Что бы написал Афанасий Никитин, если бы он приехал в современную Индию.
В лето 7519 от сотворения мира стальная птица туркестанская доставила меня на землю Гиндустанскую. В Бомбее-граде зимою душно велми да парище лихо. До купецкого посада ездют рикши да самокатные повозки. А извозом черные людишки лукавы да обман всюду. Бьешь по рукам о пяти шекшени да беруть шесть. А коли договором добрым за 7 шекшеней то беруть о десяти. Никакой управы на тех татей нет. А стража в сговоре за ними.
Яз куда хожу, ино за мною людей много, да дивуются белому человеку. Повозок самокатных числом не счесть. А все повозки железные хиндустанские те кличут Махиндра и Тата. А Тата это не то что «отец» по нашему, а купец велми богатый, но не хорасанский, а поклоняется он огню.
А жонки все ходят голова не покрыта, а паробки да девочки ходят наги до семи лет, сором не покрыт. Иные же годом от 20 ходють баско, на европейский манер, да в камке да в индиге, а у всех говорухи в руках. А те, что побогаче, то имеють машины умные раскладные да с сетью завязаны. Иные же на самокатных повозках ездють что купцы да государева знать, да доходу имеють лакх а иные и пол-лакха. Да есмь четверть лакха доходов то повозка тож Тата, а кличуть её «нано».
Паробки что ладны иные промыслом да офеней живуть, да белых людей промышляют. Кожный норов теньку справить да шекшени. Да кличут всех белых «Намасте» да «аю фром». В другий раз играют паробки в шар да в лапту повсюду.
Англицкий язык знают множество. Есче тут говорят на хиндустани да на маратхи, хорасанского да по-русски ни говорит никто.
Менялы беруть в обмен и паунды англицкие и деньгу ганзейскую и заокеанские талеры. А русскую гривну не имают, а скаляцца. Хинди русси бхай бхай....... За молитву святых отець наших, Господи Исусе Христе, сыне Божий, помилуй мя, раба своего грешного Афонасья Микитина сына.
А живут в Бомбее-граде народу всего кроров 10 и 7 кроров, а промеж них есчё хорасанцы да бессермены. Да огнепоклонцы. Простой люд же ночують кто на улице да кто почище в бутханах. Купцы же да бояре да государевы люди по разряду живуть в домах каменных на европейский манер. Майдан же наш на хиндустанский язык тож «майдан». Да чай тож «чай» а в шинках подають токмо з перцем да с молоком.
Вечером в Бомбее-граде во Колябском посаде полно женок гулящих. Кликают «аджа!», значит, идем со мною. Иные, те, что по 200 руписов за ночь страшны да чорны да грязны. А те, что за 500 чорны, да за 1000 руписов лучще. Жонки их худы да веселы, а исподнего не носют, да срамное место не бреють. Иные женки волосы осветляют да мажут краскою губы. А денег вперед берут.
Отхожих мест велми мало а токмо в шинках, а на майданах нету, а зовут отхожее место тут – шочалая. А хорасанцы кличуть шочалай-хана.
Гиндустанцы же не едять никоторого же мяса, ни яловичины, ни боранины, ни курятины, ни рыбы, ни свинины. Ядять же в день двожды, а ночи не ядять, а вина кожные не пиют, а кожные пиют но в меру. В шинках купцам да бессерменам дають и уиски и рому местного, а иной раз и хмельной воды из кози гиндустанской, да сыту.
А воловины не едять никакая вера. А одна вера с другой ни пьеть, ни есть, ни з женою, ни с бессерменом. А едят все брынец, да кичири с маслом, да травы розные ядят, а варят с маслом да с молоком, а едят все рукою правою, а левою не приимется ни за что.
А в Хиндустане жити купцам сытно, занеже у них все не дорого: один есми человек, ино по 300 руписов на харч идет за день, да кров 300. А вина есми пивать, да сыты, да чараса, да жонок бомбейских имать в третий день, то идет два хаджара на день, и то рядишь «Бахут механга хэ», то и полторы хаджара.
В земле Хиндустанской всего вер 80 и 4 веры. Но не все верують в бута. Иные почитают Христа, да Магомета. Иные же числом менее поклоняются Заротустре, а иные Будде, по нашему царевичу Йосафу.
Бутханы те ж есть в кожном месте, да обращены на Восток, и буты стоят лицом на восток. А бессерменов вовнутрь бутханы не пущають. Ни купцов заморских, ни лучших гостей, ни за теньку, ни за анну, ни за шекшени. А из русичей там пущають токмо БГ, а пошто токмо его пущають - этого мне неведомо.
А кои верують в бута иные из мужеска полу дымом дышат да чарасом промышляют. Те что чарасом сидять да глазницы мертвы да скаляцца. С поклоном иных хают «шанти, шанти», что с хиндустанского значит «мир, да добро, да тишь. Да благость».