|
Глава первая. Машина времени
Никогда плотная завеса тайны не поднимется над этой землей чудес и волшебства, никогда легкомысленный турист не осквернит неприступные снега Тибета - ворот всех откровений.
Е.Блаватская. Маги и мистики Тибета
25.06.93. Ну, ребята, наконец-то я оттянусь на всю катушку! В данный момент я сижу в караван-сарае на озере Сайрам-Нур (1300 м над уровнем моря) и уминаю палочками огромную бадью лагмана с бараниной за 3 Y (сейчас 1 Y (юань) равен примерно 1/10 $). Чтобы научиться есть палочками, достаточно оказаться в такой вот забегаловке после целого дня в автобусе. Это несложно, но довольно медленно.
Остались позади три дня, проведенные на полке в поезде Москва-Алматы, с маячущей перед глазами надписью “Запомни, солдат! Ты охраняешь покой парня, который спит с твоей девушкой!” Позади и пересечение казахско-китайской границы у г. Джаркент в пыльную бурю. Впрочем, это в любую погоду не подарок. Пограничники придираются к любой ерунде, но если от китайских можно откупиться парой долларов, то нашим подавай сотенные. К счастью, у меня была копия Дацзыбао на русском, в более скромных выражениях. А вот на “челноков” было больно смотреть. Багаж тех, кого “завернули”, все равно едет дальше - сколько здесь проливается слез, сколько хороших вещей достается таможенникам на автовокзале Урумчи!
Автобус Алматы-Урумчи идет больше суток, так что до города еще далеко. На первый взгляд, Синцзян кажется бедным и грязным, хотя и без особого свинства - словно Средняя Азия послевоенных лет. Я уже выучил два самых важных иероглифа: “мужчина” и “женщина”, их пишут на сортирах. Ну, пора ехать дальше - впереди Джунгария.
26.06. Урумчи - столица Синцзян-Уйгурского автономного района. Если провинция мало изменилась с Х века, то здесь - неоновые вывески, телевышки и строящиеся небоскребы. Вообще, большинство городов Синцзяна напоминают стройплощадки.
Урумчи населен тюрками-уйгурами и китайцами. Отношения между ними сложные, и каждые несколько лет бывают выступления уйгур, неизменно жестоко подавляемые. Хотя китайские колонии вдоль Великого Шелкового Пути существовали много веков, Синцзян периодически то входил в состав Поднебесной Империи, то выходил из нее. В начале века за обладание этой богатой территрией соперничали Россия и Британия, и лишь в силу ряда случайностей Джунгария и Кашгария достались Китаю. Даже сейчас быстро растущее китайское население сосредоточено в основном в городах.
Отель стоит 3 $, как и в Алматы, но здесь в стоимость номера не входит проститутка. На питание достаточно доллара в день.
27.06. Еду на так называемом “деревянном автобусе” в Кашгар. Три дня и две ночи. Автобус без рессор, к тому же расстояние между сиденьями рассчитано на среднего китайца, так что ноги девать некуда. Багаж едет на крыше. Пересекаем “Долину Бесов” (якобы самое ветреное место в мире), Турфанскую впадину и самую восточную часть Тянь-Шаня. Через пустыню тянутся низкие причудливые горы, похожие на творения абстрактной скульптуры из камня и песка. “Коробки для яиц” сменяются “пчелиными сотами”, “морщинистые холмы” - “щупальцами осьминога”, и все это разноцветное. Геологи называют такой ландшафт “бедленд”. Многие хребты в результате выветривания настолько утонули в собственной щебенке, что их почти не видно. Щебень и песок на много километров расплываются вокруг гор пологими склонами - бэлями по-монгольски. Здесь очень сухо, одна травинка на 10-20 минут пути. Лишь у подножия гор растут солянки, и там водится антилопа - джейран. Ночевка в караван-сарае за 0,5 $.
28.06. Сегодня, честно говоря, я чуть не свихнулся. Весь день один и тот же пейзаж - поля с пирамидальными тополями и низкие желтые горы справа. Так с 5 до 23 часов. Автобус забит, мое место в хвосте, колени упираются в спинку сиденья впереди и дико болят. Многие пассажиры сходят, не выдержав жару и тряску. Единственное утешение - огромные арбузы по 0,3$ штука. Неприятное место - Кашгария!
29.06. Сегодня полегче. Очень уж красивые горы справа - километровой высоты обрыв из пород всех цветов радуги, да еще весь в “архитектурных излишествах”. К сожалению, у меня не было времени проверить, нет ли в этих красных склонах таких же “динозавровых кладбищ”, как в сходных формациях южной Монголии.
К вечеру приехали в Кашгар. Город очень похож на Фергану застойных лет, но отличается обилием велорикш, вьючного скота и маленьких забегаловок, а также некоторой, мягко говоря, грязноватостью. Главные достопримечательности - несколько старых мечетей и огромная статуя Председателя Мао в ленинской кепке.
Из Кашгара начинается самая красивая дорога мира - Каракорумское шоссе. Оно поднимается на Памирское плато, пересекает Каракорум у его стыка с Гиндукушем, и затем спускается в Пакистан мимо горы Нангапарбат (8107 м) в Хиндурадже. Эта трасса чрезвычайно популярна у туристов всего мира, особенно город Пешавар, где за небольшую сумму можно пострелять из всех видов оружия, покататься на танке, а также все это купить. В этот раз я планирую ограничиться памирской частью.
Вечером пыльная буря, смесь грозы с “афганцем”. Мне уже все равно - я и так весь в пыли. Отель “Semah”, роскошное здание в псевдоарабском стиле, забит англичанами, пакистанцами и голландцами.
30.06. Ага, началось! Ради этого стоило и месяц ехать на автобусе. Рано утром выбираюсь из Кашгара, и сразу же передо мной открывается панорама Кашгарского хребта: ярко-красные горы, потом желтые, затем высокие черные и над ними - великолепная белая стена пика Конгур. Я смотрю на него последовательно из красного, желтого и черного каньонов, потом мы въезжаем на Памирское плато и останавливаемся у маленького зеленого озера Караколь. В трех юртах здесь расположен “туристский приют”. За озером слева - Конгур (7719 м) и Конгур-Тюбе (7665), справа - Музтагата (7545). Сегодня я уже никуда не пойду. Буду сидеть в нирване на берегу, глядя на высочайшие горы Памира, мне покажут сначала заход солнца, потом восход луны. А завтра - опять рассвет, закат и луну. Чего же еще хотеть?
01.07. Поднялся на Конгур до снеговой линии. Подо мной - ярко-голубой пульсирующий ледник. Он грохочет, трескается, а если внимательно присмотреться, видно, что он ползет со скоростью минутной стрелки. Речка, которая утром была по колено, к вечеру так поднялась из-за таяния ледников, что мне удалось перейти обратно с девятой попытки.
02.07. Хозяева туристского приюта - киргизы. От путешествий по Средней Азии в моей голове осталось полтора десятка киргизских и узбекских слов, так что вполне можно общаться. К тому же в местных языках много русских слов - чайник, колесо, винтовка и т.д. Продал жене хозяина на 2 $ советских монеток на украшения. Знал бы заранее - привез бы мешок.
К западу проходит невысокий Сарыкольский хребет. Если подняться на гребень, видно долину реки Оксу, хорошо знакомую всем исследователям советской части Памира. У каждого местного жителя есть прекрасная карта, на которой обозначены наши заставы, проволочные заграждения и тропы, по которым можно все это обойти. Путь, впрочем, неблизкий, так что контрабандой никто не занимается. Чаще заходят на километр-другой вглубь таджикской территории, чтобы подстрелить архара или горного козла - с китайской стороны их уже истребили, а с СНГшной еще не совсем.
03.07. Поднимаюсь на Музтагату до края ледяной шапки. До чего же здесь все-таки красиво! Только очень холодно. Потом ловлю попутную полуторку 1949 г выпуска. Китайская специфика выражается в том, что портрет Председателя на ветровом стекле цветной. Ночую у края плато в старом киргизском склепе, битком набитом аргасовыми клещами.
04.07. Иду вниз по каньону Гездарьи. Восточный склон Памира - самый сухой, поэтому флора и фауна здесь крайне бедные. К вечеру с 4200 м спускаюсь до 1500,совсем сбив пятки. Под вечер ловлю “Ауди” с местными журналистами. Машина пролетает поселки со скоростью 120 км/ч, истребляя бродячих собак лучше любой бригады очистки. Меня бесплатно (что здесь редкость) подвозят до самых дверей отеля, где я уже всех знаю. В городе начался сезон абрикосов - ням-ням!
05.07. По утонувшей в миражах пустыне Такла-Макан еду в Ечен. Чем глубже забираешься в эти края, тем острее ощущение, что движешься в прошлое. Если свернуть с главной улицы, попадаешь в кварталы, где ничего не изменилось со времен Ходжи Насреддина. Это, быть может, последнее место во всем исламском мире, где муэдзины рассчитывают на силу собственного голоса, не пользуясь микрофоном.
Из Ечена начинается дорога в Тибет. Из четырех основных дорог, ведущих туда с четырех сторон, Западная - самая длинная и тяжелая (самая легкая и короткая - южная, из Непала.) Выясняется, что один из перевалов закрыт “на ремонт” и открывается раз в 10 дней. До следующего раза - семь дней.Ловлю грузовик дорожников до закрытого перевала. Путешествуя по Союзу, я насмотрелся на плохие дороги, но ничего подобного этой не видел никогда. К тому же кузов, в котором я еду, забит прыгающими от тряски железками, так что скучать не приходится. Проезжаем первый перевальчик (всего 3500м, но мало не покажется) и ночуем в таджикской деревне на дне совершенно жуткого каньона. Таджики собрались толпой и долго меня разглядывали - обычно машины с туристами проезжают деревушку без остановки. Быть может, аборигены и не знали, что кроме них существуют и другие люди европейского типа - ведь кроме нескольких маленьких таджикских поселков, все обитатели этих краев - монголоиды, как китайцы, или метисы, как уйгуры.
06.07. Вот и закрытый перевал. На высоте 5400 м под убийственно ярким солнцем огромная толпа женщин и подростков вручную расширяет узенькую грунтовку, вьющуюся по промерзшим скалам и галечникам ледниковых морен. Дальше придется идти пешком. За перевалом нет ни травы, ни птиц. Страшно высокие, но почти лишенные снега хребты окружают бездонные теснины, по которым вьются мелководные мутные речки. Внутренний Куньлунь - самая дикая и малоизученная часть Центральной Азии. Горы практически не пропускают облака, которые могли бы принести дождь, но раз в несколько десятков лет сюда прорывается индийский муссон, и реки, вздувшись, сметают дорогу, построенную нечеловеческим трудом.
До полуночи успел спуститься к крошечному поселку Мазар на реке Раскемдарья. Здесь не так холодно, и можно ночевать под камнем.
07.07. Беру в селе напрокат лошадь (за полдоллара) и пытаюсь подобраться к главному хребту Каракорума. Километров через сорок доезжаю до реки, которую нельзя перейти вброд. Приходится вернуться. Зато видел самую красивую гору мира - Чогори (8611 м), изумительный обоюдоострый меч из синего льда, пронзающий слои облаков.
08.07. Иду вверх по долине реки. Через каждые 20-22 км стоят домики дорожных рабочих. Если проходить 66 км в день, можно попадать на них к завтраку, обеду и ужину. Горы очень красивые, но совершенно безжизненные. Только у реки растут редкие кустики, и там водятся зайцы, мелкие птицы и бабочки-репейницы, да еще у домиков живет по паре воронов. К вечеру пересекающие дорогу ручейки выходят из берегов - в горах тают последние пятнышки снега. Приходится ночевать на берегу очередного ручья, а утром, когда вода почти исчезает, идти дальше.
09.07. Погода неожиданно испортилась, даже дождь пошел. Поднимаюсь на очередной перевал (4700 м). Наверху буран. Крошечные кустики примул занесены снегом, но аромат от них такой, что голова кружится. Вспугиваю стадо ладакских горных баранов с серповидными рогами. За перевалом - крупный град, ветер несет его с такой скоростью, что разбивает стекло часов. Но они работают! Вдруг, словно сгусток летящего снега, впереди появляется дымчато-голубой призрак - снежный барс. Он уходит от дороги, но оборачивается на свист. В такую погоду мы с ним понимаем друг друга даже без фразы “мы одной крови...” Чуть ниже на обочине лежит только что задавленный коллегой баран. Отрезаю несколько полосок мяса - очень кстати, ведь другой еды у меня нет. Сбегаю вниз поперек серпантина, вспугивая ярких, как бабочка-адмирал, гималайских горихвосток, забираюсь в пустую кошару с кучей угля и жарю шашлык (синцзянский уголь горит, как дерево, только дольше.) Ночую в следующем домике дорожников в обнимку с калорифером.
10-11.07. Еще два дня пути. Все время проливной дождь. Навстречу сплошным потоком идут грузовики - завтра открытие перевала. Тибетские машины выглядят очень живописно - над кабиной укреплены вырезанные из жести и раскрашенные лики злых и добрых духов, свастики и белые птицы - символ скорости. Один грузовик вдруг остановился, и оттуда с радостным криком выскочил шведский турист. Мы успели перекинуться лишь парой слов, но чувствовали себя, как Ливингстон и Стенли - ведь вокруг на сотни километров нет ни одного белого человека.
Теперь дорожные рабочие - не уйгуры, а китайцы, но меню почти то же. Мой приход для них - всегда праздник. Хотя у каждого домика стоит спутниковая антенна, других развлечений, кроме телевизора, здесь никаких. Обо мне оповестили по телефону все домики, и теперь меня встречают рис-чаем (вместо хлеб-соли). Проходя километры разбитой колеи, с радостью думаю о том, что не придется по ней ехать.
На этой огромной территории лишь два постоянных поселка: Шахидулла и Дахунлютуань. В каждом по три дома - китайская забегаловка, уйгурская и метеостанция. По словам метеорологов, летних дождей тут не было 58 лет. Вокруг поселков бродят собаки - тибетские мастифы. Они не очень большие, но злые, так что без палки было бы тяжело.
12.07. История этих диких мест небогата событиями. В 747 году китайский полководец Гао Сянь-Чжи с армией в десять тысяч всадников и пехотинцев выступил против тибетцев, которые в то время захватили всю Центральную Азию и вторглись в Китай. Из Кашгара он поднялся на Памир, разбил противника в Ваханском коридоре, провел войско через Гиндукуш по ледниковому перевалу Даркот (4572 м), занял до того неприступный Дардистан, перевалил Ладак и по той самой дороге, по которой иду сейчас я, вернулся с боями в Кашгарию. Такой переход очень труден даже для современной, хорошо подготовленной экспедиции. Где брал Гао еду для людей и коней, совершенно непонятно. Многие китайские историки считают его самым талантливым полководцем всех времен.
Высочайший в мире автомобильный перевал - 5700 м. За ним лежит Джангтанг - самая высокая, сухая и дикая часть Тибета. Раньше большая часть Джангтанга принадлежала Индии. Потом китайские зеки построили через него дорогу, о чем, впрочем, индийское правительство не подозревало еще несколько лет.
Ночую в сточной трубе под дорогой. На Памире ночевка на 5400 м без палатки и пухового спальника,наверное, была бы последней, а здесь потеплее, хотя ненамного южней. Звезды, как ночной город с самолета.
13.07. Наконец-то подошли грузовики с открывшегося перевала. Большинство машин везет персики и арбузы - живем! Постепенно появляется трава, а с ней звери. Самые красивые - оронго, тибетские сайгаки. Дикие ослы - чьянги пересекают дорогу стадами в две тысячи голов - из-за пыли не видно, куда ехать. На столбах в ожидании арбузных корок сидят парочки огромных воронов. А над бесчисленными разноцветными озерами вьются гигантские стаи буроголовых чаек, питающихся насекомыми-ручейниками.
Дорога бесконечно длинная и немного однообразная, так что шофера то и дело засыпают. Тут и там валяются разбитые машины. Если едешь в кабине, приходится зорко следить за шофером и толкать его в бок; если в кузове, надо быть готовым выскочить в любую минуту.
14.07. На советских картах в Нгари - Западном Тибете не обозначено ни одного города. Поэтому я был очень удивлен, когда после сотен километров безлюдных плато передо мной вдруг возник довольно приличный город с дымящимися трубами и пятиэтажным зданием отеля.
- Али, - сказал шофер.
Всех туристов, прибывающих в этот молодой городок, встречает мистер Ли - офицер “международной полиции”. Как его зовут на самом деле, не знаю. Китайцы, которым часто приходится общаться с иностранцами, часто представляются “Ли”, потому что это почти единственное имя, которое нам легко правильно произнести.
Из Али в Лхасу идут две дороги: северная и южная. Обе закрыты для туристов, но южная - более закрытая. Там находятся буддистские святыни - озеро Манасаровар и гора Кайлас, а также мертвый город - Гугэ, столица исчезнувшего королевства. Задача мистера Ли - пускать туда только тех туристов, кто оплатит аренду джипа с шофером, а остальных отправлять в Лхасу по северной трассе. Меня это вполне устраивало - север менее изучен, там больше попуток, к тому же летом южную дорогу постоянно размывают реки, стекающие с Гималаев. Поэтому с Ли мы сразу подружились. Поскольку я был первым гражданином России в Али, меня покормили ужином и обещали помочь с попуткой.
15.07. Исследую скалы над Индом. Здесь очень сухо, травы почти нет. Вдали виден хребет Ладак, северо-западная ветвь Гималаев, но туда не проедешь. Где-то между Али и Ладаком проходит спорная китайско-индийская граница, но на всех картах она показана по-разному. Пересекать ее разрешено только паломникам к священному озеру Манасаровар и горе Кайлас.
Стрельнул у одного туриста путеводитель по Тибету и быстро прочел. Дорога из Ечена там названа самой жуткой в мире. Половина книги посвящена тому, как обманывать китайскую полицию. Вечером ловлю попутку до какой-то военной базы в северном Тибете, где и ночую - это втрое дешевле, чем в сельском отеле.
16-17.07. Добираюсь пешком до Янь-Ху, Соленого Озера. Ландшафт типа Казахского мелкосопочника. Оронго на таких плоских участках не водится, зато много газелей, тибетских дзеренов. От озера можно поймать машину с солью в любую часть Тибета. Приятно ехать в кузове по степи, развалившись на мешках с солью и укрываясь брезентом от коротких дождиков. Словно плывешь на яхте по бескрайнему морю ярко-желтой травы и бурого щебня, а сурки и зайцы - вместо дельфинов. Ночью в лучах фар дорогу перебегают курчавые зайцы, хомячки и изредка коты-манулы.
18.07. Быт кочевых тибетцев напоминает киргизский - летовки, кошары, каймак (по-английски “yak yogurt”). Только вместо комфортабельных просторных юрт - убогие палатки. Из Гёрцзе - сравнительно большого поселка (~100 домов) - делаю вылазку на ближайший хребет. На обратном пути вижу странную тучу - небольшую, черную, всю в молниях. Что-то в ней не то. Невольно ускоряю шаг. За километр до поселка становятся видны висящие под тучей черные и белые полосы - это мамматокумулюс, градовый заряд. Едва добегаю до первого дома (естественно, кафе), как начинается град размером с абрикос. Он проходит полосой в полкилометра шириной и выпадает слоем в 5-10 см. После града население выбегает на улицу - занавешивать выбитые окна и подбирать мертвых птиц и зайцев. На ужин - зайчатинка.
19-20.07. Иду на юго-восток через хребет Алинг-Гангри. Грязь и нищета тибетцев просто ужасают. Конечно, все кочевники живут просто, но у казахов и киргизов в юртах все-таки чисто, а нищий с виду пастух-туркмен может уплатить за невесту для сына калым в размере стоимости “Мерседеса”. У тибетцев большие стада, но они питаются чаем с ячьим маслом и цзамбой - ячменной мукой, которую разводят водой до чего-то среднего между глиной и цеметом. Холодной водой здесь не пользуются из принципа, а чтобы вскипятить чайник, надо полчаса нагнетать мехами воздух в кучку дымящегося овечьего навоза. Палатки крошечные и топятся по-черному. О гостеприимстве говорить не приходится - в лучшем случае угостят кипятком из грязного термоса. Моются ниже шеи тибетцы раз в году, во время специального праздника. Зато у любого постоянного дома - спутниковая антенна.
Поймал бабочку Oeneis budda на рекордной высоте - почти 6000 м. Странно, что ночи здесь не очень холодные - на Памире на такой высоте давно бы дал дуба. Погода неустойчивая - то и дело льет дождь. Фауна совсем непуганая, звери подпускают на 50-100 м и неторопливо убегают: оронго - танцующей иноходью, дзерены - длинными скачками, чьянги - звонким галопом, дикие яки - тяжелой рысью, медведи-пищухоеды - походкой пьяного матроса, а курчавые зайцы не убегают вообще. На одного я в буквальном смысле наступил. Птицы не боятся залетать в гнезда и кормить птенцов-слетков в двух шагах от меня. Гнездятся они в основном в норах пищух. Осторожны только волки, архары и сокола-шахины.
21.07. В подобном маршруте каждая вещь - маленький друг, потеря которого - серьезная неприятность. Потерял ручку и кепку. Бедный нос! Ручка есть другая.
Весь день шагаю от поселка Цочён вверх по реке к перевалу через Гандисышань (старое название - Трансгималаи). Я уже настолько привык к высоте и дальним переходам, что прохожу 60 км с набором высоты 600 метров и почти не устаю. Ночую у озера с огромной колонией горных гусей - всю ночь не давали спать. Видел падение метеорита, почему-то ярко-зеленого цвета (точнее, света). До земли он не долетел, взорвался. Под утро выпал снег - почти четверть метра.
22.07. Снег испарился на солнце к полудню. Едва зашел в палатку пастухов тяпнуть тибетского чая (кажется, я единственный путешественник, которому он нравится), как меня догнал грузовик с тремя австралийскими туристами в кузове. Типовой разговор с шофером на смеси тибетского и китайского:
- Та-ши-де-ле, коре! (Здравствуй, друг!)
- Та-ши-де-ле.
- Лхадзе ма? (В Лхадзе едешь?)
- Лах-со (Да).
- То-ла? (Сколько?)
- Ибай квай (100 юаней).
- Ла-мех, эр-чи (Нет, 20).
- Лю-чи (60).
- Сань-чи (30).
- У-чи (50).
- Хао, та-чи-чен (Хорошо, спасибо).
Поехали. По пути - красивые озера, маленькая долина гейзеров и ледники. Выезжаем на южную дорогу из Али в Лхасу. Ночуем в маленьком монастыре, переоборудованном в ночлежку.
23.07. Здесь совсем другая страна - глубокие ущелья, нормальная трава, ячменные поля, ивы вдоль арыков, глинобитные домики с орнаментом, сторожевые башни на скалистых отрогах и масса птиц, из них самая красивая - черношейный журавль. Это Цанг - Южный Тибет.
Мы пересекли на пароме Цангпо (верхнюю Брахмапутру), проехали развилку на Катманду и Эверест, и вот я схожу на очередной развилочке и иду 26 км до поселка Сакья, куда добираюсь уже к вечеру. После бескрайних равнин, населенных убогими кочевниками, первый из центров тибетской культуры выглядит настоящим чудом.
В Тибете есть две группы буддийских сект - старые (красношапочные) - Ньингмапа, Кагьяпа и Сакьяпа; и новые (желтошапочные), из которых главная - Гелукпа, в просторечии ламаисты. Желтошапочные секты возникли в VII-IX вв, вероятно, под влиянием несторианства. Сейчас передо мной монастырь Сакья, центр Серой секты, Сакьяпа.
Представьте себе реку, текущую под высоким скалистым обрывом. Все скалы облеплены серыми и коричневыми кубиками домов со слегка сходящимися стенами и плоскими крышами. На более пологом берегу - белые домики с черной окантовкой окон и флажками на крышах, а среди них - нечто вроде кремля с четырьмя высоченными квадратными башнями по углам. Внутри высоких стен - храм с золочеными фризами и кельи монахов. Все окрашено в серый цвет с парами вертикальных полос - белой и красно-коричневой. В храме - сплошь золото, ярчайшие фрески с очень сложными сюжетами и тысячами фигур, невероятно красивые гобелены и прочие чудеса.
Более веселой и приветливой публики, чем здешние монахи, я еще не видел. Ну конечно, я здесь первый “урусу”, и меня представляют главе секты, настоятелю монастыря. Вылитый персонаж средневековой китайской гравюры “Пять добрых богов - веселых старцев”. Ночую в келье. В окне - луна в первой четверти, светящиеся окошки на верхних этажах башен и перезвон колокольчиков на ветру. а ночь теплая, хоть и 3800 м.
24.07. Еду попуткой в Шигацзе. На перевале мотор перегрелся, и пришлось заливать в радиатор чанг - тибетское пиво, нечто среднее между хорошей брагой и плохой медовухой. Шигацзе - прелестный городок. Первый раз вижу место, где тибетцы заходят в китайские ресторанчики и наоборот, а китайский и тибетский кварталы не разделены. Над городом, под скалистой горой - сказочный дворец монастыря Лабранг. Это второй в мире по значению ламаистский монастырь и летняя резиденция панчен-ламы, своего рода вице-короля ламаистского мира.
Вхожу в ворота и поднимаюсь по крутому мощеному двору к золотым крышам храмов. - Хэллоу! - кричат монахи. - Та-ши-де-ле! - Where are you from? - У-ру-су.
Что тут началось! Последними российскими гражданами в Шигацзе были буряты Гамбоев и Цыбиков, но про них за 90 лет все забыли. Я удостаиваюсь аудиенции у настоятеля. Он такой же симпатяга, как все ламы. Рассказываю ему про Кирсана Илюмжинова, провозгласившего Калмыкию буддистской республикой. Потом переводчик, монах лет 12, ведет меня в сокровищницу монастыря.
Главная драгоценность - 26-метровая статуя Майтрейи, Будды Грядущего, из чистого золота. Храм устроен так, что, когда входишь, статуя смотрит на тебя сверху вниз, но не пугает и не подавляет благодаря чудесной улыбке на лице. В другом храме хранятся 100000 золотых статуэток всех воплощений всех лам, в третьем - мумии предыдущих панчен-лам (все как живые). В Тибете есть пять видов похоронных обрядов - предание огню, земле, воде, воздуху и времени. Панчен-ламы подлежат преданию времени, т.е. бальзамированию. О предании воздуху см. ниже.
Я отказался от ночлега и пошел гулять по городу, отъедаясь после девятидневной полуголодовки. Пытался поймать попутку в Гьянцзе, но было слишком поздно. Переночевал в картофельной борозде за околицей.
25.07. Вот уже три дня дожди, только после обеда проглядывает солнце, и тогда довольно жарко. В Гьянцзе - монастырь, принадлежащий сразу трем сектам, со ступенчатой белой пирамидой, и красивая крепость на горе. Тибетский квартал на сотню лет отличается от китайского. Дети боятся фотографироваться. Родители тоже не одобряют. То есть они, конечно, знают, что это не опасно, но, когда речь идет о собственном ребенке, кому захочется рисковать? Соглашаются только дети, работающие нищими, но за 1 jao (0,01 $). Пришлось наворовать для них мелочь из-под статуй демонов.
За этот месяц, оказывается, случилась неприятность: юань поднялся вдвое! Вчера чудом сменял 8 $ на 50 Y, но вообще-то уже 1 $ = 5Y.
26.07. Интересно: здесь, всего в 100 км от тропических лесов Непала, почти все птицы - те же, что в Альпах или Подмосковье, в крайнем случае - среднеазиатские. Китайский вид всего один, и несколько эндемиков - земляные сойки, снежные воробьи и т.д.
Просыпаюсь утром от рева монастырских труб, накупаю в дорогу всяких вкусностей (особенно интересно покупать консервы - никогда не знаешь, что окажется в банке: тушенка, грибы или, например, ананасовый компот). Раннее утро, по городу шляются только красно-рыжие собаки-парии.
Пытаюсь добраться в Ярдонг, на сиккимскую границу. Удалось отъехать всего километров на 40, под перевал через Гималаи. Забираюсь в пещеру над дорогой и жду, когда появится машина, выйдет солнце или упадет проклятый юань. Дождь льет не переставая. Метрах в 500 внизу на берегу реки стоит деревня. На моих глазах река размывает берег, и дома один за другим сползают в воду. Жители переносят шмотки в прикрытую кирпичной стенкой пещеру над деревней. К вечеру остается два дома. Снизу приходят грузовики и всех увозят. Фауна здесь представлена уларами и мокрым гималайским медведем. Ночью такой ливень, что вода бежит по склонам сплошным потоком.
27.07. Утром в двухстах метрах от пещеры - рысь. Я ее еле узнал - здоровенная, золотисто-коричневая, кисточки на ушах длинные - вылитый каракал. Вообще, наши звери тут не похожи на себя. Волк - как серовато-желтая лайка; гималайский медведь - маленький, с узкой лисьей мордочкой; бурый медведь - вдвое меньше лесного, с лохматыми ушами, белой полосой на груди и овечьей шерстью серого или черного цвета. К. В. Станюкович однажды видел такого на Памире и принял за гималайского.
Дождь все льет. Вечером сверху спустился джип с двумя гонконгскими туристами и китайским полковником. Оказывается, в Непале, Бутане и Северной Индии сильнейшее наводнение, вызванное муссонными дождями, каких не было уже 50 лет. Все дороги и мосты смыло к чертовой матери. Возвращаюсь на джипе в город. На улицах по колено воды.
28.07. Положение критическое. Денег стало вдвое меньше, погода отвратительная, дороги размывает одну за другой. Еду на той же машине в Лхасу (на самом деле Ласу) по объездной трассе. Каждые несколько километров приходится останавливаться и засыпать камнями промоины. Полковник реквизировал у аборигенов пару лопат и кирку, но все равно движемся медленно.
За высоким перевалом, где ледопады начинаются прямо от обочины, глинобитные хижины и телеграфные столбы сменяются соответственно каменными и деревянными. Это уже Ю, Центральный Тибет. Подъезжаем к озеру Джаринам-Цо, огромному лабиринту глубоких заливов-фьордов. По всему озеру маячат плавучие гнезда чомг. Полкаш кидает в воду динамитную шашку, и всплывают две рыбины, нечто среднее между карпом и маринкой. Жарим их на примусе и едем дальше через второй перевал.
Дождь кончился, и горы видны до вершин. Спускаемся в долину Ярлунг, часть каньона Брахмапутры, где в IV-V веках зародилась тибетская культура. Дорога завалена свежими оползнями, и мы расчищаем ее лопатами и динамитом. В долине четыре монастыря, похожих на крепости с высокой сторожевой башней. Особенно красивы Миндолинг - центр секты Ньингмапа, и Ярболинг - первый буддистский монастырь в Тибете (VII в). Надвигается гроза, стало так темно, что их даже нельзя сфотографировать.
Высаживаем туристов в аэропорту. На прощание они угостили меня батоном колбасы. Я так устал сидеть на рисе, лапше, армейских галетах и чае, что съел ее всю за час пути до Ласы. Жевал и вспоминал Ивана Денисовича: “съел - и нет ее...”
На мосту через Брахмапутру вода уже шла через верх - еле успели проскочить. Под проливным дождем я нашел Банак-отель, который мне рекомендовали встречные туристы. Это типовой тибетский дом с внутренним двориком, куда ведет длинная арка. В арке три человека подряд спросили меня “Smoke hash?”, и я понял, что место стоящее. Но это завтра, завтра...
29.07. Да, отель клевый. Самый дешевый из “европейских” или самый комфортабельный из “китайских”. Есть даже душ! Теплый! И всего 15 Y в день! Беру напрокат велик и отправляюсь в город.
Ездить по китайской части Ласы одно удовольствие: всюду велосипедные дорожки, машин мало, вот только канализационные люки и решетки украдены, да внезапное появление черных “Волг” и “Побед”, на которых катается местное начальство, очень действует на нервы. По пригородам ездить хуже: там сплошные горки и ухабы, а велик тяжелый и с плохой амортизацией. Для путешествия из Ласы в Катманду (20 дней) туристы привозят горные велосипеды с переключением скоростей - сейчас все они торчат в Ласе, потому что ту дорогу тоже смыло. Вот тибетская часть города - это нечто. Она застроена, как большая трехэтажная тибетская деревня с узкими улочками, где приходится лавировать между велорикшами, коровами, стариками-паломниками, лавочками (почти все население Ласы - лавочники и мелкие торговцы), навозными лепешками и бедными щуплыми тибетцами, которые едва удерживают руль велосипеда. К тому же велик с ручным тормозом (почти не работающим), а я по старой привычке, машинально пытаюсь тормозить ногой. Плюс окрики со всех сторон: “Hello!”, “Where are you from?”, “Dalay-lama pictures?”, “Smoke hash?”, да еще воды на многих улицах по колено. Но все равно здорово.
Заезжаю в Йоканг - главный ламаистский храм, вокруг которого чередой ползут на коленях паломники; в Норбулинку - летнюю резиденцию Далай-ламы; и, наконец, в Пота-лу. Вход в нее стоит 6 $, но “великого писателя” пускают за 0,5. Впрочем, она интересней снаружи, чем изнутри. А я-то думал, что красивее Кельнского собора архитектуры не бывает. Правда, здесь уж очень выигрышный фон - горы, небо в рваных тучах, старый город... Объекты всенародного поклонения в Пота-ле - кровать, кресло и портреты Далай-ламы.
А в общем, Ласа - один из немногих городов, по которым приятно просто походить (или поездить).
30.07. Единственный день недели, когда открыт международный телеграф. Даю первую в истории телеграмму из Тибета в Россию. По этому поводу сотрудники телеграфа устроили маленький банкет. Потом еду в монастырь Сера. Перед ним каждое утро производится предание умерших воздуху. Считается, что так быстрее реинкарнируешься. С трупа снимают кожу, затем вынимают кости и, измельчив их специальными жерновами, смешивают все это с ячменной мукой, а потом раскладывают на площадке, куда слетаются грифы, орлы, коршуны, курганники и вороны. Смотреть на это можно только издали, но редкого здесь индийского грифа я все же углядел.
Рядом есть еще два монастыря, Дзетонг и Недонг. Все они похожи, но расписаны от пола до потолка так, что можно бродить по ним всю жизнь. Плюс золотые статуи, библиотеки, кладовые музыкальных инструментов...Особенно интересен маленький Недонг, он посвящен злым силам. Там все фрески “под Босха”, но краски, конечно, эффектней. Оказывается, черный фон в живописи придумал первым не Караваджо, а тибетцы. Или это влияние древнегреческих краснофигурных ваз? По улочкам монастырей бродят сотни собак. Говорят, это реинкарнации плохих монахов. В Сера у монахов своя школа боевых искусств, и собаки там злые. На священной горе над Дзетонгом полно живности: агамы, тимелии и даже кабарга.
Вечером осматриваю Остров Воров, где нет воров, но полно китайских проституток, и возвращаюсь в чудесный отель с его замечательным рестораном. Ура! Юань начал падать! Оказывается, просто меняли министра финансов. Мост через Брахмапутру вчера снесло. Южный и Западный Тибет объявлены зоной бедствия. Надо смываться, пока открыта северная дорога.
31.07. В Ласе я немножко отдохнул и отмылся, что очень кстати. В последнее время все чаще ловлю себя на том, что оборачиваюсь, когда вижу на улице европейца, и все они кажутся мне на одно лицо - белобрысыми и долговязыми. Еду на автобусе в монастырь Цюрфу, где состоится явление народу Будды Кармапа, живого бога, главы секты Кагьяпа. Нынешнему Будде на вид лет 10-12. Огромная толпа паломников выстроилась в длиннющую очередь, чтобы он дотронулся им до головы кисточкой. Сам он, по-моему, относится к происходящему с некоторым юмором - когда я ему подмигнул, он мне ответил. Монастырь очень красивый, хотя во время культурной революции подвергался артиллерийскому обстрелу.
Из Цюрфу заворачиваю на Тенги-Нур, самое высокогорное крупное озеро в мире (4750 м) и самое большое в Тибете. Очень красиво, несмотря на дождь: облака все же выше, чем вершины гор. К вечеру добираюсь в Янгбачен, где есть монастырь религии Бон, распространенной в Тибете до прихода буддизма. За последние века храмы “черной секты” Бонпа стали почти неотличимы от буддистских, но обходить их положено не по часовой стрелке, а против. Ночую в какой-то трубе.
01.08. Начинаю выбираться с Тибета, что довольно сложно: автобус дорог, а шоферам запрещено подвозить иностранцев. Приходится подкарауливать тяжелые грузовики на крутых подъемах и вскакивать в кузов на ходу. Зато дорога асфальтовая, и машин полно. Дожди превратили плато в зеленый луг. За перевалом Танг-Ла (5160 м) лежит озерцо, из которого вытекает ручеек - третья по длине река мира, Янцзы. Чуть дальше - Венчуань, самый высокогорный городок в мире (4990 м).
К вечеру въезжаем на перевал Кунь-Лунь (4710), где грузовик ломается. Ловлю мотоцикл, на котором английский турист едет из Индии через Совок в Италию. На дикой скорости спускаемся на 3000 метров по каньону, стены которого усеяны тысячами пещер (это место изображено на нескольких картинах Рериха). Водятся тут орлы и ордосские дзерены. Северо-восточная часть Тибета, куда мы попали, называется Амдо (провинция Чинхай). Вывески здесь на китайском, тибетском и монгольском. Монгольские буквы похожи на гусениц бражников разных возрастов.
02.08. Ловлю микроавтобус через Цайдам, огромную впадину, со всех сторон окруженную горами. Считается, что это абсолютная пустыня, т.е. дожди здесь бывают раз в несколько лет. Однако половина Цайдама занята солеными озерами и болотами, а сейчас как раз идет дождь. Сильный холодный ветер, так что в зависимости от ландшафта мы въезжаем то в песчаную, то в пыльную, то в соляную бурю. Через невысокий перевал на стыке Алтынтага и Наньшаня спускаемся в Западную Ганьсу и вечером прибываем в Дуньхуан - оазис среди барханов и низких гор пустыни Бэйшань.
03.08. Дуньхуан - самый западный город в “коридоре Хэси” - цепочке оазисов между хребтом Наньшань на юге и пустыней Гоби на севере. Неподалеку находятся “нефритовые ворота” - западный портал Великой Китайской Стены. Для китайцев, ехавших по Шелковому Пути в Земли Западных Варваров, Дуньхуан был “последним домашним приютом”, а для возвращавшихся - символом избавления от опасностей. По понятным причинам здесь возник знаменитый комплекс Могао - 476 искусственных пещер с буддистскими статуями и фресками. Представьте себе пещеру со статуей будды высотой 77 метров. Но еще интересней фрески - портреты всех императоров и чиновников с IV по XIV век, чудесные изображения летающих духов и т.д. Вокруг каньона, в стене которого вырублены пещеры, лежат высоченные барханы. Трое монголов подбросили меня на верблюдах обратно в город. Это всегда большое удовольствие, а местные верблюды (беговые) к тому же гораздо резвей, чем казахстанские или туркменские. Наши четыре прошли 26 км до города по пескам и щебенке за три часа. Флора и фауна песков в Центральной Азии беднее, чем в Средней, зато пески сегодня “поют”, и они очень красивые, есть даже “сложные барханы”.
04.08. Водитель грузовика, который везет меня на озеро Чинхай-ху (Кукунор), едет с сыном лет 4-5, и оба курят не переставая. Китайцы - вообще оригинальный народ. Представления о хороших манерах, гигиене и прочем довольно своеобразные. Например, помыть руки перед едой - это святое. Поэтому, когда автобус останавливается у придорожного кафе, все 50-70 пассажиров моют руки в одном тазу.
Но особенно интересен язык. Во-первых, многие звуки находятся как бы посередине между нашими буквами. Например, “Женьмин Жибао” (Народная газета) звучит наполовину, как “Реньмин рибао”. Во-вторых, язык состоит из односложных словечек, каждому из которых соответствует иероглиф, но если несколько слов поставить вместе, смысл фразы может быть никак не связан со смыслом отдельных слов. Некоторые слова используются как смысловые приставки. Например, “цун” (китайский) + приставка “жень” (человек) означает “китаец”. Кстати, для всех других национальностей до 1950 г использовалась приставка “хэ” (собака). В-третьих, один и тот же слог в зависимости от интонации имеет разный смысл и пишется разными иероглифами (таких тонов в китайском языке пять).
В западных языках самое трудное для китайца - фонетика. Поэтому, даже если встречаешь человека, знающего английский, почти всегда лучше общаться на бумаге. Знают его, кстати, довольно многие: хуже всего - школьные учителя, лучше всего - уличные скупщики долларов.
Я уже могу произносить короткие фразы по-китайски, но, например, “ки йи ти wо май йи жанг пьяо ма” (тона 4-1-1-3-3-5-2-5-1), что означает “купите мне, пожалуйста, билет”, предпочитаю писать на бумаге (билеты на поезд для местных в два-три раза дешевле).
На плато Амдо погода тоже плохая. От лесов, покрывавших горы при Пржевальском, ничего не осталось. Все, хватит с меня нагорий, спускаюсь в субтропики. А то уже десны болят. В Тибете овощи очень дорогие, и едят их всегда жареными, в основном - зеленый перец.
Синин - город, населенный *** (китайцы-мусульмане, они же дунгане) и саларами. Полно мечетей, некоторые очень красивые. И тепло.
В Китае популярны три отечественные песни: “Широка страна моя родная” (в трех вариантах, из них два мажорных), “Парня молодого полюбила я” и особенно “Подмосковные вечера”. Эту песню мне исполняли так часто, что я даже перевел первые два куплета на английский (третий не помню). Подозреваю, однако, что рифма “light-night” - это вроде “любовь-кровь”.
No whisper heard in the trees above,
Until dawn garden is still.
I can`t tell in words, how much I love
Summer nights in the Moscow shire.
River seems to move - now it seems not,
It`s all silver in the moonlight,
Distant song is heared - or it isn`t heared
At this quiet and magic nights.
|
