вход остались преграждать два молодых здоровых сикха с черными гульками над лбом и сверкающими улыбками. Встрявать в экспрессивную дискуссию между оставшимися на перроне индусами и белозубой парочкой не было никакого смысла. Когда полтора десятка индусов обсуждают животрепещущую проблему, затрагивающую общие интересы, не то, чтобы невозможно вставить слово, невозможно даже различить голоса собеседников в этом нереальном гвалте.

Минут через пять сикхи отступили и толпа ворвалась в вагон с тюками, чемоданами, детьми, заклиниваясь и дико крича в каждом узком месте. Когда все это броуновское движение приняло достаточно неугрожающие формы, я проник во внутрь. Мое 42-е боковое верхнее место располагалось в центре логова футбольных команд. Дети, как и подобает детям галдели, скакали, кидались сумками и башмаками пока их тренер не начал программную речь о предстоящем матче и о том, как в предыдущей игре их предстоящий противник со счетом 14-3 разделал команду из Бангалора.

Тюки, которые сикхи втащили в вагон оказались перинами. Их постелили Отцу, накрыв покрывалом с кисточками. Отец чинно возлег и сложил на торчащем круглом животике руки, продолжая сверкать невообразимого размера камнем в кольце.

Появился ТТЕ. Взрослые сопровождающие футболистов и молодые сикхи о чем-то минут пятнадцать с ним экспрессивно спорили. В итоге ко мне подсел один из старших футболистов.

- Ты откуда.

- Из Украины.

- Любишь футбол?

- Нет.

- У вас там футболист Шевченко.

- У наc еще есть поэт Шевченко.

- Наш тренер тоже поэт. Хочешь он почитает тебе свои стихи?

- Нет, не хочу, я едва ли что-то пойму, ведь он пишет стихи не по-английски?

- А поменяешься со мной местом, мне надо тут с командой, а у меня дбилет в том конце вагона.

- Легко!

Футболист удалился на консилиум с сикхами и ТТЕ.

Подошел ТТЕ, уточнил действительно ли я хочу поменяться местами, я подтвердил. ТТЕ зачеркнул у меня в билете место, написал новое и долго строчил что-то в блокнотике.

К тому моменту, когда я пробрался в свое купе футболисты уже затихли и разлеглись по местам, сикхи поужинали из огромных термосов, а остальные пассажиры мирно спали. Та самая белозубая парочка, которая держала оборону вагона - в моем купе.

- Это точно твое место?

- Мое, спроси у ТТЕ.

- Вон, на нижней полке, это мой брат, он такой чувственный ласковый и сексуальный! Хочешь лечь рядом с ним?

Фак! Фак! Фак! Фак! Фак! Фак! Куда я попал! Фак! Страшно до всрачки.

- Нет, спасибо, это не в традициях моей культуры.

- Ладно, на третьей полке над тобой мой другой брат. Он сильно храпит, я буду в другом купе, пообещай мне, что если он захрапит ты будешь дергать его за ухо. Обещаешь, или я буду здесь всю ночь стоять, чтобы он не храпел.

Шутник хренов! Я чуть не обосрался, из-зи твоих шуток, начал продумывать пути к бегству. Отомщу гаду!

- Обязательно, говорю, а можно прямо сейчас попробовать?

- Попробуй, только не сильно, он ведь сейчас не храпит.

Поднимаюсь, дергаю спящего сикха за ухо. Не сильно, не храпит же ... Тот подскакивает с ревом, белозубый показывает на меня, я объясняю, что по совету белозубого я тренировался.

- А что он тебе еще рассказал?

- Рассказал, что его младший брат очень чуственный и сексуальный ...

Тут уже проснулся младший, оказавшийся вполне себе соракапятилетним и седобородым. На самом деле самым младшим оказался белозубый провокатор. Все вместе долго ржали. Потом утром они меня угощали роти с завернутой в нее какой-то овощной хренью. В Татанагаре вышли вместе с футболистами.

После Татанагара поезд ехал пустым и я перебрался в вагон к своим. По нашим расчетам часам к семи вечера мы должны приехать. Уже семь, но мы еще даже не проехали Бхубанешвар. Вышел на станции, где даже перрона не было покурить. Темно, пустынно.

Подходит индус.

- Тут нельзя курить.

- Почему это?

- В Ориссе нельзя курить, штраф 2000 рупий и до двух лет тюрьмы.

- Ты полис?

- Нет, я сейчас позвоню в полицию, - достает мобилу, - и тебя посадят.

- И что же мне делать?

- Заплатишь штраф мне, - я звонить не буду.

- А если не заплачу?

- Как хочешь, я уже звою! - набирает какой-то номер с умным видом.

- Звони!

- Я вижу, ты хороший человек, заплати хотя бы 500 рупий.

- Звони-звони!

- 100

- Звони, пока поезд не тронулся!

- 50

- Гудбай!

- Как хочешь, но имей ввиду, я не шутил про штраф и тюрьму, ты еще попадешься!

al_kasy

Спасибо. Читается на ура. Продолжение будет?

al_kasy, а у меня первая же ассоциация с юношей была и даже присмотревшись к сединам, всё-равно остаётся :)


Согласна :)

Торг в Азии происходит вне времени. Сейчас или никогда. Для продавца не существует будущего даже в краткосрочной перспективе. Черз пол часа, завтра или на следующей неделе для него равнозначны и обозначают НИКОГДА. Крепость покупателя нужно взять решительным кровавым штурмом, не щадя себя, не жалея ни сил не патронов. Первая атака всегда самая страшная, отбив ее можно праздновать победу над рассеяным и недоумевающим противником. Отбить, а не трусливо покинуть поле битвы. В Азии уважают сильного противника.

Это я знаю давно, эта истина, родилась из собственного опыта, и потому, каждый раз, выходя из вокзала в Индии, я точно знал, что прежде, чем начинать переговоры с рикшами нужно спокойно купить водички, газетку, сходить посмотреть где и как расположены кассы и в завершение расслаблено и неторопливо покурить. Пока ты делаешь это, об сткалы твоего спокойствия и хладнокровия разбиваются могучие волны натиска желающих помочь тебе за деньги. Остаются лишь самые стойкие и упорные, изрядно обескровленные борьбой противники, перешедшие из фазы «сейчас», в фазу «может хоть когда-нибудь».

После Бхубанешвара поезд стоял среди рисовых полей часа полтора. Ночь, пустыня, никто не носит чай и пирожки. Время столо вязким как сырая темнота за решетками окон. Тронулись, поехали, наконец-то. Вокзал Пури, бесконечный поезд у бесконечного перрона, гуталиновая южная тьма привокзальной площади. Ритульное купить газетку, водички, покурить ... Черт побери, здесь же курить нельзя, 2000 штрафа или тюрьма! Рикши атакуют, вяло отбиваюсь, смотрю по сторонам. О! Вот оно. Стоит высокий седой индус под единственным фонарем и курит, нагло и демонстративно. Достаю сигарету, подхожу:

- Доброй ночи, позвольте Вас потревожить, я слышал, что в Ориссе запрещено курить ...

Мужик движением дембеля прячет горящую сигарету в ладони, округляет глаза, оглядывается по сторонам и испуганно отвечает:

- Что Вы от меня хотите ...

- Постите, Вы не совсем правильно меня поняли, - показываю свою сигарету, - я просто хотел закурить здесь, но слышал что в Ориссе это запрещено, а Вы курите ...

- Курите! В Пури можно! - ответил он с нескрываемым облегчением.

Глядя на карту Пури в Лонлиплэнет еще месяц назад я знал что хочу в Пинк-Хаус. На краю галлактики, рядом с морем, рядом с цыганской деревней. Самое то, главное, что до леса рукой подать и мотать из города не далеко. Приехали. Закрыто. Фак, стучать без толку. Полночь. Говорю, вези меня извозчик ... в общем, сам знаешь куда, в недорогую гостиницу в этом районе.

Первая — не то, вторая, третья, четвертая ... Тьма, пустые темные улицы, задолбаный водила, - нет в мире совершенства, в следующую — селюсь. Следующая — гипсокартонный рай с европейским туалетом, чистенький дворик, напрочь обкуреный или обожравшийся бетеля портье. Селюсь! Час ночи, 50 рупий бонус водиле — счастье, я в койке. Дымят комариные спиральки, крутится вентилятор, стрекочет сверчок — красота, ни что не предвещало беды. Ровно в два ночи где-то совсем рядом началась чудовищная дискотека. Сотрясающе громкая музыка сопровождалась барабанами, воплями и пением. Мне по фигу, - мы с женой спокойно спали под этот аккомпонимент. Не привыкать, под нашими окнами в Варанаси с песнями и барабанами каждую ночь носили покойников в крематорий.

Утром портье объяснил — это пуджа, пуджа в рыбацкой деревне, она продлится еще три дня.

Мы пошли искать другую гостиницу. Гипсокартонный рай с европейским туалетом и чистеньким двориком меня не вдохновлял. Буквально напротив нашей гостиницы, видимо, услышав русскую речь, нас, из-за решетки ворот окликнула барышня.

Захотитте, стесь храшоо... Меня саффутт Каття, я ис Таллиннааа.

Мы зашли. Там было фантастически хорошо. «Олд Сагар-Саикат», колониальный особняк с пятиметровыми потолками, черными деревянными потолочными балками, облезлой штукатуркой, бронзовами кранами и душем, которые не менялись со времен британцев, четырьмя, по ночам тявкающими, гекконами на потолке нашего номера, окнами в рыбацкую деревню, индийским двориком, шаманом бабаджи Кану и потрясающими соседями.

Вечером, на балконе гостиницы мы жгли бенгальские огни на берегу Бенгальского залива в ночь на старый Новый год и пили Шампанское с будущими соседями-итальянцами и Каттей из Таллинннааа. Мы остались в этом волшебном месте на три недели. Хотя, честно говоря, три недели это был уже перебор.