|
Амарнатх – второе самое почитаемое место для шиваистов после горы «Кайлаш». Все что я помню из книг о Шиве, так это то, что он танцует. Пожалуй, эта метафора главное, если не единственное сходство между нами. Но ехать туда – есть причины.
В лагере по дороге в пещеру, остановится больше чем на день невозможно. Здесь военный городок, где нет ни иностранных туристов, ни каких-либо условий для их жизни. Даже чтобы сходить пописать нужно преодолеть себя - впереди пять минут по каменистой дороге и пункт досмотра с закрытым шлагбаумом.
«Есть такие места на индийской карте, в которые так и тянет. Так и тянет написать «нот элон – даже если тянет». Вот это про Амарнатх», -думаю я, расстилая засаленный матрас под непрестанным вниманием 4-х кашмирцев. Женщин здесь почти нет – разве что в военной форме. Спать приходится в палатке, без защиты из дверей и стен, с дырами в брезенте, посмотреть в которые выстаивается целая очередь. В очередной раз я испытываю свою судьбу.
Подъем в 5 утра. Холодно и влажно. В пещеру Шивы, открытую всего раз в году для посещения паломников, добраться не просто. От кемпингового военного лагеря в Амарнатхе до знаменитого лингвама ведет долгая 14-ти километровая дорога. Машины и любой другой транспорт туда не пускают, да и самый тяжелый байк загнется на ближайшем подъёме. По крутой тропе можно идти пешком или на лошадях. И без того утомительное движение усложнено погодой - в тени очень холодно, на солнце – невыносимо жарко. За пять километров до места находится вертолётная площадка. Это единственная подспора для желающих проделать путь поскорее. От туда тянутся странные конструкции. Большие носилки, с сидящими на них людьми, которые бедные, но сильные кашмирские мужчины тащат на своих плечах.
Кашмирцы – настоящие горцы. В них нет ничего ни от маленьких монголообразных тибетцев, ни от женоподобных делийских индусов. Красивые лица, стройный, высокий стан, короткие улыбки и задумчивый взгляд. Наверное, таких полно на русском Кавказе. Хотя... я никогда там не была. Мой проводник – симпатичный молодой парень. На нем синие джинсы и белый вязаный свитер, оттеняющий смуглую кожу. Он постоянно молчит и смотрит вперед. И я ловлю себя на мысли, что могла бы запросто влюбиться в него. Нет не сейчас, когда он ведет мою лошадь по краю обрыва. Но, я догадываюсь, в другом мире, в таком, как система «Москва», он мог бы запросто стать причиной моей страсти.
И я бы ни за что не стала учить его язык. И запрещала ему запоминать русские слова. Вечерами мы бы молча смотрели на огонь. А по утрам гуляли по большому темному лесу. Такому, который может быть посеян словами, что не были потрачены зря. Он мог бы даже в темноте найти все трещинки и засечки, что отмечены на моей душе. Но он просто ведет мою лошадь. По самому краю...
Чем ближе к цели, тем больше обгоняющих и идущих на встречу, таких же "паломников в упряжках". Они бодро направляют своих лошадей и кричат «Бумбелэй»...что-то вроде нашего «Здрасте». И вдруг я чувствую, что это начинает работать. Позитивное настроение и сила, бодрые выкрики, как рука, протянутая на помощь. От нее исходит тепло.
У подножья пещеры еще один небольшой военный лагерь. А потом долгий ряд ступенек. Пещера отполирована мрамором. Лингвам закрыт решеткой. Одновременно в узком, сыром пространстве находится неколько десятков человек. Так с самого утра и до ночи излюбленная индуистами святыня, превращается в подобие московского субботнего зоопарка. Только вот на кого и кто здесь смотрит. Чтобы почувствовать «магию» нужно закрыть глаза и уши, а потом пройти босыми ногами по ледяному дну. Холод – единственное настоящее, невыразимо сильное ощущение от этого места.
На обратной дороге я встречаю саду (святого человека или аскета). Он кричит и размахивает руками. Но, кажется, кроме меня его ни кто не слышит. Все слишком увлечены подъемом к пещере. Он ловит мой взгляд и переходит на английский – «Ты одинокий странник. Ты гость, чужестранец. Возьми то, что просит твое сердце и возвращайся домой». Я обязательно так сделаю. Когда-нибудь - обязательно. Наверное, когда очень-очень устану. Но не сейчас. Пока мне хорошо и здесь - на дороге, такой живописной, крутой и дикой. Которая идет по самому краю.
|
