|
Ух ты, столько отзывов и требований) Спасибо.
* * *
Грузинские дальнобойщики вели себя на редкость нагло и весело. Они уверили меня, что никакой опасности не существует, конфликт носит локальный характер и вообще этот конфликт не сегодня, так завтра, исчерпает сам себя. Соблазнившись на их компетентные суждения, я решил не менять своих планов и двигать в сторону Сванетии. Внешне беззаботный, но весьма напряженный изнутри, я съехал с парома на долгожданную грузинскую землю.
Процесс прохождения таможни, временной регистрации мотоцикла и прочей лабуды государственного значения занял пятнадцать минут. Грузинские службы работали как швейцарские часы, а коррупция отсутствовала в корне. Впечатленный этим, я покинул порт и покатил к Абхазской границе. Раньше эта дорога была загружена, по ней везли мандарины, отдыхающих и другие товары. Сейчас она пустынна и заброшена. Граница с Абхазией закрыта и дорога ведет в тупик.
В Зугдиди я нашел небольшой приватный отель. Цена была достаточно высока, а комната достаточно паршива. Я спросил, есть ли в городе еще отели и получил категоричный ответ, что это единственный отель. Я забросил вещи в номер, переобулся, вышел прогуляться по городу и обнаружил, что прямо напротив моего, единственного в городе, отеля находятся еще две гостиницы. Правда, с не очень броскими вывесками. Поэтому будем считать, что персонал моего отеля их тоже не видел.
Сделав кружок вокруг квартала, я словил себя на мысли, что, в принципе, я неплохо провожу время вне всяких там населенных пунктов, но стоит мне попасть в город, как у меня начинается синдром Гомера Симпсона. Другими словами, ноги сами меня несут в шашлычную, а из шашлычной в пивную, а потом в какую-нибудь кебабную и так далее. Мысли о культурных достопримечательностях приходят мне в голову, как правило, после того, как я покидаю этот город.
В этот раз я решил, что все будет по-другому и вернулся в гостиницу, чтоб почитать Лонли Планет на предмет культурной программы в Зугдиди. Однако при пересечении фойе отеля я был замечен персоналом и тут же приглашен за стол в ресторане, где проходили шумные проводы какой-то сотрудницы в Москву. За столом присутствовали учредители предприятия, администрация отеля, повара, секьюрити, портье и все их родственники. Меня усадили в торец стола и налили вина. Выпив несколько бокалов, я к своему удивлению, очень быстро дошел до кондиции, при которой уже хочется со всеми брататься и танцевать на столе. Я даже начал порываться произносить какие-то тосты, но вовремя взял себя в руки, извинился и, поднявшись из-за стола, сказал, что мне нужно найти интернет.
Пройдя сто метров по вечернему Зугдиди, я оказался на бульваре, где били фонтаны с подсветкой, а вокруг бегали дети и кричали что-то по-грузински. На бульваре ко мне подошли трое хлопцев и спросили, кто я такой и че я тут делаю. Придерживаясь рукой за ствол дерева и улыбаясь во весь рот, я как мог объяснил им это.
- Ты что пьяный? – улыбаясь спросили они.
- А как ты думаешь? Я должен быть трезвым в мой первый вечер в Грузии? – ответил я вопросом на вопрос.
После этого они отвели меня в интернет кафе, усадили за компьютер, оплатили час пользования, вернулись за мной ровно через час, отвели в какую-то пивную, угостили пивом и вышли проводить меня на пустынный ночной бульвар. Мы постояли минут пять, потом один из них достал ручку и написал мне свой номер телефона.
- Когда вернешься с гор, обязательно звони – я тебе объясню, как приехать к нам в село. Это десять километров отсюда. Устроим на ночь, накормим, не переживай за это. Обязательно звони.
Здесь мы попрощались и разошлись в разные стороны. Я всегда испытывал очень специальное чувство к Грузии. Мой прапрадед был грузином и я всегда чувствовал какую-то особую тягу к этой стране и ее народу. Возможно, это всего лишь мое воображение нарисовало красивый образ, которого мне нравилось держаться. И этот образ, возможно, не был на сто процентов лично моей выдумкой. Не знаю. Но, так или иначе, в этом образе не было отведено места для грузинских гопников, которые приехали в город из села просто поразмять руки. Существуют ли они на самом деле, как явление? И может ли существовать явление само по себе, вне зависимости от нетрезвого субъекта восприятия? Это был хороший вопрос. Но я был слишком пьян, чтоб думать о таких сложных вещах. Поэтому я добрался до кровати и уснул с вертолетами в голове, совершенно умиротворенный и счастливый. Завтра мне предстояло ехать в горы, а война, объявленная с утра, была слишком далекой и виртуальной, чтобы беспокоить меня.
Утром я с трудом встал с кровати и посмотрел на часы. Планируемое вчера время отъезда в горы давным-давно прошло. Нетвердой походкой я спустился в вестибюль и огляделся. В вестибюле сидели люди и смотрели телевизор. Никто не улыбался. По телевизору шли новости, но я не мог понять ни слова, потому что все было на грузинском. По тревожным голосам ведущих было понятно, что что-то произошло пока я спал. Из сухих ответов я узнал, что ночью бомбили Гори и порт в Поти, куда я вчера причалил.
Решение бежать пришло немедленно. Насколько это было возможно в моем состоянии, я быстро составил план действий. Первым пунктом была шоковая терапия по приведению организма в транспортабельное состояние. Я с трудом съел яичницу, залпом выпил два стакана холодного вина и стал ждать, когда ко мне вернется контроль тела и сознания в объеме, необходимом для управления мотоциклом.
За соседним столом завтракали три угрюмых свана. Они спросили, откуда я. Я ответил.
- Украина это наш брат. Пошли воевать вместе с нами – предложили они, как бы в шутку.
Я не нашелся, что на это ответить и поэтому задал встречный, достаточно идиотский, вопрос:
- А вы что, ребята, на войну едете?
- На один день заедем в Местию, надо быть на похоронах. Потом соберем вещи и пойдем воевать. Так что, ты идешь с нами или страшно? – сван усмехнулся.
Я кисло улыбнулся им в ответ, как бы давая понять, что мне совсем не страшно, и я не против того, чтобы повоевать вместе с ними, но мне надо смазать цепь и еще надо ехать и дела и все такое. Не исключаю, что они решили, что я трус. Это возможно. Я быстро доел яичницу, пожелал им удачи, собрал вещи, привязал их к мотоциклу и развернул карту.
В сложившейся ситуации из Грузии было два выезда. Первый в Азербайджан, второй – в Армению. Армения была тупиковой страной, откуда практически никуда нельзя выехать. К тому же она лежала не совсем на моем пути. В Азербайджан вела основная дорога, пересекающая всю Грузию с запада на восток. Дорога проходила в километрах сорока от Цхинвали и пересекала Гори. Альтернативный путь пролегал по южным горам, он выглядел более безопасным, но я догадывался, что по горным дорогам я буду ехать неделю. Поэтому я решил ломиться напрямую, надеясь, что военных действий возле Гори не происходит. Так получилось, что я угадал.
На трассе дул страшный боковой ветер. В атмосфере начавшейся войны этот горячий пыльный суховей приобретал какую-то демоническую окраску. Ветер шманал мотоцикл то вправо, то влево. Приходилось все время кренить Катерину в подветренную сторону, но все равно резкие порывы стремились бросить меня то на обочину, то на встречную полосу. Это было новым опытом для меня. Я ехал очень осторожно, не быстрее шестидесяти километров в час. Хотя повод ехать быстрее очень даже был.
Дорога оказалась открытой, не смотря на военное положение. Никаких блокпостов, никаких проверок, разве что полиции больше чем следует и у каждого из бесчисленного количества мостов стояли военные, а в роще был спрятан БТР. Иногда в лесополосе можно было разглядеть какие-то ракетные установки, но я не очень разбираюсь во всей этой убийственной технике, чтобы компетентно рассказать, что это было такое.
Недалеко до поворота на Цхинвали я остановился у ларька с водой.
- Россия? – спросил меня продавец лимонада.
- Не совсем. Украина.
- Куда едешь, дурак? Там война. Война идет! Понимаешь?
Вопросы герба на обложке паспорта особенно актуализируются в военное время. Я знал, что там идет война. Но у меня не было другого пути.
В этот момент я увидел брата байкера-дальнобойщика, который остановился в пятидесяти метрах дальше. Брат, очевидно, не заметил мой мотоцикл, а остановился, чтобы сделать пару фоток колонны танков, ползущих по обочине. Брат оказался родом из Голландии. На вид ему было около сорока лет, он был смугл, подтянут и все время сверкал своей идеальной белозубой улыбкой. Я спросил его, куда он едет, в легкой надежде разделить с ним тяготы дальнейшего пути. Он ответсвовал, что едет в Тбилиси, хочет покрутиться там два-три дня, затем вернуться в Поти, сесть на паром и уплыть в Украину, чтобы к концу следующей недели быть уже дома. На это я заметил, что у меня есть для него две новости, которые ему не мешало бы знать. Первая новость заключается в том, что паром Поти-Украина ходит раз в неделю, а не каждый день. Вторая новость в том, что по некоторым данным порт в Поти вчера бомбили и, поэтому паром, скорее всего не ходит уже вообще.
- Бомбили? Кто бомбил? – удивленно спросил брат под рокот движущихся танков.
Я немного помялся и понял, что, наверное, он еще не знает третьей новости. Новость заключалась в том, что вполне возможно, что через пару дней дорога из Тбилиси в Поти будет закрыта по причине войны.
- Вот дерьмо! – воскликнул брат – Я ничего не знал об этом! В этом случае мне надо срочно менять свои планы.
На какую-то секунду он принял озабоченный вид, но затем снова засверкал зубами и сказал
– Пожалуй, остается только Турция. Поехали вместе в Турцию, там клево!
Какую-то секунду я кол****ся. А может действительно ну ее эту Монголию, возьму да и рвану в Турцию. Там клево.
- Нет, - сказал я – я не могу. Я еду в Монголию, Турция мне не по пути.
Такого объяснения было более чем достаточно, брат понимающе кивнул, пожелал удачи, развернул свой БМВ и поехал в Турцию. А я, обогнав танковую колонну, поехал в сторону Гори.
У поворота на Цхинвали дорога была заполнена колоннами военной техники, которая стояла у обочин и светила своими фарами сквозь тучи пыли, поднятые ураганным ветром. Картина была зловещей. Медленно проезжая мимо поворота, я бросил взгляд налево и увидел дорогу на Осетию, которая терялась в какой-то желтой мгле. По дороге в сторону мглы ползли грузовики с солдатами.
Проезд через Гори был свободен. На улицах города бросалось в глаза большое количество военных и очень незначительное количество гражданских. На мосту через реку я увидел оборванные троллейбусные провода, валяющиеся на дороге, но было непонятно, из-за чего они оборвались. Может быть и от ветра.
Затем начались горы, ветер утих и я к вечеру добрался в Тбилиси. Мне стало обидно. Я так мечтал поездить по Грузии, что даже специально скорректировал свой маршрут и воспользовался очень недешевым паромом. Становилось понятно, что Грузию в этот раз я не посмотрю. Но я обязательно еще вернусь сюда.
Заночевал я в приватном гестхаузе бабушки Додо, расположенном в сердце старого города. Гестхауз был забит иноземными бэкпэкерами, которые съехались сюда с разных концов Грузии, поближе к посольствам своих стран. Для того, чтобы покинуть Грузию им нужны были визы. В первый раз в жизни я видел жителей Европы, которые смотрели на обладателя украинского паспорта с завистью.
Я часа два послонялся по городу, поплевал в воды Мктвари, потолкался на овощном рынке и пошел искать интернет. Никто больше не спрашивал меня, из России я или нет. Я спрашивал по-русски - мне отвечали по-русски. Все веб-сайты с доменом ру были заблокированы, поэтому в интернет-кафе мне хватило тридцати минут, чтобы проверить почту и оставить сообщение, что я жив и здоров. По телевизору крутили речь Путина и все посетители интернета собрались перед экраном, время от времени выкрикивая в адрес российского премьер министра непечатные выражения. Я закончил, расплатился, улыбнулся кассиру, он мне улыбнулся в ответ и я пошел спать.
Мне сложно судить об этой войне. Я был просто человеком-на-мотоцикле, который проезжал мимо. У меня не было ни семьи в Осетии, ни личных амбиций. Мне все равно из-за чего началась эта война. Спровоцировал ли Занзибар ввод грузинских войск в Осетию или Грузия приняла необдуманное решение под влиянием политических сил Гондураса – это не имеет никакого значения. Я смотрел новости в Грузии, затем смотрел новости в Азербайджане, затем смотрел новости в России. Одни и те же вещи подаются под разным соусом и на разных блюдах. Меня интересует вопрос, все эти премьер министры, генералы, дикторы и телеведущие – верят ли они сами в то, что говорят или нет? Ложь и бред везде и это логично. Потому что, если людям не дать причину, то воевать они не пойдут. Причины же, как таковой, не существует.
Вы мне скажете, что это затасканная до дыр, вонючая хипповская идеология, которая давным-давно сама себя уже изжила и сгнила. Вы мне скажете, что это бараны стоят и молча жуют траву, в то время, как в пяти метрах от них режут их собрата. И еще, возможно, вы мне скажете, что настоящие патриоты защищают свою страну и свой народ, а не флудят про правду и неправду.
Я вам скажу, что они защищают. Они защищают даже не финансовые интересы аморфной группы людей, состав которой меняется ежеминутно. Они защищают вложенные в их бошки концепции Великой Могучей Швамбрании и Прекрасной Свободной Мандаринии. Можете подставить любые, известные вам, названия стран в эту формулу – ничего не изменится. Принято считать, что пролить свою кровь за эти концепции благородно. Когда-то благородным поступком в тусовке самураев считалась возможность отдать, не раздумывая, свою жизнь за суверена. Но если хорошенько об этом подумать, то это начинает казаться глупым.
Войну принято рисовать как вооруженный конфликт между адскими зомби-трупоедами, поставившими перед собой задачу уничтожить жизнь на земле, и крылатыми добрыми эльфами, которые эту жизнь защищают. Эта концепция появляется в раннем детстве в добрых сказках и следует рядом с нами всю жизнь, как оправдание и причина войны. Для того чтобы понять всю абсурдность этой концепции, достаточно посмотреть на историю. Желательно на древнюю или средневековую, когда уже более-менее беспристрастно можно взглянуть на одни и те же события из окопов, расположенных по обе стороны фронта.
Но не будем полемизировать. Возможно, я просто потенциальный дезертир, мерзавец и предатель Родины.
Следующим утром бомбили авиазавод возле Тбилиси. Я слышал отдаленные звуки, но не понял что это такое. Собрав вещи, через два часа я уже был на пограничном переходе «Красный мост». За грузинским шлагбаумом новый капиталистический асфальт закончился и дальше тянулась какая-то козья тропка, усыпанная гравием. В конце тропы виднелись металлические контейнеры с вмонтированными в стены окнами. Я въехал в загадочный Азербайджан.
|
