У Иришки появилось вдохновение и она начала дописывать отчёт
Треккинг в Гималаях. Jomsom Trek.
День первый. Перелет Покхара-Джомсом. Переход Джомсом-Кагбени. Ночевка в Кагбени.
Весь вечер накануне мы посвятили сборам. Докупили всяких жизненно необходимых вещей, вроде носков из ячьей шерсти. Спальники решили не покупать. Собрали в рюкзаки вещей на шесть дней. Лишнее оставили в отеле у братьев. Но рюкзаки все равно получились увесистые. Я здорово нервничала и все думала, удастся нам осуществить задуманное или нет. В последний раз перед походом насладились благами цивилизации в виде горячей воды и вкусного ужина и улеглись пораньше.
Наш самолет улетал в 7 утра. Братья встали с нами ни свет ни заря, проводили до такси, пожали нам руки. «Я вас очень прошу, - сказал на прощание Ашок, - у вас есть наши телефоны. Если не дай бог что-то случиться, немедленно звоните нам. Мы придумаем, как вам помочь».
Мы приехали в аэропорт, когда его ворота еще были закрыты. Да-да, именно ворота – летное поле в Покхаре запирается на большие старомодные ворота. У ворот сидела стайка туристов с огромными рюкзаками – ребята тоже, очевидно, собирались на треккинг. Я почему-то думала, что нас прямо от ворот проводят в самолет. Ничего подобного, Непал – страна цивилизованная. Поэтому даже на внутренних перелетах – все как положено. Регистрация, проверка багажа и...обязательная уплата аэропортового сбора при вылете. Подозреваю, что вся эта «пыль в глаза» с регистрацией затеяна только ради получения заветных рупий сбора. Долго и нудно беседуем с сонным таможенником: «У вас ножи есть?» - спрашивает он. «Конечно, есть, чувак, мы ведь в горы идем». Таможенник бросает тоскливый взгляд на наши рюкзаки, ему явно неохота их проверять: «Окей, проходите». «А можно рюкзаки взять с собой?» - «Нет, в багаж». То, что в двадцатиместном самолетике, на коем нам предстоит лететь, есть багажное отделение для нас является настоящим откровением. Проходим в зал ожидания. За распахнутым окном – ярко-розовый, прозрачный рассвет над синими Гималаями. Красота такая, что полотна Рериха отдыхают. Хотим сфотографировать – но нельзя, в здании аэропорта фотографировать запрещено, о чем нам очень строго говорит молодой человек в военной форме. Коротаем время в беседе с приятной молодой женщиной-непали. Она сама подошла к нам и обратилась на русском языке. Оказывается, училась в Москве в строительном институте, сейчас летит в какой-то затерянный в горах городишко проектировать школу. «Вы не знаете, - доверительно спрашивает она, - этим самолетом очень страшно лететь?» Вот это да! Уж если местные боятся, то что про нас говорить. Невольно вспоминаю слова нашего друга Юры, выпускника Института гражданской авиации и большого юмориста: «Не переживайте, на маленьком самолетике лучше падать, у него планирующая способность выше». У нас с Андреем начинается настоящее нервное хихиканье. Страх перед полетом у каждого нормального человека в крови, а уж перед полетом на таком крохотном, на вид картонном, летательном аппарате – что и говорить. Но мы ведь путешественники, надо и это попробовать. И вот момент посадки на борт. На поле фотографировать тоже нельзя, но отказать себе в удовольствии попозировать перед малюткой «Дорнье» (а именно так зовется наш самолет) мы не можем – если выживем, то потом будем хвастаться снимками перед друзьямиJ Нервное хихиканье сменяется настоящим смехом: когда, скрючившись в три погибели, мы залазим в самолетик, нас встречает улыбающаяся стюардесса в форме, которая выдает нам конфетки и ...вату в уши. Вот это сервис! Из салона хорошо видна кабина экипажа – там сидят вполне солидные дядьки в форменных кожанных куртках, наши пилоты. Их двое. Все лучше, чем один. Пассажиры рассаживаются, все черезчур оживленно шутят и веселятся, короче говоря – страшно всем, это видно невооруженным глазом. Ну что, вату в уши, и – от винта!
Да, не боинг, и даже не «тушка», все воздушные ямы наши, трясет, как в «запорожце», но что за красоты открываются нашим глазам! Можно забыть обо всем, даже о собственном страхе, даже о том, что желудок стоит где-то в горле. Самолетик уверенно набирает высоту и вот уже летит прямо возле ледяной стены восьмитысячника Нилгири. Гималаи невероятно, завораживающе, волнующе прекрасны. Наверное, это и есть самое совершенное творение природы – холодные, равнодушные и вместе с тем притягательные, как магнит, самые высокие горы планеты, Top of the World. И ты – дрожащий от предвкушения и вострога маленький человечек в крохотном самолетике. В голове – полное осутствие мыслей, и вместе с тем – мандраж: «Смогу ли я? Получится ли у меня? Что впереди?».
Пятнадцать минут адреналина и абсолютного счастья пролетают практически незаметно. «Дорнье» почти касается крылышками верхушек каких-то хвойных деревьев и заходит на посадку в серое, темное, мрачное ущелье с игрушечными коробочками домишек. Джомсом. Подождите, а где взлетно-посадочная полоса? Вот этот клочок бетона? Это невозможно, тут нереально приземлиться...Зажмуриваюсь, вцепившись в кресло. Несильный толчок...Уффф, сели.
Пошатываясь, выходим из самолета, счастливые и гордые, как первый космонавт Земли.
Я искренне завидую тем, кому только предстоит впервые в жизни прилететь в Гималаи, таким же ранним и морозным утром, каким прилетели мы. Потому что им только предстоит ощутить этот невероятный свежий, кристально чистый, обжигающе-холодный воздух и увидеть то, что забыть невозможно: ущелье настолько глубокое, что рассветные солнечные лучи еще не проникли сюда, красок вокруг нет – все ровно-серое, деревьев нет, звуков...тоже нет, и над всем этим наливается розовым ледяная махина восьмитысячника Нилгири. Не знаю, будут ли ощущения от встречи с Гималаями такими же сильными во второй, третий, четвертый раз (уверенна, новые встречи у нас впереди), но этот первый момент...Настоящее откровение. Нас заставляет прийти в себя и подобрать упавшие на бетон челюсти только пронизывающий холод.
Вбегаем в здание аэропорта (слишком громкое название для крохотного сарайчика), находим в горе багажа свои рюкзаки и начинаем доставать теплые вещи. По наивности мы прилетели в Джомсом в одних флисках – ведь в Покхаре было +25. Здесь же едва ли больше +3.
Натянув на себя ячьи свитера, ячьи куртки и шапки, понимаем, что превратились в двух гигантских матрешек и едва ли можем шевелиться. Не беда. Зато тепло.
Выбраться из аэропорта на улицу задача не из простых. Нас буквально сбивает с ног толпа портеров (носильщиков) и гидов. Все наперебой предлагают свои услуги, согласны идти с нами на край света, куда угодно, только возьмите. Мы презрительно отфыркиваемся от предложений. Вот еще! Мы что, не путешественники? Позволить кому-то таскать за тобой рюкзак по горам? Нет, это для неженок! Тем более весят наши рюкзаки всего ничего – 10 кг мой и 15 кг Андрея. Мы еше не знаем, как мы наивны и как самонадеянны! Ничего, все впереди, горы все расставляют на свои места...
«Ну что, куда теперь?» – спрашивает Андрей. Мы стоим на мощенной камнем улице Джомсома. Господи, хотя какая улица и что такое этот Джомсом? Сотни две низеньких домишек из грубого камня с плотно закрытыми деревянными ставнями. Домишки жмутся друг к другу, пыльные, серые и неприглядные, нигде ни кустика, ни деревца, лишь огромные ледяные вершины – Нилгири и Даулагири нависают с двух сторон, да шумит сизая, холодная, бурная река Кали Гандаки. Готовые декорации к новому голливудскому фильму «Земля после атомной войны» или что-то в этом роде.
Наша цель на сегодня – селение с названием Кагбени. Обычно, прилетающие в Джомсом треккеры сразу идут на традиционный маршрут «Джомсом трек» или «Полукруг Аннапурны», то есть сразу поворачивают вниз, по направлению к поселку Марфа (прекрасное русское название). Так то обычные треккеры. «Крутые путешественники» (читай – крутые чайники) решили пойти наоборот, то есть в обратную от Марфы сторону, в Кагбени.
«Подумаешь, всего 10 км, так, для разминки» - сказала я, надевая на плечи рюкзак. Можно подумать, что я хоть раз в жизни ходила на эти 10 км.
Почему мы решили идти в Кагбени? Хотелось подобраться поближе к Тибету, а Кагбени как раз и есть настоящее тибетское поселение с настоящим старинным тибетским монастырем. Китай так прессует несчастный Тибет, что в Непале сейчас, наверное, больше тибетцев, чем в географическом Тибете. Кагбени находится всего в 70 км от Тибета (но каких 70 км – одни горы!), кроме того, это один из центров провинции Мустанг, или если говорить более поэтично – запретного королевства Мустанг, таинственного края, в некоторые уголки которого до сих пор заказан вход чужестранцам. Ну как можно было не сходить туда, особенно находясь в каких-то 10 км от Кагбени? Кроме того, в тибетском монастыре мне предстояло выполнить одно поручение, вернее важную миссию, но об этом позже.
Древний, как сами Гималаи, дедуся с плоским монгольским лицом на мой вопрос о дороге на Кагбени машет рукой куда-то в сторону. Заходим в полицейский участок, где регистрируем свои пермиты и расписываемся в журнале. Хорошее это дело, пермиты и их регистрация, - и статистика ведется, и деньги в казну, и где твой холодный трупик в случае чего искать подскажут. Не так как у нас в Карпатах – ушел в горы и через три года вышел. На стене участка висит занятная таблица – туда вносят данные о туристах из разных стран, отметившихся на этом маршруте. Украины в списке я не наблюдаю. Полицейский подтверждает, что выбранное нами направление – правильное, и мы обязательно прийдем в Кагбени.
Ну вот, собственно, отсюда и начинается самое интересное.
«Мы не заблудимся?» - осторожно интересуется Андрей. На улицах Джомсома – ни души, городишко словно вымер.
«Да как тут заблудишься!» - бодро говорю я. « В интернете писали, что заблудиться невозможно – встал на дорогу, и иди себе от села к селу».
Туристов не наблюдается тоже, все ушли в другую сторону. Единственным живым существом, встреченным нами на пути, стал совершенно прелестный тибетский терьер, прогуливающийся на мосту через Кали Гандаки. Вид тибетского терьера (таки Тибет рядом!) придает нам оптимизма, мы минуем Джомсом и выходим в долину реки, вернее широкое и глубокое ущелье между горами.
Вот здесь я впервые и поняла, что такое Гималаи. Одно дело видеть их по телевизору, читать о них книги и статьи в журналах, слушать рассказы бывалых, смотреть разные голливудские красивости, вроде «К-2», или французские жанровые фильмы, вроде «Гималаев». И совсем другое ранним утром выйти в самое глубокое в мире ущелье, по которому катится свирепая Кали-Гандаки, катившая свои воды здесь еще до появления Гималаев...Я не была на Алтае, не была на Кавказе и в Альпах. Возможно, если бы была, то открывшийся вид не ошеломил меня настолько. Хотя, Андрей бывал на Памире, ближайшем родственнике Гималаев, но обалдел не меньше моего. Только представьте, ты родился и вырос в огромном мегаполисе, до пяти лет был уверен, что молоко добывают в продуктовом магазине, никогда не ночевал в палатке, работаешь в шумном офисе и в переполненном метро чувствуешь себя гораздо комфортнее и безопаснее, чем в лесу, а тут...Стоишь один-одинешенек на краю серо-коричневой каменной пустыни, жмуришься от нереально фиолетового гималайского неба, высота дает о себе знать пульсацией в висках, и ты отчетливо понимаешь, что несмотря на все свои знания, мобильные телефоны, цифровые камеры, компьютеры и баночное пиво, ничем, абсолютно ничем не отличаешься от какого-то человека каменного века, потому как по-прежнему крохотен, никчемен и одинок перед лицом природы, и надеятся в этом мире ты можешь только на себя. Если хочешь проверить сможешь ли выстоять, что-то доказать, вперед, милости просим на трек.
Первые минут сорок мы шли совершенно одни, оглушенные абсолютной тишиной. Шли и подбадривали сами себя – совсем это не сложно, и не страшно, и рюкзаки не такие уж и тяжелые, и вообще, сплошной fun. Организм, правда, был настроен вовсе не так оптимистично. Я чувствовала, что мое давление и сердце отказываются принимать новые условия обитания – вроде и высота не бог весть какая, 3000 м, но не бывала я раньше на таких высотах, вот и иду сейчас с ухающим молотом в горле и колокольчиками в висках, но Андрею признаться боюсь, потому как путешественник должен быть сильным.
Мы идем дорогой вдоль сухого ложа реки. Очевидно, в сезон муссонов Кали-Гандаки заполняет всю долину полностью, сейчас же она разбилась на множество мелких ручьев, поэтому можно идти и внизу, по гальке, но мы упрямо прем по дороге, потому как «дорога путника умней». Умная дорога резко сворачивает вверх, в горы. Ну и мы карабкаемся за ней. Рюкзаки весят уже не меньше тонны. Вскарабкиваемся довольно высоко, сверху вся долина – как на ладони. Видим первый караван – далеко внизу идут, звеня упряжью, наряженные ослики и низкорослые тибетские лошадки.
«Странно», - говорит Андрей. – «Караван идет не по дороге. Может, и нам надо было просто идти руслом реки?». Сверяемся с картой. Да нет, все верно, вот дорога, а вот река. Упрямо пилим по дороге. И...упираемся в глубокую, заросшую какими-то колючками и усыпанную камнями расщелину. Все. Пришли. Дорога закончилась.
Минут двадцать мы с бараньим упорством пытаемся понять, как такое может быть. Ведь была дорога. И пропала. Должен же быть какой-то выход? Вариант спуститься в расщелину отметаем сразу. Спуститься-то, может и спустимся, но если из нее нет нижнего выхода, то наверх уже не заберемся никогда. Спуститься вниз, к реке, тоже не представляется возможным, потому как склон каменистый и практически отвесный. Остается последний, самый противный вариант – возвращаться. Итак, мы потеряли полтора часа времени, дали круг в пять километров и...растратили слишком много сил и эмоций. Прекрасное начало похода.
Почти на выходе с нашей распрекрасной «дороги в никуда» встречаем группу молодых американцев, очевидно, тоже поверивших карте и решивших идти по дороге, а не по руслу реки. Американцев ведет заросший бородой по самые глаза тип, похожий на гитариста Linkin Park Брэда Дэлсона. Причем, «Брэд Дэлсон» так уверен в правильности выбранного им маршрута, что даже не останавливается поздороваться с нами. Приходится самим остановить его и разочаровать. Выслушав целую бурю : “oh, no…f*cking sh*t” и прочего, вместе с американцами возвращаемся в долину. Им пришлось проделать всего-лишь лишний километр, а нам целых пять, вот это настоящий f*cking sh*t.
Спускаемся к реке мы тоже не совсем удачно. Для того, чтобы выйти на галечную тропку посреди долины, надо преодолеть препятствие в виде одного из русел реки. Мне жалко мочить ботинки (!) и, не придумав ничего умнее, я раззуваюсь и перехожу реку в брод. Глубина где-то по-щиколотку, но температура воды!!! Я думала, что мои бедные ноги там и останутся, в этой арктической воде. Андрей следует моему примеру.
Сидим на камешках, сохнем, солнце начинает припекать, поэтому приходится снимать все ячье обмундирование и прятать его обратно в рюкзаки.
Долина постепенно наполняется жизнью – по ней начинают сновать лошадки, караваны, локалы и десятки туристов. Черти, где же вы раньше были, пока мы одни-одинешеньки блудили на дурацкой дороге!
Сейчас, анализируя этот путь из Джомсома в Кагбени, я понимаю, что он был не таким уж и сложным, во-всяком случае – технически, минимум спусков и подъемов, прямая и ровная дорога на большинстве участков пути. Но мы на нем чуть не умерли, причем оба и сразу. Что было виной? Перелет, волнение, адаптация на высоте, голод, неподготовленность? Не знаю, но когда до Кагбени оставалось не более двух километров, мы передвигались со скоростью и темпераментом двух живых трупов. Нам не хотелось уже ни фотографировать, ни восхищаться красотами, ничего...К моему огромному ужасу, я увидела огромный подвесной мост. Надо сказать, что я вообще панически боюсь мостов, а подвесных – и подавно. Веселые, бодрые и загоревшие туристы, которые шли нам навстречу (они уже были не первый день на высоте, потому и чувствовали себя так замечательно), кричали нам Hi и Hello, мы вяло здоровались в ответ. И тут мимо прошел портер, бросивший hello, а идущий за ним...оживленный, улыбающийся, бодренький парень в ковбойской шляпе сказал: «Привет!» «Привет!» - простонали мы. Парень оказался одесситом, совершающим полный Аннапурна Круг. Он был несказанно рад увидеть соотечественников, хотел поболтать, но мы лишь что-то невнятно мычали, прижавшись к скале. «Ребята, а чего вы без носильщика? – спросил он, - Я вообще-то против эксплуатации и все такое, но так классно ходить с носильщиком!» «Мы хотим сами...» - выдавила я. «Зря, - сказал одессит, - Ну дайте я вас хоть сфотографирую». Страшно подумать, что за морды остались на пленке у этого веселого путешественника.
Одессит заверил нас, что по мосту идти не надо будет, и долгожданный Кагбени находится буквально сразу за поворотом. Так и оказалось.
Мы ввалились в первый же гест хауз, или как их здесь называют – lodge. Он назывался простенько и со вкусом – «Тибет». Деревянный домик, внутри почему-то очень похожий на ковбойский салун, какими их обычно изображают в вестернах. Юная девушка совершенно монголоидного типа показала нам комнату – жутковатое помещение с двумя грубо сколоченными кроватями и ванной. Запиралось это чудо на задвижку снаружи (!) и стоило 2 доллара за всю комнату. Я выглянула в окошко. Напротив стоял еще один гестхауз с гордым названием Hilton. Проверять комнаты в филиале Хилтона не было ни сил, ни желания, и мы решили остаться здесь.
15-километровый переход занял у нас почти пять часов. Ужасный результат. Мы не могли ни шевелиться, ни разговаривать. Сбросили рюкзаки, ботинки, совершенно промокшую от пота одежду и рухнули на кровати. Я, обычно такая брезгливая, даже не глянула на чистоту простыни и укрылась серым тюфяком без пододеяльника – в комнате было холодно. В придачу ко всему, наши лица кошмарно обгорели, и сейчас носы выглядели и чувствовали себя так, словно их подержали в микроволновке. «Ну вот, - думала я, - кто-то сейчас греет пузик на солнышке в Египте, кто-то делает тайский массаж в Бангкоке, кто-то ныряет на Мальдивах, а ты лежишь в кошмарной комнатенке in the middle of nowhere, умирающая от голода, усталости и сердцебиения, и называешь это отпуском».
Но ведь нам еще надо было сходить в монастырь, обязательно надо было, иначе зачем мы перлись в этот Кагбени? Андрей смастерил бутербродики из привезенного еще из Киева ржаного хлеба и бастурмы, влил в меня рюмочку неразбавленного джина, заставил проглотить еду – и мы засобирались в путь. Помимо фотоаппарата и камеры мы прихватили с собой целую торбу весьма странных вещей. Чего там только не было в этой торбе – разнокалиберные разрозненные носочки, гольфики, шарфик, шнурок от мобильного телефона, перчатка, игрушечный медвежонок, детский купальник, платки, бусы, заколки, полупустой тюбик туши...Все эти вещи принадлежали моим родственникам, друзьям и коллегам из Киева, а также их детям, друзьям, знакомым и родственникам. Они приносили мне их целый месяц. Зачем? Чтобы я оставила эти бебехи в настоящем тибетском монастыре «на счастье», якобы есть такое поверье: оставишь их в специальном месте на Тибете – такое счастье нападет, что не отобъешься (забегая наперед скажу – наверное, да. Боюсь сглазить). Как человек исключительно ответственный, я не могла позволить себе просто сложить все это под ближайшим кустом, ведь как учит Далйа Лама: «Все хотят быть счастливыми и не хотят страдать». Размышления о том, до чего суеверны продвинутые сотрудники киевских офисов, я гнала прочьJ
Снаружи нас ждал настоящий сюрприз. Оказывается, в этих местах, в долине Кали Гандаки, можно беспрепятственно передвигаться только до полудня. После полудня здесь начинается перманентный и очень сильный ветер, который мало того, что залепляет лицо песком и пылью, так еще и создает некоторые проблемы при передвижении. Как и положено в плохих книгах, всю дорогу до монастыря этот проклятый ветер фигачил нам в лицо.
Наш гестхауз все-таки находился не в самом Кагбени, а в так называемом Старом Кагбени, километрах в двух от основного поселения. Преодолевали мы эти два километра крайне тяжело, но до чего же интересно было глазеть вокруг! То и дело нас обгоняли всадники на низкорослых лошадках, внизу шумела и ревела река, по камням бродили, что-то выискивая (непонятно, правда, что) козы, а в стороне, на террасах были устроены небольшие огороды. Оставалось только подивиться, как в таком суровом климате, на этих камнях, под постоянным ветром, люди еще ухитряются что-то выращивать. А над всем этим, вдаль, убегали заснеженные вершины гор. Глазу человека, выросшего в средней полосе, в этих краях чертовски не хватает привычной зелени. Здесь присутствуют только три цвета: пронзительно-синий – неба, ослепительно-белый – снежных вершин и мазаных домиков, серый – всего остального. Фотографии получаются изумительные, словно наполненные солнцем и прозрачным воздухом, но так не хватает зеленого...
Кагбени – это действительно Тибет, причем такой, каким его представляет себе европеец. Низенькие каменные домишки с тяжелыми глухими ставнями – тепло надо экономить, большой дом тяжело протопить; на ветру полощатся разноцветные флажки с мантрами; лица у людей плоские, монгольские, обветренные, довольно дикие – жители этих краев совершенно не похожи на картинно-красивых жителей Катманду; невероятно чумазые, перепачканные соплями детишки с узкими китайскими глазами норовят заглянуть в объектив камеры и клянчат конфеты; и –горы, горы, горы, ветер и перевернутая синяя миска огромного неба. В быстром горном ручье женщины полощут белье. Переходим через мостик – вот и он, тибетский монастырь.
Путешествуя по Юго-Восточной Азии мы посетили множество буддийских храмов. Но в ЮВА одна ветвь буддизма, а на Тибете – совершенно другая. Разница заметна абсолютно во всем, начиная от довольно скромной архитектуры храма – ни позолоты, ни мозаики, ни драконов – лишь строгие, аскетичные стены карминно-красного цвета и разноцветные флажки с мантрами. Монастырь в Кагбени старинный, датируемый 13 веком, но небольшой. К нашему огромному удивлению, двери храма заперты на огромный железный крючок. И никого поблизости. Недолго скучаем на стульчиках во дворе – и вскоре к нам приходит самый настоящий тибетский монах. В отличии от христианских служителей культа, буддийские священники совершенно не пафосны и не напыщены, наоборот, они всегда открыты, приветливы и дружелюбны. Не является исключением и этот монах. Он берет с нас денежку, выдает в обмен желтые входные билеты (круто, да? Входные билеты в тибетский монастырь. Да мне за такое никаких денег не жаль!) и отпирает храм. Предупреждает нас о том, что фотографировать и снимать на видео запрещено – и уходит. Может, из деликатности – глазейте себе, дорогие туристы, сколько влезет, не стесняйтесь. А может, у него просто другие дела были, поважнее, не знаю.
Как описать этот храм поточнее? Короче, внутри он похож на декорации к «Золотому ребенку», «Индиане Джонсу» и «Семь лет в Тибете» одновременно. Никакого пафоса, никакой помпезности – и вместе с тем тебя невольно охватывает настоящий трепет. Краски приглушенные – все темно-зеленое и темно-бордовое, свет падает откуда-то сверху, царит полумрак, но на стенах – огромные, яркие, тщательно выписаные тибетские иконы-танка – и именно они создают ощущение нарядности и богатства. Мы, как зачарованные, бродим одни-оденешеньки, разглядывая какие-то сундуки, шкатулки, ковры, подсвечники. Мне до сих пор непонятно, что конкретно создавало атмосферу невероятной тайны в этом монастыре, но именно это – мистическое чувство тайны – было тем главным, что я вынесла из храма. На втором этаже мы находим вещь, ради которой нарушаем запрет монаха и все-таки (да простит нас великий Будда!) включаем видеокамеру – огромное изображение колеса Сансары. Я впервые видела его – такое красивое и такое пугающее одновременно. Почему-то весь уклад мироздания сразу показался очень стройным, понятным и справедливым, захотелось быть хорошей и не портить свою карму до такой степени, чтобы в следующей жизни переродиться голодным привидением – эти бедные создания были изображены так реалистично и так тоскливо, что даже злейшему врагу я бы не пожелала такого перерождения. Рядом с колесом Сансары был приколот листик, где на хорошем английском в доступной форме был подробно описан весь смысл изображенного. Мы глазели на Сансару, а за тонкой деревянной стеной монтонно и тихо читал мантры тибетский монах – не тот, который нас впустил, а другой, который, оказывается, был заперт внутри храма. Андрей заглянул к нему, а я застеснялась: впервые в жизни у меня было четкое ощущение того, что человек действительно общается с богом, не ради какого-то культа, не ради звонкой монеты, не ради красивого обряда – а просто общается. И я не хотела ему мешать. Но любопытство взяло верх – я, конечно, заглянула. Монах не обратил на нас никакого внимания, а мы, походив по храму еще немного, вышли наружу, на сбивающий с ног ветер, под показавшееся особенно ярким после зеленой темноты гималайское небо. Обошли храм три раза по часовой стрелке, покрутили молитвенные барабаны. Все было прекрасно – за исключением того, что я понятия не имела, где оставлять мешок вещей «на счастье». Не к барабанам же носочки моих киевских подруг привязывать! Пришлось идти с мешком назад.
Ветер к этому моменту стоял уже такой, что мы двигались, как в аэродинамической трубе. До нашего гест-хауза я дошла в полубессознательном состоянии. Наверное, многие будут удивлены, но у нас практически нет фотографий из Кагбени – у меня просто не было никаких сил их делать.
Обедать решаем в нашем же месте ночлега. Собственно, других опций немного – разве что Хилтон через дорогуJ
Первый обед в Гималаях. В меню – различные вариации на тему картошки, яиц, муки и яблок. О мясе можно забыть. Зато есть пиво! Заказываем какие-то загадочные Swiss Rostie with Eggs и пельмени мо-мо с яблоками. Такой обед обходится нам в шесть долларов. Кроме нас в столовой ( в смысле – не в столовке, а в комнате для еды) – никогошеньки. Обслуживала нас девочка лет десяти, с милым монголоидным личиком, со скудным английским, но очень славная и улыбчивая. Скоро выяснилось, что эти самые «рости» - это блин из картошки с яичницей сверху. После такого дня – настоящая пища богов. Когда я попросила у девочки кетчуп, она смешалась и не поняла, чего я хочу. И тут выяснилось, что в нашей комнате есть еще один персонаж – из угла нарисовался молчаливый тинейджер лет шестнадцати. На вид – настоящий индеец, просто Гойко Митич в молодостиJ Он притащил нам соус чили – и ушел на кухню. Еда оказалось очень вкусной, за окном вечерело, жизнь налаживалась. Листая меню, на последней странице я увидела очень интересный пункт: «Лошади». Не в смысле – «барбекю из лошадей на вертеле». А в смысле, что в нашем «Тибете» можно взять напрокат лошадей, чтобы доехать до Джомсома. Сказать, что я взволновалась – не сказать ничего. Я очень люблю лошадей. И очень боюсь лошадей. Не смотря на это, я пытаюсь влезть на лошадь и покататься (если кто-то ведет за поводья, конечно) при любом удобном случае. Случаев этих в моей жизни было негусто – пять или шесть. Мысль о том, что можно вернуться в Джомсом на настоящей лошади, привела меня в состояние восторга и сладкого ужаса одновременно. И я стала нависать с этой идеей над Андреем. В ходе переговоров выяснились неизвестные страницы из жизни моего мужа – он, оказывается, ни разу в жизни не сидел на лошади. Тут я вообще почувствовала себя крутым джигитом, фыркнула: «Да это ж раз плюнуть!» - и побежала на кухню, договариваться.
Чистая кухня в типичном тибетском доме. В углу печь, девушка постарше моет посуду, наша юная официантка застенчиво улыбается рядом. А я вышагиваю по кухне туда-сюда – рядом с тибетцами я выгляжу просто настоящим Гулливером, ну и высота потолков у них соответствующая, мне до макушки – и веду переговоры о лошадях с «молодым Гойко Митичем». Он отнекивается, говорит, что лошадей нет, я же настойчиво тычу ему в бронзовое лицо меню. Выясняется, что лошади есть, но далеко. Короче, продолжается эта тягомотина минут пятнадцать. Парень держится с большим достоинством и с какой-то приятной независимостью, я чувствую, что с лошадьми действительно туго, он не врет, но ведь так хочется! На лошадях! Через Гималаи! Это ж все миклухи-маклаи и пржевальские-тяньшаньские от зависти второй раз умрут! Наконец, мальчишка сдается: «Будут вам лошади. В шесть утра. Целых три штуки. Для вас, для супруга вашего, и для рюкзаков. А я сопровождающим вашим буду». Еще минут пять торгуемся о цене. Сошлись на тридцати долларах за все. Дорого, конечно, для этой деревушки – так вообще целое состояние, но что делать? За возможность побыть Тяньшаньским не жалко, да и парень очень симпатичный. И только после всего этого я решаюсь спросить: «А лошади смирные? Мы совсем без опыта верховой езды...и вообще, может это опасно?» Вся юная троица радостно улыбается: «Смирные! Не страшно совсем! Не переживайте!»
На часах – четыре часа дня. За окнами – совсем темно. Единственный досуг – пойти в свою комнату, лечь под пыльный тюфяк без пододеяльника и заснуть. Только на кровати понимаю, как же я смертельно устала. Организм все еще пытается привыкнуть к высоте. Но даже в положении лежа ему, бедному, очень тяжело – кровь ухает в висках, а сердце по-прежнему колотится в горле. Горячей воды в номере, естественно, нет. А холодная...ну она очень холодная, такое впечатление, что кран напрямик соединен с рекой Кали Гандаки.
Поэтому, прямо с покрытым песком лицами валимся мешками на кровати – и вырубаемся. В половине пятого вечера, до самого утра.(продолжение следует...)
