...или трудно отпускает Антарктида (был такой роман и фильм о полярниках)
Есть хороший закон Мерфи: «Если что-то идет хорошо, то это ненадолго, скоро пойдет плохо».
И дополнение к нему: « Если что-то идет плохо, то значит может быть еще хуже».
Вот так и случилось.
За два месяца до поездки, за месяц до покупки билета и визы, полетели зубы. Хорошо так полетели. Чем-то напоминает камнепад. Сперва один зубик, один мост, потом пошло и поехало. Хорошо еще что можно еще что-то восстановить, хотя и за деньги, вдвое превышающие бюджет поездки.
Не ожидал от судьбы такой подлости. Могло случиться и раньше, или позже, чесслово собирался зимой заняться зубами. Вот, не дотянул.
Муни ответил, что это Майя. Рад был бы согласиться, это бы польстило моему самолюбию, представить, что какие-то могущественные силы отваживают меня от поездки в Индию и что это поездка потенциально имеет всемирно-историческое значение. Зубы, конечно, обыкновенная дурость, просто оттягивал до последнего, за что и поплатился. И эта проблема решается. Можно ехать и так, разве что придется изображать глухонемого и не демонстрировать достижения советской стоматологии. Хотя стоило бы. Блин, оставить кусок корня в десне лет двадцать назад – это уже свинство, уважаемые товарищи!
Но еще что-то не срастается у моей спутницы, у человека, без которого я не мыслю такое путешествие и вместе с которым мы планировали его уже полтора года. Мы начали ассоциировать Индию друг с другом и очень трудно оторваться от этой идеи, отправляться туда поврозь.
Я чувствую, что нарастает какое-то сопротивление, что нужно преодолевать неожиданно возникающие обстоятельства, что совсем не по моему характеру и не по представлению, с каким чувством нужно ехать в Индию. Прорываться с боем, несмотря ни на что? Это же не очередь за водкой при горбачевском сухом законе… Или принять эту стену как должное, смириться, попытаться что-то проанализировать, понять, в чем настоящая суть препятствия?
Можно конечно отложить, только насколько? Опять на год? Год – слишком много, особенно для нынешнего бензинового кризиса. Мы еще вписывались со своими деньгами в цены на билеты, а представить, что будет через год просто невозможно. И что будет творится в нашей стране. Через год, может, просто закроют границы. От птичьего гриппа там или от террористов. Мало ли от чего.
Есть более серьезная проблема. Буквально пару месяцев назад реанимировалась моя старая идея. Ей вот уже восемь лет. Объяснять долго и незачем, важно то, что первоначально она выглядела как полный бред, но ситуация такова, что бред может быть единственным, хотя и временным, выходом из очень тяжелого состояния одной из Омских ТЭЦ.
Я не хочу сказать, что без меня дело встанет, но проект очень сложен, он не имеет аналогов, а я исполнитель, которому потом предстоит переводить достаточно абстрактные положения в проектные решения. Я четко представляю, что мне нужно для начала работы, но других приходится в этом убеждать, так как то, что требую я, удорожает проект и продлевает его срок. То, о чем я не договорюсь сейчас, потом будет означать месяцы пустой работы, если не полный срыв. Мне и так трудно следить за подготовкой, если я выпаду на месяц – последствия для исполнителей могут быть тяжелыми. Я могу подвести команду, очень хороших людей.
Странно, вот как раз здесь я уверен, что судьба четко вела меня по прямой к этому проекту. Я много лет занимался этой проблемой, я действительно хороший проектировщик, я делал более мелкие проекты и приобретал опыт, который мне очень пригодится, и которого просто нет ни у кого в Омске. И таких людей очень мало в стране. Что-то меня задвигает на это место – не лидирующее, не главное, но это место в команде, которая может сделать прорыв. Мое место. Это очень редкое чувство, когда нужно взять высоту, которую никто не брал, и ты знаешь, что она по плечам. И эта работа, которая может стать моей до пенсии.
Хотя, это может быть очередной фальстарт…
Самое смешное, что повторяется история восемнадцатилетней давности. Два месяца до финиша, нужно просто тупо заплатить деньги и дожидаться регистрации в аэропорту – и все обрывается.
Тогда, в очень уж далеком 1987, в другой жизни, я узнал о свободном месте в тургруппе в Индию. Поскольку из тех, кто опубликовал свои анкетные данные, я пока самый старый (могу при случае рассказать об особенностях забоя мамонтов), то многие реалии благословенного социализма будут непонятны и их приходится объяснять дополнительно.
Итак, 1987 год, я по распределению (э-э, понятно что за зверь?) уже полтора года отрабатывал в Калачинске, райцентре Омской области инженером ПТО. Для уяснения дальнейших событий следует уточнить, что Калачинск располагался в полутора часах езды на электричке от Омска, а я работал в ПМК-24, подразделении омского Ордена Трудового Красного Знамени строительно-монтажного треста №5. Путевка стоила тысячу рублей, сумма по тем временам очень большая, больше пяти месячных моих зарплат. Ну, деньги были. Место в обкоме профсоюза за мной зарезервировали. Оставалось получить медсправку и характеристику с места работы.
Медицинская справка для выезжающих за рубеж была двух форм – для соцлагеря, облегченного типа, и для капстран, где проверка производидась по полной программе. Сложность заключалась в том, что было затруднительно вписать Индию в эту схему – страны соцлагеря все знали наизусть, но Индия благодаря свой просоветской политике вместе с братскими Ираком и Ливийской Джамахерией, да еще Лаосом и Бирмой, умудрялась зависнуть в промежутке между социализмом и капитализмом. Я дошел до заведующей в решение этого вопроса. Эта милая женщина с удовольствием дала бы мне путевку в ближайшую психушку за стремление увидеть Индию, но я уже тогда научился косить под обычного человека. Придраться было не к чему и мне выдали бланк медсправки для капстраны. Следующая сложность заключалась в том, что в районной больнице никто толком не знал, какие нужны исследования и анализы. Вообще-то Калачинск тогда был вторым по величине городом области, далеко не деревней, но особенность советского делопроизводства заключалась в том, что все распоряжения сверху никогда не обставлялись инструкциями и разъяснениями. Народ выходил из положения благодаря своему политическому чутью и всеобщему пофигизму. Исследования заключались в том, что пять минут объяснял врачу-специалисту в чем дело, еще пять минут врач соображал, что от него требуется, потом он отправлялся перекурить с коллегами это дело и где-то через полчаса я получал подпись и печать, непонятно за что. Еще сделал ЭКГ и заглянул к стоматологу, что обошлось мне в пару коренных. Так сказать отделался малой кровью. За полмесяца.
Идем дальше. На характеристике стандартного характера, именно поэтому совершенно не помню текст, хотя сочинял сам, должны были стоять четыре подписи – комсорга ПМК, председателя парткома треста, профорга ПМК, управляющего треста, именно в таком порядке.
Ну, с местными боссами проблем не было. С парторгом мы жили в соседних комнатах в общаге и до того, как он потом заделался крутой шишкой, угощали милых девчат-штукатурш жаренными гусями и паленной водкой. Профорг был простым работягой, только однажды его подручный угодил кувалдой ему по затылку вместо какой-то конструкции. После этого он стал делать карьеру. Но я забегаю вперед, его подпись была именно третьей.
Для заполучения второй мне пришлось отпрашиваться и ехать в Омск. Парторг Муравьев был коммунистом вальяжно-либерального типа и поддерживал странные горбачевские тенденции не по партийной дисциплине, а по зову сердца. Это мне сообщила его секретарша. Я всегда замечал за собой умение производить исключительно благоприятное впечатление на пожилых интеллигентных женщин, чем не преминул воспользоваться. Беседа за чашкой чая с ней длилась полчаса, после чего она сама отнесла мою характеристику в кабинет и вынесла ее с вожделенной подписью. Индия явно не представляла реальной угрозы для советского строя. Но тут же предупредила, что все эти подписи ничего не стоят, так как управляющий Вдовин имеет охренительно большой зуб на всех калачинских ИТР, то бишь инженерно-технических работников (так я перевел в более знакомую лексику ее литературный русский) и никогда не подпишет характеристику. Калачинские объекты когда-то навязали мощному тресту, специализировавшемуся на омской оборонке, на богатых заказчиках и дармовой стройбатовской силе, и трест их благополучно проваливал год за годом. Калачинские долгострои были притчей во языцех, с ними разбирались на московских уровнях, что не прибавляло благодушия управляющему. Я не имел никакого отношения к этой истории, котороая тянулась полтора десятка лет и все же объяснять это было как Ягненку Волку в басне дедушки Крылова.
С третьей подписью все понятно, я заполучил ее в коридоре.
С Вдовиным я был уже знаком, так он как-то сделал распоряжение отправить меня из ПТО на линию, в мастера. Так как я никогда не умел воровать и давить на людей, то на стройке мне было делать нечего, в чем я убедился за полгода, и с чем было согласно мое непосредственное начальство. Характеристику оставлять в приемной было нельзя, бумагу такой важности должен был сопровождать человек, лицо, подающее Бумагу, так сказать приложение к ней. Я три раза был на приеме, но дальше приемной не добрался. Управляющий отказывался разговаривать на эту тему. Даже вялое заступничество парторга не помогло. Я, конечно, мог пообещать в одиночку запустить вторую очередь мясокомбината, но боюсь, это уже бы не помогло.
Тут у меня появилось смутное чувство, что надо мной издеваются. Именно смутное, что такое Система я уже осознал потом, но выглядеть паяцем в руках идиотов и самодуров не хотел уже тогда. И я не умел просить. Могу припомнить только один случай за всю жизнь, когда я обратился с просьбой к начальству, причем не к своему. Это когда я приехал к свой будущей жене в Далматово, город-близнец Калачинска, только в Курганской области, и попросил ее начальника отпустить потенциальную невесту с распределения ДО свадьбы, а не ПОСЛЕ, как полагалось. Потом мы ему послали фото со свидетельством о браке во весь передний план, чтобы не подумал чего.
Короче, я плюнул и сообщил что отказываюсь. История эта очень удивила организаторов поездки, даже по тем временам это было дуростью и к тому же, похоже, я был единственным человеком, который ехал за полную стоимость, остальным наверняка путевки оплачивал профсоюз.
Это был первый раз, когда я НЕ поехал в Индию.
Два раза – это много, это уже не случайность.
Вот так.