|
Индия притворяется географией и государством, а на деле очень странное место. Вся страна работает как катализатор, увеличивая скорость событий в жизненных ситуациях. Где награда сразу же следует за победным прохождением рискованных моментов в биографии. А ошибка будет катастрофической.
Знать бы, где упасть соломки подстелить бы (рисовой).
Но, «дороги, которые нас выбирают», иной раз заводят в тАААкие дебри...
Прочёсывая оптовые склады с сувенирами и одеждой из разных стран, я уяснила, что спрос превышает предложение и ехать за товаром предстоит мне самой. Мне некогда было учить английский, да и в голову не приходило.
И я уже между небом и землёй - в самолёте. Лечу одна. Времени волноваться перед встречей с мифической страной - нет.
На фоне зеленовато-бледных соотечественников разноцветные задрапированные в яркие шали индусы выделялись громкими голосами и пластичной жестикуляцией. Не снимая живописных тюрбанов, в туалет они ходили босиком.
Русские кришнаиты сидели кучно, перебирая чётки, спрятанные от «нечестивых взоров» в мешочках из полотна. Они монотонно повторяли главную для поклонников Кришны - МАХА МАНТРУ:
«Хайре Кришна, Хайре Кришна!
Кришна Кришна Хайре Хайре!
Хайре Рама, Хайре Рама!
Рама Рама Хайре Хайре!»
Я ввалилась в Индию, заполошная торговыми дрязгами и домашними проблемами, с пачкой долларов в тайной набрюшной сумке, с безумными глазами и мощным внутренним посылом – «Не дождётесь!»
Всех, кто оказывается впервые на оплавленном неистовой жарой асфальте аэродрома, окутывает запах...
Да, уж... Индия без спроса лупит как кувалдой по органам чувств пресного белого человека. Ну, а первым достаётся носу. Запах, чуждый, приторный, густой как... не поддающийся определению обонянием, настолько он незнаком. Он въедается в одежду, волосы и твою кожу. Пахнет пылью, скучающей долго по муссонному дождю, городским смогом, приторным дымком марихуаны, парным молоком, смесью тысяч ароматных деревьев и благоуханьем цветов из многочисленных парков, тянет гарью от сожжённых охапок дров для варки тысяч килограммов риса, жареными пряностями и соусом карри из тысяч харчевен, и благовониями из сотен тысяч храмов, и сладко-тухлым запахом сточных канав... Пахнет Индией. Вернувшись одежду можно постирать, но запах, невозможную отраву, всем, кто вдохнул его хотя бы однажды, не удастся вытравить из собственной памяти никогда.
Однако интуиция громко заявила о себе уже на первых метрах передвижения в международном аэропорту имени Индиры Ганди. И орала она благим матом одно-единственное слово – «Берегись!»
Через полчаса после приземления я стояла в пёстрой толпе, чтобы поменять деньги и, наблюдая, вычислила, что облапошивание русских происходит сразу же. В те, уже далёкие годы, одну-две сотни долларов меняли на рупии мелкими купюрами. Пачек получалось много. В местных банках было принято пробивать их металлическими скрепками, насквозь. У торговцев существовал странный шик вскрывать пачки денег не медленно и аккуратно, а резким рывком, от чего клочки купюр вырывались из пробитых до дыр мест, специально выделенных на банкноте, и кружили по воздуху. Сначала купюры с дырками и портретами Махатмы Ганди приезжих шокируют, но... привыкаешь.
Русские, выходившие из очереди с пачками пробитых степлером рупий в руках, заново пересчитывая, жаловались о том, что в каждой пачке маленько не хватает. Так, пустячок, подумаешь недостача: то десяти рупий, то пятидесяти. Мелочь, но при таком потоке легко было догадаться, что навар в день у барыг получается значительный.
Пылая негодованием, (Кто посмел покуситься на мою тяжким торговым трудом накопленную копейку! Убью скотину!) и, презирая никчёмных соплеменников, которые как овцы на закланье, обречённо принимали правила восточной игры «Обмани белого человека», я прорвалась к стойке. Вооружившись калькулятором, ручкой и блокнотом я, широко расставив локти (ни шагу назад), устроилась напротив менялы.
Очередь обречённо ждала, когда я три раза медленно пересчитывала пачки, записывая разницу курсов в блокнот, умножая и складывая калькулятором, каждый раз находя ошибку не в мою пользу. Приземистый меняла стал смотреть на меня с уважением, толпа русских с нескрываемым раздражением.
И я, разгорячившись выигрышем в копеечной битве, выхожу наружу, погружаюсь в жаркий влажный, наполненный незнакомыми громкими звуками мир. Победа не осталась незамеченной и, решив, что я «прошла огни и воды», рыженькая попутчица, из самолёта решилась поехать на автобусе вместе со мной. На приборной доске были закреплены божества процветания: красавица Лакшми и слоноголовый Ганеша и развешены гирлянды свежих цветов. Смесь древнего благочестия и прогресса. Злобной волчицей я так рявкала по-русски на кондуктора и водилу в утреннем басе, выезжающем в Нью Дели, что индийские мужики понимали меня без перевода и показывали мне напечатанные цифры на билетике, мол, всё верно, Мадам, без обмана
Водитель рванул по пустой магистрали в центр, кондуктор висел на подножке, ритмично выкрикивая основные пункты маршрута, чтобы даже неграмотные оказавшиеся в салоне, понимали, куда они едут. Люди очень разные: и белые, но не европейцы, и смуглые, коричневые, кофейные, почти чёрные с сизым оттенком кожи, окружали нас со всех сторон. Двери не закрывались, а пассажиры заскакивали в автобус на ходу.
Незнакомый Дели выглядел странно: справа и слева тянулись заборы. В стороне от движения невозмутимо лежали коровы. Между бесконечными заборами и дорогой, под эстакадами, не стыдясь, и никого не смущая, у меня на глазах начиналось утро бездомных нищих. Люди, в лохмотьях на голом теле, вели себя обезоруживающе откровенно. Они, просыпаясь, потягивались, сидя на земле у края тротуара. Женщины, обмотанные кусками ткани, расчёсывали, длинные, иссиня-чёрные волосы. Мужчины в юбках брились «дореволюционной» опасной бритвой посреди улицы, закрепив кусочек зеркала на заборе. Кто-то, весь покрытый пеной, намыливал и тело, и набедренную повязку около уличной колонки. Многие чистили зубы, и, не вынимая щёток изо рта, дружелюбно улыбались проезжающим мимо машинам, рикшам, автобусам... Молоденькие женщины и седые старухи, в ярких, как перья райских птиц, одеждах, складывали из маленьких палочек, бумажек, картонок костры. Накрыв огонь листом жести, они пекли лепёшки. Готовили еду в чёрных котелках, отгоняя мух. Некоторые стирали, плюхая мокрым тряпьём об асфальт, а струи грязной воды стекали под ноги прохожим. В городе около проезжей части. Везде копошились, играя, маленькие дети. Они справляли свои нужды открыто и беззастенчиво, как добродушные зверьки.
От случайных уличных картин невозможно было отвести глаза. Другая планета. А ведь здесь живет больше миллиарда человек, каждый пятый в мире...
Слева опять растянулся бесконечный забор с логотипом «МETRO». В проёме видно как полуголые люди долбят су*** землю мотыгой.
«Неужели можно построить метро без экскаватора, голыми руками?» - думала я и не знала, что техники хватает, но «министерство людских ресурсов» решило, что эффективней задействовать безработных из городских трущоб.
Но мы уже повернули на чуть более благоустроенные улицы, показались магазины, учреждения и большие офисные здания. Кондуктор прокричал нам, что мы приехали, подкрепив слова соответствующей жестикуляцией, и потом ещё долго махал нам из автобуса в сторону переулка. Он лучше нас знал, куда надо приезжим.
Перебравшись по пешеходному мосту над рельсами, я попала на Пахарганж.
Нагруженные скромным багажом, мы идём по Мейн роуд. Раннее утро. Нежные солнечные лучи проникают на неширокие улочки Пахарганжа и освещают золотым светом грязные, сто лет без ремонта, фасады. На столбах и облупившихся стенах, облепленных яркими плакатами индийских фильмов, на углах домов змеятся чудовищно переплетённые между собой электрические провода. Причёска Медузы Горгоны - чудо упорядоченности по сравнению с электрификацией индийских улиц. Высоко в небе, почти не шевеля крыльями, парят орлы и бумажные змеи.
В тот день был праздник. В Индии их много, почти на каждый день приходится религиозный праздник. По неширокой улице медленно протискивались открытые грузовики, набитые аляповато раскрашенными статуями божеств. Мимо проезжали божества Ганеша, Шива, Лакшми... Неизвестные гуру в оранжевых одеждах восседали в креслах, поставленных прямо в кузовах разрисованных яркими узорами и украшенных цветочными гирляндами машин. Монахи под барабаны - МАРИДАНГИ и медные звенелки - КАРАТАЛЫ весело и энергично пели. За ними шли настоящие музыканты с медными духовыми инструментами в руках. Звуки оркестра привлекали зевак, и в толпу вливались всё новые потоки людей с узких окрестных переулков и двориков. Дальше не пройти, и мы заворожено наблюдали шествие пританцовывающих мужчин, смешавшихся с музыкантами в униформе и оглушительными барабанщиками. Богато раскрашенные женщины в разноцветных ярких сари приветствовали нас криками: «ДЖАЙ!» и радостно бросали нам в руки конфеты и апельсины. Религиозные старцы нас благословляли.
Надо же, как встречает страна случайных путешественников! Мы попали в разгар праздника, и Риту накрыла эйфория.
- Что мне дали? Что с этим делать?- спрашивала она.
- Угощение называется ПРАСАД – это пища, с благоговением предложенная Богу. Она должна была постоять перед алтарём МУРТИ – изображения или идола Божества. Сначала вкушает Бог невидимую энергетическую сущность еды, а только потом продукт достанется людям.
-Поблагодари и съешь, а не хочешь, отдай нищим или коровам, – объясняла я ей, ещё в Москве выученные за время пребывания в секте мужа непреложные правила поглощения прасада.
Рита подпрыгивала и пританцовывала прямо на улице: «Ира, мы в Индии! В настоящей сказке! Ты чувствуешь счастье?»
Много раз я видела людей, попавших в Индию и ощущающих внезапно нахлынувшее счастье. И обнаружила некоторую закономерность. Оказывается, неожиданный прилив приятных чувств, притупляет бдительность, лишает чувства опасности и... Баццц! Чем больше кайфа в начале пути, тем больше непоправимых потерь и проблем впоследствии, так как тонуть в удовольствии нельзя. Для путешествия требуются сосредоточенная внимательность и трезвость разума. И люди, не способные приходить в восторг от каждого пустяка, справляются с трудностями жизни в странах третьего мира намного успешнее, чем милые романтики-идеалисты, распятые на алтаре суровой действительности.
Боги уехали, а мы отправились дальше. Идя по улице рядом с Ритой между лавочек с тесно развешенным запылённым товаром, я отмахивалась от настойчивых зазывал. Не сейчас. Мне нужно время, чтобы разобраться.
Рядом с лавкой пряностей, воздух хоть ложкой ешь!. Он густой, насыщенный ароматами: шафран, корни имбиря, тамаринд в стручках, жёлтая куркума, сухие, блёкло-зеленые листья дерева карри, кумин, гвоздика, анис, палочки корицы, зёрна жёлтой горчицы, горки чёрного и красного молотого перца, мешки сушёного красного стручкого перца...
У прилавков с открытками-иконками толпятся покупатели. Копеечные картинки иллюстрируют для неграмотных крестьян, попавших в столицу, и восторженных туристов сложные взаимоотношения многоликих индийских богов. Многие из них имеют по нескольку воплощений-инкарнаций АВАТАР, часто противоположенных по полу и сути. Индусы обожают толстого, слоноголового Ганешу. А как же иначе, поклонение ему - к деньгам. Туристам нравится Кришна, изображённый в виде перекормленного младенца синего цвета, и фемми фаталь Кали (на картинке темнокожая богиня одета в юбочку из отрезанных рук, на шее - ожерелье из черепов). Кали, покровительница всех человеческих страстей, войн, стихийных бедствий, разложения трупов и мест кремаций. Она изображается с ярко-красным высунутым языком, с которого капает кровь. Даже устрашающая красавица Кали имеет страстных поклонников.
Некоторые прохожие были увешаны чётками, амулетами, в одной руке чаша для сбора подаяния, в другой - посох или, если пешеход шиваит, то металлический трезубец - ТРИШУЛ, один из символов бога Шивы. Мужчины, покрытые нарисованными на лице знаками, являлись саньяси, но в том, насколько они искренни в служении (или являются лишь тщательно задекорированными нищими), разобраться в первый день трудно.
САНЬЯСИ – отшельник, отказавшийся от мира. Они бродят по Индии с начала времён. В древности так называли индуиста, достигшего четвёртого, последнего периода жизни (первый период – ученичество, второй – состояние домохозяина, третий – уход в лес, четвёртый – отречение от мира). Когда его дети вырастали, и он видел «детей своих детей», то мужчина, выполнивший семейный долг, оставлял мирские дела, удалялся в лес или другое, уединённое место и, получив наставление от мудрого гуру, совершив отречение, предавался созерцанию божественной первоосновы мира, устремив помыслы на соединение с ним. Саньяси живут милостыней. Позже появились отшельники, отрекавшиеся от материального мира в молодом возрасте. Их тоже называли саньяси, САДХУ или БХИКШУ, и эти слова стали означать не только лесной отшельник, а вообще бездомный странник, который отрёкся от земных наслаждений и страстей. Сегодня в местах скопления туристов можно встретить вместо настоящих отшельников ряженых попрошаек.
Ну, что же на каждую дуру найдётся свой гуру...
На замусоренном перекрёстке дежурил полицейский с бамбуковой палкой в руке. Пахло свежим навозом. Мы свернули налево за овощными рядами, там лежал десяток жующих отходы коров. Корова - священное животное. Хочется ей бродить по базару и кормиться обрезками овощей, пожалуйста. Индийская бездомная корова - высококультурное существо. Она знает свой квартал и лавки, где, утром сунув рогатую голову в дверной проём, получит подношение – рис и лепёшки.
Наверху беломраморного отеля, я увидела золотые буквы, сложившиеся в название. Здание смотрелось на грязной базарной улице как белый лебедь в стае помятых жизнью ворон. У входа стоял одетый в униформу привратник. Отель «Релакс», гласила вывеска, расположенная на фасаде над широкими дверями.
При отеле магазин с мебелью ручной работы и сувенирами. Я безуспешно разговариваю с продавцом, требую босса. Появляется красивый мужчина, средних лет. От большинства делийцев, сновавших вокруг меня сегодня, его отличает высокий рост и манеры. Он одет в длинную белоснежную рубашку с воротником-стойкой - КУРТА. В Индии высокие и широкоплечие люди богаты, по меньшей мере, в третьем поколении. У простого народа акселерации нет. Он тоже не понимает, что мне надо, несмотря на старательный перевод Риты. Глядит томными коровьими глазами, хлопая ресницами. Он, как заезженная пластинка бубнит, рекламируя резную мебель, и заодно пытается заселить меня в самый дорогой номер. А мне лишь нужна информация о возможности переслать груз в Москву.
Может быть, представительный дяденька думает, что у меня нет денег? И я достаю пачку стодолларовых бумажек...
Ни один индус, увидев деньги, в силах отпустить потенциального клиента.
Запоминай: примерно через полчаса от начала разговора следует показать деньги, а потом театрально рассердиться и гордо шагнуть к выходу... И любой торговец побежит за тобой, расшибётся в лепёшку, чтобы угодить, лишь бы угадать, что же тебе всё-таки надо. Горы свернёт и цену сбросит.
Расстроенный дяденька схватился за телефон... Я наивно полагала, что в таком роскошном месте должен быть переводчик, а босс - красавец его срочно разыскивает... Не угадала. И ты не поверишь, до чего додумался хозяин отеля, напрягая немногочисленные извилины. Он вспомнил, что в отеле проживает постоянная гостья. Славянка, знающая много языков. И неважно, что накануне она легла спать после в первом часу ночи, а сейчас-то раннее утро, и она спит. «Ничего, проснётся», - решает дядька, и, решительно разбудив несчастную клиентку звонком в номер, требует Мадам спуститься по важному делу. Ни в одной стране мира не возможно такое, но в Индии нет понятия о приватности другого. Даже клиента. Межличностные дистанции бесцеремонно нарушаются всеми на каждом шагу.
Заспанная с торчащими во все стороны белыми кудряшками, одетая в утренний халатик, в фойе спустилась Дженни. Дама на родине владеет магазинами. Пока я приходила в себя от странной метаморфозы, когда подневольного переводчика заменяет состоятельная женщина, она представилась:
- Зови меня Женей, а лучше Дженни, меня здесь все так зовут, - и схватила меня за руку, - Не надо с ним разговаривать, он дурак. Пошли к Раме! Всё решает его жена Рама, она умница.
Закомплексованная Рита пытается утянуть меня к выходу, приговаривая:
- Тут всё слишком дорого, Ира, пойдём. Ничего не получится. Пойдём отсюда.
- Сейчас, разберусь, и пойдём, - мне тоже не нравится раззолоченный интерьер. Результат важен, но не платить же втридорога за ненужные декорации.
Миссис Рама смотрелась роскошно, как и положено высококастовой индуске. Пышная красавица в дорогом, златотканом сари. Искусно заплетённая коса уложена в замысловатый пучок на затылке, украшенный гирляндой из живых цветов. Красивым жестом она приглашает нас присесть на резной диванчик с шёлковыми подушками и приказывает служанке подать чай и сладости. В чаше на подносе: кусочки нарезанной ореховой халвы, ЛАДДУ - шарики из смеси сухого молока и манки, обжаренные в масле. Руки хозяйки притягивают взгляд. Они покрыты изысканным узором, нарисованным хной - МЕХЕНДИ.
Неизбалованной Рите дурно от роскошной обстановки, она окончательно замолкает. Болгарка, выучившая русский в московском университете отлично переводит.
С удовольствием, выпив чай и перепробовав сласти, я рассказала о желании найти решение моих товарных проблем как можно скорее. Мне надо отправиться в Калькутту, где живёт бенгальский святой Говинда Махарадж, он даст мне имя Иогамайя и я должна пройти положенный ритуал.
Мои слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Красавица разразилась темпераментной речью. После перевода слов Рамы многое разъяснилось, но не уменьшило интриги. Оказывается, что моё индийское имя – Йогамайя - является тайным именем хозяйки, и она поражена совпадением. И в этот момент, вовремя как в театре, в комнате появился брамин-настоятель ближайшего храма.
В Индии порядочные люди из приличной касты заходят в храм хотя бы раз в день. Миссис Рама Кумар - самая богатая прихожанка на улице, и если у неё нет времени зайти на богослужение, получить ежедневное благословление и поставить положенный знак, БИНДИ - круглую точку между бровей, то священник придёт к ней сам. Не иначе, так как её семья больше всех в квартале жертвует на нужды Бога, на прокорм достойного священника, на гирлянды, на праздничные новые одеяния божествам. Больше денег - больше уважения.
Настоятелю объяснили, свидетелем какого счастливого случая он явился, и, будучи потомственным учёным-ПАНДИТОМ, он растолковал благотворное совпадение имён исключительно в мою пользу. Созвездия загадочной индийской астрологии сошлись так сегодня. Брамин объявил нас с Рамой сёстрами, провёл ритуал, прочитал подходящие мантры на древнем языке САНСКРИТЕ. Поставил желто-красной куркумой нам обеим между бровей бинди, как третий глаз, для глубины внутреннего виденья истины. А мне нарисовал ещё и ТИЛАКУ - вайшнавский знак, двойную линию на лбу, спускающуюся вдоль носа. Тилаку ставят себе на лоб поклонники Вишну глиной, собранной в священных местах: на берегах реки Джамны-Ямуны во Вриндаване. Поклоняющиеся Шиве наносят на лоб три горизонтальные полосы.
После ритуала названная сестрёнка Рама торжественно объявила, что я могу жить в её отеле бесплатно и не надо ни о чём беспокоиться: она мне поможет.
- Я останавливаюсь у Рамы десятый год, но проживание бесплатно! Здесь такого ещё не было, ни для кого, - удивилась пятидесятилетняя Дженни, и посмотрела на меня круглыми глазами. Она-то во время каждого приезда платит хозяевам немалые деньги. Потерявшая дар речи Рита, казалось, была близка к обмороку.
Я поблагодарила Раму за гостеприимство. Сказала: «Шукрия», что значит «спасибо» на хинди и вызвала скромным языкознанием очередной взрыв восторга у Рамы и брамина.
Договорившись с Рамой о курсе доллара, тщательно пересчитав, я оставила деньги в её сейфе, и гуляла по рынкам, уже не опасаясь карманников, которых полно в странах третьего мира. Я не понимаю туристов, подразумевающих как очевидное, что в религиозной Индии нет преступности. Есть, как и в любом месте, где живут люди.
Я условилась с Ритой и девчонка помогала мне. Носила за мной сумки, считала товар, переводила. За посильную помощь я оплачивала её еду в кафешках. После еды нам подавали терпкие семена. Пахнет как анис. Его принято есть для улучшения пищеварения и освежения рта после каждого приёма пищи.
Вдоль улицы, под холщовыми навесами, бесстрастно восседали важные, или наоборот чрезмерно подобострастные негоцианты, у товаров, наваленных грудами. И каждый день я училась играть в любимую индусами игру: как правильно владеть искусством торговли. Важнейшими словами на хинди, заученными в первый же день стали: «Китнэ рупая?*»
А дальше надо как можно дольше вести обстоятельную беседу, сбрасывая цену, рупия за рупией. И ещё немножко. Нельзя кричать и оскорблять. Чтобы обозначить себя как серьёзную женщину надо потребовать стул. Торопливая покупка чего-либо - оскорбление для торговца, а находиться на ногах по часу в каждой лавке в жару тяжело. Постепенно я привыкла, что на местном языке жестов элегантно-непринуждённое покачивание головы из стороны в сторону, когда макушка выписывает воздухе восьмёрку, хотя и слегка похоже на наше категоричное нет, здесь означает согласие, вернее одобрение происходящему между контактёрами.
Я соглашалась попить чаю, выбирая три десятка сумок или шляпок, расшитыми вручную маленькими зеркальцами кочевыми племенами из Раджастана или Карнатаки. Договорившись об окончательной цене, велела принести в отель и получить деньги по курсу у Рамы.
Ни разу меня никто не подвёл, не подменил дорогие вещи на дешёвые. Сходилось и качество, и количество, а, если, засидевшись в лавке, я забывала ручку, записную книжку или калькулятор, за мной по улице, стрелой летел мальчишка и, догнав, сияя огромной на худеньком лице улыбкой, приговаривал: «Возьмите, это Ваше, Мадам». В стране на высшем законодательном уровне уже лет двадцать как запрещён детский труд, но дети из бедных семей работают везде. Очень часто у них прекрасные глаза и улыбки. Бездомные, оборванные попрошайки на центральных улицах по вечерам предлагают пронзительно пахучие гирлянды из белых цветочков жасмина по десять рупий. Неправдоподобно прекрасные шести-восьмилетние девочки, умело плетущие гирлянды из цветов, полны жизненной энергией, горящей в огромных глазах. Бездомные дети не ведают, как мало им будет доступно в жизни. Малыши очень красивы. Непонятно, куда исчезают правильные черты лица и редкое очарование, когда они подрастают. Среди взрослых людей красивые лица я вижу намного реже, чем в московском метро.
Позже знакомые индусы объяснили мне, что я вела себя правильно и вызывала уважение. Здесь считают: «Мужчина, легко расстающийся с деньгами - вор, он не зарабатывает, а берет, потому и швыряет, не считая. Женщина, если тратит без счёта – не хозяйка, а проститутка. Легко достались». «Новых русских» аборигены не только облапошивают, но и презирают от всей души.
Около подземного рынка Палика нагар, отдыхая от трудов праведных на зелёном газоне, я наблюдала за представителем новой для меня профессии, чистильщиком чужих ушей. Мужчина с загадочными инструментами и жуткими длинными палочками в руках, подходил к прохожим, предлагая услуги. После недолгих переговоров, клиент усаживался на траве, а чистильщик копался в его ушах минут пятнадцать. Смысла в проведении гигиенической или антигигиенической процедуры я не видела. Но... благодарный клиент щурился от удовольствия!
Сестрица Рама, как и обещала, присматривала за поставщиками. Меня не касалось, брала ли она с лавочников небольшой процент себе, ведь я ничего не теряла. Она нашла мне упаковщика, который умел разговаривать на восьми европейских языках (в том числе и на русском!), хотя он никогда не ходил в школу. В перенаселённой стране безработица и у талантливого слухача, то есть человека на лету схватывающего чужую речь, больше шансов удержаться на хорошей работе. Он замечательно упаковал четыреста маек с изображениями индийских божеств, сумки, шапочки, сотни декоративных наволочек, расшитых бисером, зеркальцами и золотой нитью, с вышитыми птицами и волшебными зверушками, собранных из кусочков шёлка и парчи.
Ежедневно в течение двух недель я выходила из отеля на азартную торговую охоту, и мой пока ещё европейский организм уставал от шума, гама и бесцеремонности окружающих.
Когда я увидела арку, украшенную католическим изображением Христа, тем, где он распахнул пылающее сердце людям, то потянулась к нему, родному. За аркой было христианское кладбище, и там, где нашли под могильными плитами вечный покой индийские христиане, я и полюбила гулять. Тишина.
Высоко на деревьях сидели и ворковали парочки серебристо-розовых горлиц. Между белыми крестами и кустиками марихуаны играли и скандалили, гоняясь друг за другом, полосатые белочки. Конечно, это вид бурундуков, но в Индии их повсеместно называют пальмовыми белками.
Хорошо отдохнув на местном погосте, угостив полосатых проныр арахисом из газетного кулёчка, я с новыми силами возвращалась на рынок.
По утрам я выходила на украшенную горшками террасу и, с чашечкой кофе, разглядывала не затихающую трудовую жизнь Майн-роуд.
Евгения за завтраком мне рассказала, что носильные вещи лучше стирать самой, а не отдавать в прачечную, так как стирают не так, как мы привыкли. Стиральных машин нет, а прачки скручивают ткань жгутом и, намылив, с силой бьют о каменный пол. При таком способе стирки легко «замочить» дорогую вещичку на смерть. ДХОБИ, так называется каста потомственных мужчин-прачек, которая испокон века существует в городах, ломают пуговицы и портят нежные кружевные вещи. И я стирала сама и поднималась на крышу отеля развесить на верёвке постирушки. Но, снимая через час, уже высохшие на полуденном горячем солнце вещи, я пару раз недосчиталась носочков. То с левой ноги пропадёт, то с правой... Что такое? На следующий день я повстречала милую Дженни наверху и попросила объяснить сей загадочный феномен.
-Это орлы воруют твои носки,- с европейской улыбкой на лице, сказала Евгения.
-Какие орлы?- удивилась я.
-Городские орлы. Смотри на небо, их в Дели много.
-А зачем орлам мои носки. Они же не съедобны, - пыталась я логически мыслить, не зная, что бинарная логика здесь не работает. Ни с людьми, ни с животными.
-Что носки... Они у меня трусы один раз украли! Сейчас они делают... Как это по-русски? ПТИЧИЙ ДОМИК для яиц. И городские орлы давно научились утаскивать мелкие тряпки для наведения уюта и комфорта в своём...
- Гнезде,- ошарашено подсказала я.
-Да, гнезде, - как будто пробуя на вкус, забытое русское слово, повторила Женя, встряхивая белокурой головой. - Именно, гнездо для будущих детей.
Я не ушла с крыши в номер, а спряталась за рядами высоких растений, выставленных в горшках по периметру крыши. Пыталась накрыть с поличным крылатых расхитителей белья. К сведенью зоологов, сообщаю следующее: я видела, как тихонько, без взмахов, только изменив положение рулевых перьев, один из орлов стал широкими кругами постепенно снижаться над улицей и сужать круги над отелем. Потом он, притормозил в воздухе, растопырив крылья, и вытянув вперёд когтистые лапы, прицельно сел на перила балюстрады. Потрёпанный царь птиц поворачивал надменную голову, и, то одним глазом, то другим на скромные разноцветные тряпочки. Но, видимо заметив меня и что-то заподозрив (а может быть у нас разные вкусы в колористки нижнего белья), орёл не решился на грабёж и, раскрыв жёлтый изогнутый клюв, издав пронзительный тоскливый клёкот, неожиданно резко взлетел.
И люди и животные, птицы и пресмыкающиеся, и даже насекомые живут в Индии в тесном и, странном симбиозе. Поневоле поверишь в переселение душ, так разумно ведут себя звери, в отличие от многих знакомых.
|
