Направо вверх по морене на полку и до снежного языка. Там одеваем кошки и вверх до первого плато. Летняя мечта сборной СССР по лыжным гонкам! Снег чистейший, без пыли, свет и простор. Природа внемлет Богу среди бела дня. Впереди вторая ступень и верхняя точка перевала. На подходе к вершине тропа зигзагами выбирает путь между трещинами, но и без тропы в хорошую погоду понятно, куда идти. Погода хороша настолько, что выставленный вечером в Кьянжен Гумбе альтимерт врет аж на 125 метров, занижая показания из-за высокого давления. На юге показываются голубые дали «той стороны». Под касательной к склону пугающая неизвестность спуска.
По совету Джанду Ламы я подхожу к «краю», выбираю наиболее пологий траверс и пытаюсь пробраться под левую стенку. Снег мягчает и обнажает лед. По подставленному отвесным лучам склону сплошным потоком льется вода. Лед твердый усыпан щебенкой, мешающей бить ступени. Склон едва ли круче 45°, но очень скользко. 10-ю метрами ниже уже 60° и далее вплоть до отвеса. Разгребаю камешки и аккуратно, за 3-4 удара втыкаю в лед кошки. Потом следующий шаг. И так далее.
До чего живуч и изворотлив человек, трус и перестраховщик! Не увидел и не услышал, мочкой уха я почувствовал что-то неладное и посмотрел наверх. Набирая скорость как бешеные сани, на меня летела размером с чемодан гранитная плита. В таких ситуациях мозг решает систему дифференциальных уравнений мгновенно. Аналоговым способом. Решение системы было такое — на этом месте через 3 секунды. И я побежал. До безопасного каменного места ни разу даже не споткнулся. Оказалось, пасовал при трёх тузах.
Но внизу оставалось еще порядочно пространства для рисковой игры. Я засунул кошки в рюкзак и занялся тактикой, лавируя между скалами, сыпухами и камнепадами, пока не уперся в крутяк примерно за 15 метров до подножия. Непрерывно грохоча падающими с отвесных стен камнями, перевал жил своей собственной жизнью, с каждой минутой увеличивая вероятность возникновения неприятностей для моей и ставя под сомнение целесообразность поиска более безопасного места. Лезть нужно было немедленно.
Скала была не отвесной, но гладкой и практически без зацепок, крутизной где-то в районе угла трения между треккером и гранитом. Чтобы не улететь кубарем в случае срыва, необходимо было максимально приблизить к скале центр тяжести, поэтому первым пошел рюкзак. Поступательно проскользив 5 метров, он таки покатился кубарем, в конечном счете улетев метров на 50 и потеряв по дороге пристегнутый коврик и треккинговые палки. Проанализировав ошибки своего спутника, вторым пошел я. У меня получилось удачнее. Как выяснилось, рюкзак тоже практически не пострадал.
Преисполненный героическим пафосом, я все же решил отложить фиксацию успеха, до пересечения замороченной морены, отгораживающей перевал от «большой земли». И оказался прав. Карабкаясь по живым камням, я пару раз споткнулся, чудом не выбив зубов, не сломав руки, и, наконец в цельности и сохранности ступил на твердую, поросшую невысокой травкой почву.
Герой? Минуточку...
А я тогда кто?
Местность вокруг была пустынной. Ни хижины, ни коша, никаких следов скотины. Ни даже диких животных не наблюдалось вокруг. Только то и дело исчезающая невесть куда тропа, голодный гриф в голубом зените и горы, горы вокруг. И вдруг, среди этого безмолвия, мне послышался человеческий голос. Кто-то очень громко и протяжно, издалека обращался ко мне. Но я никого не видел и подумал, что померещилось. Спускаюсь дальше, пять минут, десять, полчаса, и вижу, внизу идет человек. Походка спортивная, легкая, одет в трусах, в руках бамбуковые палки, за спиной маленький рюкзачок. Один. До ближайших людей два долгих дня пешком, а вокруг стремительно темнеет и холодает. Я окликнул его. Он приветливо помахал мне в ответ, типа: «Я-то тебя давно заметил». Человек был явно не местный.
Чувствуя за собой моральную поддержку более тяжелого рюкзака, я заговорил первым.
— Ты что, Один?
— Один.
— Откуда сегодня идешь?
— Из Панч Покхари.
— А Куда?
— В Кьянжен Гумбу.
Нихрена себе! В моем раскладе это три ходовых дня.
— Так ведь ночь на дворе... У тебя палатка-то есть?
— Ай нот нид тент. Ай гоу вери фаст.
— А здесь тогда чего делаешь?
— Зат рут нот гут, — показал он в сторону Дордже Лакпа, — нот поссибл ту гоу даун.
— Понятно, — говорю , — заблудился, значит... Ох уж эти батарейки в ЖэПиЭсах!
Мой встречный спутник оказался испанцем. Зовут его Хесус Новас, но он привык, что к нему обращаются по фамилии. Идет Новас из Луклы, через Таме, Таши Лапча, Ролвалинг, Ласт Ресорт, Панч Покхари и перевал Тилмана в Лангтанг, Сьябру, и далее Ганеш треком в Мачакхолу и Аругат. За 12 дней! Не идет — бежит!!! За 12 дней столько не пройти.
На этот раз он попал в неприятную ситуацию. Перепутав ущелья, он потерял кучу времени и вернулся обратно лишь в сумерках. Было новолуние и продолжать путь ночью не было никакой возможности. Чтобы не замерзнуть до смерти, он был бы вынужден до рассвета нарезать круги... если бы с гор в нужное время и в нужное место не спустился-б ангел-хранитель.
В этом странном для себя качестве, я принялся за палатку, Новас побежал за водой.
— Ёр шуз нот гут, — передразнил я подопечного, указывая на его легкие и насквозь мокрые кроссовки, — диффиклт ту крос уэт айс. У тебя кошки-то есть?
Кроме Гималаев нас сплачивало еще и одинаковое знание английского.
— Ай нот нид крампонс. Ай гоу визаут. Фор ми нот проблем.
Я показал ему фотки с перевала. Он почесал затылок, призадумался.
— Ты, наверное, альпинист, — спрашиваю, — ...или марафонец?
— Нау ноу. Раньше был. Сейчас простой треккер.
— А я тогда кто?!
***
Ночевали мы в лагере №3 на полутора пенках, укрывшись единственным спальником.
Следующим вечером, прогулявшись через перевал Тилмана и обратно, кошки Джанду Ламы вернулись к хозяину. За вычетом тысячи премиальных, эстафету принял залог. Ганеш треком он продолжил путешествие в Катманду, где и был счастливо пропит в компании хороших друзей.