|
Наш друг и подписчик Рома Карачев из Санкт-Петербурга продолжает аццки креативить на карантине. В этот раз накреативил огромный рассказ на основе моих межгалактических заметок. Господа и дамы, встречайте, "Старик и Гоа"! Любые совпадения с реальными людьми не случайны.
Старик тяжело опустился на табуретку. Древние и облезлые унты были в налипшем снегу, но сил отряхнуть их уже не осталось. Еле дошел! Он родился за много лет до Катаклизма и несложно посчитать, сколько ему было сейчас. Очень-очень много. Но чувствовал он себя неплохо, и даже сам удивлялся этому. Вот только добывать амриту с годами становилась все труднее, но это занятие давало ему энергию, придавало смысл жизни и заставляло смотреть вперед. Да и деньги были совсем не лишние. Куда ж без них? Но сейчас в санях было столько амриты, что Старик впервые задумался о том, чтобы уйти на покой.
При его появлении старуха отложила вязание и встала.
– Ну что? – спросила она, заглядывая старику в глаза, – есть?
Ни как он себя чувствует, ни как дошел, ничего. Только есть ли амрита.
Старик усмехнулся. Жена давно не представляла для него никакой загадки. Вначале, в первые лет десять брака, он пытался в ней что-то найти и разгадать. Глупый был, что и говорить. А потом понял, что никакой загадки нет. Она была обычной женщиной, как и большинство других. Простая, как квадрат Малевича. Одно время, когда дети подросли, он даже думал с ней развестись, но, посмотрев кругом, понял, что везде примерно то же самое. Да и привык. А потом, когда они поехали в Гоа добывать амриту, он даже был рад, что она поехала с ним. Все-таки одному тут, в этой морозной глуши, было бы совсем тяжко и одиноко.
Он знал, что жену в первую очередь интересуют деньги. Причем не рупии т.н. «Новой Индии» (официальное название страны Бхарат-2 в разговорном языке почти не применялось), а желательно твёрдые полновесные «белорусские зайчики».
Ну, не то, чтобы жена особа меркантильная. Просто у нее есть мечта – завести дома тибетца. А те брали исключительно «зайцев», желательно стольники и только новые купюры. Причем завести не какой-то тибетский молодняк, который только-только освоил начатки тумо, и грел комнату максимум до 13-15 градусов, что в условиях суровой гоанской зимы было явно недостаточно. А настоящего йогина, умеющего всю ночь поддерживать комфортную прохладу, а днем повышать её до 23-25 градусов тепла, и что бы можно было регулировать циркуляцию и влажность воздуха. Плюс функция ионизации и антивирус. К тому же, скорее всего этот был бы сухонький старичок, из бывших, которого вполне можно было разместить на шкафу, а для молодого и упитанного тибетца пришлось бы освободить целый угол. «Не понятно, конечно, – говорила жена, – на чем они умудряются так разъедаться?! Продвинутые дорогие модели (так она, как и их дети, называла старых йогинов) потребляют всего одну рисинку в месяц, но ведь и обычные, молодые и дешевые, ненамного больше!» Помнится, дети им как-то объясняли принцип действия, по которому работают тибетцы, но Старику это было не особо интересно, а жена просто ничего не поняла.
Хотя, если бы не прижимистость Старика, они давно могли себе это позволить. Сыновья работали на стройке нового белорусского космодрома под Молодечно, получали хорошо и вполне могли подкинуть родителям деньжат на отопление. Да и амрита, худо-бедно, еще попадалась, и кое-что удалось скопить. Буквально недавно жена в очередной раз подсунула ему каталог фирмы «Холи Хит», и они посчитали, что за бутылочку амриты в 180мл можно было взять вполне нормального тибетца на целый год, плюс доставка за счет фирмы (ну, это если оплатить весь год вперед, разумеется). Если не было именно такой бутылки, то можно было и на разлив. Правда, тогда уже надо было все 200 мл, но тоже вполне по силам. Конечно, если топить по старинке, керосином, выходило на порядок дешевле, но и хлопотнее. Раньше, когда лонгстееров, копающих закладки, на Гоа было несколько сотен, то керосин подвозили регулярно, раз в месяц, а сейчас хорошо, если привезут два раза в год, по зимнику из Махараштры, и то надо заказывать заранее. Хранить его надо где-то, вонь опять же... Тибетец, конечно, был удобнее, да и пах сандалом, а не продуктами нефтепереработки. Сидит себе в углу, греется, слегка переливается в темноте. Красиво и гигиенично, что и говорить.
Был, правда, один минус. Тибетцы, которые просиживали весь год в одной позе и в полной тишине, иногда все же произносили звук ОМ. Отключить это было невозможно, как сказали дети – базовая вшитая настройка. Причем молодые говорили достаточно тихо и редко (но и проку с них, вы знаете...), а вот старые проверенные йогины громко и буквально по несколько раз в сутки. Даже ночью, когда все спали. Жене это было хоть бы что, она всю жизнь дрыхла, как убитая. А вот Старик просыпался от любого шороха и очень часто, очнувшись от тревожного и поверхностного сна в середине ночи, маялся до утра. В каталоге уверяли, что к этому ОМ легко привыкнуть, как к часам с боем. А если не получится? Вот так отвалишь с барского плеча 200мл амриты, а потом целый год вскакивай! Да и к сандалу, говорят, принюхиваешься в первую же неделю... Но жена пилила его уже не первый отопительный сезон, и как-то он ей пообещал, что если найдет закладку амриты от того Нового года, то будет ей тибетец. Любой, какого только пожелает!
И вот это случилось.
– Ну, так что? Есть или нет?
Старик кивнул в ответ – есть! И махнул головой в сторону двери, мол в санках.
– Всё? – спросила жена.
– Всё, – всё-таки произнес Старик,– можешь принести сумки в дом? Что-то мне не встать.
Жена засуетилась. Накинула модный ватник с белорусской вышивкой (подарок сына), ловко и быстро обмотала голову платком и выскочила за дверь. «Всё-таки хорошо, что взял тогда на двадцать лет моложе себя, – Старик посмотрел ей вслед и улыбнулся, – с запасом. Как ни крути, а возраст берет своё. Надо с амритой заканчивать, да и Гоа уже не торт. Сейчас осмотрим добычу, подобьем бабки, и всё, к чёрту эту Индию! По первому льду санями на Шри-Ланку, а оттуда самолетом через Минск на море Лаптевых, под раскидистые карельские березы, на теплые чистые пляжи. Хоть и говорят, что в последние годы беларусы буквально сорят там деньгами, и цены выросли, но за три литра оригинальной амриты еще вполне можно купить отличное бунгало на второй линии. И потихонечку, продавая по пол-литра в год, даже не отказывая себе ни в чем (а что им, двум старикам, надо?) можно прожить в тепле и благости остаток своих дней. И на тибетце сэкономим, и зимнюю одежду на фиг, – Старик неприязненно посмотрел на мокрые унты, которые пахли псиной, – осталось только уговорить жену... Ладно, посмотрим, может сыновей к этому подключу. Приезжали бы в гости к нам в бунгало, виделись бы с внуками чаще... Не то, что в эту жопу мира...».
Отворилась дверь, жена внесла большую сумку и старый брезентовый рюкзак, типа колобок.
– По звону слышу – стекло! – радостно сказала жена.
– В основном да, – отозвался старик, – я внимательно не рассматривал, грузил все подряд, но половина стекла точно. И практически всё – в отличном состоянии, даже с целыми этикетками, – сказал он с гордостью.
Старик расстегнул кожаные хлястики, засунул руку в рюкзак и жестом фокусника достал и поставил на стол запыленную пузатую бутылку рома «Олд Монк». Жена, словно завороженная, смотрела на бутылку, затем, как бы оценивая, обвела взглядом набитый рюкзак и сумку. А потом сделал то, чего не делала уже давным-давно – подошла к Старику и поцеловала его в темечко.
«Я всегда верила в тебя, мой малыш! – произнесла она и засмеялась.
* * *
Старик хорошо помнил, как всё начиналось. Или заканчивалось.
Много лет назад случилось страшное – Земля таки налетела на Небесную Ось! Столкновение произошло в районе Канады. Страна полностью исчезла с географической, политической и физической карты мира, а на её месте образовалась хорошо заметная вмятина с неровными краями. Так же в результате удара был значительно поврежден северо-запад Соединенных Штатов. Сама Ось осталась практически невредимой – лишь небольшие царапины и потёртости, но учитывая серьезный возраст Оси (по последним данным около 15 миллиардов лет) этим можно было смело пренебречь.
Оставшееся после катастрофы человечество было вынуждено приспосабливаться к новым условиям жизни. Многие страны и культуры прекратили свое существование. Другие изменились до неузнаваемости – богатые стали бедными, цивилизованные и развитые – архаичными. И наоборот.
Катаклизм изменил климат всей планеты. По всему экватору образовалась зона вечной мерзлоты, всё покрылось толстым ледяным покровом. Льды Арктики и Антарктики растаяли, температурная карта Земли поменялась полностью. На Шпицбергене летние температуры теперь достигают +50 градусов, зимой опускаясь до комфортных +20-25. А в Африке лишь на два месяца в году сходит снег, обнажая целые поля внезапно расплодившиеся здесь морошки и ягеля. Последний, кстати, не дал полностью исчезнуть местной фауне и стал привычной пищей для слонов, которые быстро сдали взад по кривой эволюционной дорожке, обросли волосами, слегка уменьшились в размерах и стали похожи на своих далеких предков. И даже превзошли их, научившись бивнями рыть берлоги и впадать в зимнюю спячку, что в условиях современной морозной Африки было совсем не лишним.
Привычной Европы больше нет. Население уменьшилось в сотни раз, большая часть территории дика и безлюдна. Потомки тех, кто выжил в Катаклизме, покинули свои страны и города, с их деградировавшей инфраструктурой и рухнувшей промышленностью, и поселились вдоль новенькой трансъевропейской магистрали Орша – Лиссабон – единственной действующей железной дороге на всей территории Старого Света.
Из толстых бревен люди построили добротные дома, которым не страшны трескучие европейские морозы. Сельское хозяйство свелось к небольшим огородикам. Мужчины охотятся и ловят рыбу, женщины летом занимаются собирательствам, а в холодное время года торгуют на железнодорожных полустанках самодельными пирожками, вяленой олениной и вареной картошкой, которую так любят покупать богатые белорусские туристы. Потомки северных итальянцев, нырнув в глубины генетической памяти, пытались разнообразить пристанционную торговлю и ввести некую моду на ивовые лапти (модельный ряд таков – лапти на танкетке, лапти на каблуке и шпильке, зимние лапти на меху, лапти "Адидас" подбитые белой кожей и пр.), но дело как-то не пошло. А вот мелкая европейская картошка оказалась беспроигрышным вариантом! На остановках беларусы даже зимой с гомоном высыпала на перрон, как были, в трениках, футболках и шлепанцах на босу ногу. Все рослые, румяные, мужчины все с усиками "подковкой", женщины с толстыми русыми косами, и, не торгуясь, скупали тёплые газетные кульки, куда, кроме картошки, заботливые европейские тетушки клали еще небольшой сверток с солью и укропом. "Дзякуем!", "Щчастливай дароги!" кричали тетушки вслед щедрым туристам, когда те, замерзнув, заскакивали обратно в свои теплые вагоны. Не понимаем, говорили тетушки меж собой, пока состав скрывался в сизой европейской дали, и что они к нам сюда едут? Что у нас смотреть – леса, снег да медведи... Сидели бы в своей богатой и теплой Беларуси, или ехали бы в Россию, на море Лаптевых, где ласковые волны, пальмы, шикарные отели и лучший пляжный отдых на свете – могут же себе позволить... Тетушкам это было не понять. Да они не очень-то и стремились.
В Европе жить вполне было можно. Зимы всё же не африканские, снег хоть и лежит почти восемь месяцев в году, но солнечно и сухо, а лето так вообще жаркое, хоть и очень короткое. Правда наслаждаться теплом мешают слепни и гнус, которые после Катаклизма расплодились здесь в неимоверных количествах.
Как живут люди в Австралии и Южной Америке точно не ясно, сведения об этом достаточно скудны. Интересуются этим разве что ученые мужи из Белорусской Академии Наук, которые ездят туда в экспедиции. Ну, еще турфирмы в Минске продают экстримтуры, но цена обычно такова, что даже новые беларусы не могут это себе позволить. Ну, или не хотят. Погоняешь по зимней Австралии на снегоходе, выпьешь самогона с обросшими вонючими туземцами, выменяешь на бусы такой же ненужный сувенир, попаришься в баньке с губастыми аборигенками, и что? За гораздо меньшие деньги всё это можно найти и поближе, в том числе и австралийских аборигенок, которые понаехали в Минск на сами понимаете какие заработки.
Юго-Восточная Азия, включая Индию и частично Ближний Восток, оказались во власти суровых холодов. Исключением стала Шри-Ланка, где за счет океанских течений климат получился более теплый. Примерно шесть месяцев в году там успешно работают горнолыжные курорты и это единственное место в Азии, куда летали регулярные рейсы из Минска и Гомеля, плюс, в сезон, чартеры из России.
«Основным бенефициаром» (фраза из репортажа Белораша Тудэй) Катаклизма стала Беларусь. И дело не только в климате, хотя он на всей территории республики стал буквально райским. От удара по Оси внутри нашей планеты произошли грандиозные тектонические сдвиги, и так получилось, что все мировые запасы углеводородов, а также золото, платина и редкоземельные элементы, оказались в недрах этой страны.
Беларусь расцвела! Для граждан РБ ввели безусловный доход, многократно перекрывающий любые человеческие потребности. Теперь граждане посвящали свободное время изучению и развитию искусств, философии, науки, путешествиями и спорту. Белорусский язык получил статут единственно международного языка, все заседания Новой Реформированной ООН велись исключительно не нём. Да и само ООН находилось теперь в Минске, в районе Комсомольского озера.
Россия, хоть и лишилась своей углеводородной ренты, но также чувствовала себя неплохо. В страну шел гигантский поток белорусских инвестиций, расширялось полностью вынесенное из РБ производство, снова вернулись к идее осоздании Союзного Государства.
На круглогодичных курортах некогда суровых российских северных морей кипела жизнь! Теперь это были тысячи километров шикарных тропических пляжей, с буйной растительностью и целебным воздухом. Побережья Баренцева и Карского морей облюбовали белорусские пенсионеры. Застройка там – сплошь виллы и шикарные отели, жизнь дорогая и респектабельная. Но, по мнению некоторых, там скучновато. На Чукотку ездили, в основном, сами россияне. Тепло и недорого, хоть и далеко от цивилизации. Но многим это и нравилось! Снимали там простенькие бамбуковые домики под высокими чукотскими пальмами, и жили по несколько месяцев, изучая чукотскую йогу, чукотский язык, питалясь у локалов чукоткой кухней. Иногда русские девушки выходили замуж за чукотских парней, и оставались там жить навсегда.
Основная движуха была на побережье моря Лаптевых (или «на Лапте», как говорит нынешняя молодежь). Якуты, быстро освоив ходовые фразы на белорусском, пристраивали к своим ярангам небольшие чумы с кухней, и сдавали их приезжим. Минские девелоперы сроили современные комплексы бунгало с бассейнами. Вдоль пляжей с золотистым песком тянулись бесконечные ряды шеков, трансовые пати не прекращались круглый год, везде пестрели объявления о различных курсах и тренингах по саморазвитию, массаж, аренда байков, заезжие чукоткие инструкторы преподавали свою йогу прямо на морском берегу (дорого, но аутентично), ежедневный найт-маркет тянулся на многие десятки километров. Магазины ломились от товаров, многочисленные рестораны отвечали самым изысканным и экзотическим вкусам. Здесь было буквально всё!
Сейчас уже неизвестно, когда на Лапте появилась первая бутылка «Олд Монка». Вроде как привез её какой-то белорусский хипарь-путешественник, который съездил с друзьями в заброшенный Гоа и от нечего делать раскопал в Арамболе супермаркет Ом Ганеш. Он же первый и назвал такие места закладками, а ром – амритой. На Лапте ром попробовал один нувориш-беларус, который приехал на Тикси по полной оторваться перед женитьбой. И ром так ему понравился, что он тут же скупил у хипаря весь запас. Хипарь продавать не хотел, но нувориш, бахвалясь перед приятелями, поставил на стол рулон скрепленных резинкой сотенных купюр, и щелчком, как в игре Чапаев, пульнул ею в хипаря. И тот не устоял.
Благодаря этой истории ром стал культовым напитком в среде золотой молодежи. Вначале появилась примета, что если на мальчишнике не было амриты, то и счастья в семейной жизни тоже не видать. Если же ром был, то невеста после мальчишника становилась т.н. «ромовой бабой», и сами девушки, смущаясь, но и гордясь одновременно, до свадьбы называли себя именно так. Но амрита быстро вышла за этот, довольно узкий круг. И со временем стала элитарным и сверхдорогим напитком для широких слоёв богатых потребителей, цена на который определялась на специальной бирже деликатесов в Борисове.
И в Гоа потянулся поток копателей. Это была нелегкая и опасная работа в суровом климате Центральной Индии, гибель и обморожения случались довольно часто. Но многим везло, особенно в первые годы, и домой они ехали миллионерами, важно толкая впереди себя чемодан с амритой. Другие возвращались ни с чем, третьи оставались в Гоа навсегда. И живые, и мёртвые.
Старик с женой приехали вместе с последней волной, когда уже копать практически было нечего. В общем-то, уговорила жена. Она часто вспоминала Гоа их молодости и хотела еще раз увидеть любимые места. «Да пойми же ты, – говорил Старик, – того Гоа уже давно нет! Вот посмотри, – и он ей показывал фотографии из интернета, где посреди сугробов стояли мужчины в ушанках, пуховиках и варежках, – вот это Мандрем!». Но жена не унималась и на юбилей свадьбы сыновья скинулись и подарили им тур в Арамболь.
Было время каникул и беларусы решили показать детям, что такое снег. Поэтому тур, в основном, позиционировался как путешествие для семей с детьми – аниматоры с детворой лепили снеговиков, бросались снежками, показывали, как стоять на лыжах. Старик от скуки записался на раскопки – это была такая игра, когда тебе выдавали лопату и игрушечную карту, и ты уходил искать клад. И он его нашел! Неожиданно для всех, и для себя, он откопал ржавый железный сундук с каким-то промороженным гнильём и тремя бутылками амриты. В стекле, каждая по 0.5 литра. Этим же днем он продал их перекупщику. А вечером, сидя на кровати в номере и по очереди держа в руках толстую пачку «зайцев», они с женой решили, что останутся здесь зимовать. А потом втянулись, наладили быт, кое-как пошла амрита, и так случилось, что растянулась эта зимовка на долгие годы.
Жили, в основном, перебиваясь случайными находками, несколько бутылок в год. И так бы оно и продолжалось, если бы Старик не узнал про эту закладку.
***
Однажды утром зазвонил телефон. Благодаря известному белорусскому миллиардеру, новатору и меценату ИвАну Мозгу (на самом деле Ивану Мозговичу, но вы знаете этих богатеев с причудами!) сигнал Интернета со спутников покрывал буквально всю планету и дозвониться в любую глушь, даже в какой-нибудь богом забытый Нью-Йорк, стало проще простого.
Старик поднял трубку. Оттуда донеслось – «Привет, старик!», – и Старик сразу же узнал этот голос, хотя не виделись они уже много десятков лет. Звонил Коля Капелькин.
В молодости, еще до Катаклизма, они дружили. Жили в Арамболе в соседних домах, гоняли на мотоциклах, выбирались в путешествия в Гималаи и на Монлам в Бодх Гаю, снимали авторское кино и даже как-то получили на фестивале в Каннах один приз на двоих. Написали несколько совместных сценариев для Болливуда. Сиквел «Миллиардер из трущоб» – это тоже они, хотя индусы пометили их в титрах в самом конце и мелкими буквами. Правда у Капелькина всегда были и собственные проекты, иногда чрезвычайно удачные – тот же Межгалактический Дирижабль, например, и он был занятым человеком. И широко известным на Индостане. В отличии от Старика, про которого говорили, что он только и умеет, что шивалингамом груши околачивать. И что всем, что у него есть, он обязан Капелькину. Пусть так,но это никогда не мешало их тесной дружбе и сотрудничеству. Но всё изменил Катаклизм, многие связи порвались, и Коля надолго пропал с радаров Старика.
Однако было известно, что Капелькин жив и здоров. Сначала говорили, что он обосновался в Минске и владеет популярнейшим сайтом «bulbostan.guru.by» и все время посвящает поддержке и развитию своего детища. Но позже выяснилось, что сайт полностью обслуживают два робота. Они пишут все статьи, все комменты, задают вопросы, сами же на них отвечают, срутся в чате, генерируют фотоматериалы, а заодно продают некоторым гостям сайта билеты по Беларуси. Колина должность там была чисто номинальная, информационная дымовая завеса, которая, впрочем, быстро рассеялась.
По многим каналам стали просачиваться обрывочные сведения о грандиозной космической программе правительства Беларуси (совместно с ИвАном Мозгом) – постройке Нового Межгалактического Дирижабля – и что Капелькин принимает там непосредственное участие. Действительно,в прессе попадались фотографии неких лабораторий, сборочных цехов или тренировочных центров, и всегда на заднем плане, за спинами членов правительства, Мозга, инженеров и конструкторов, мелькала фигура Капелькина. Иногда в шортах и футболке, чаще в военной форме без знаков различия. В принципе Старику было понятно и участие Капелькина в этом проекте, и причастность к этому делу военных (куда же без них?!), удивления это не вызывало.
Однажды, правда, удивиться всё же пришлось. Младший сын прислал ему ссылку, перейдя по которой, Старик увидел скан газетной статьи и крупно – фотографию Капелькина. Удивительно там было то, что Коля выглядел на ней максимум лет на двадцать пять, то есть примерно таким, каким Старик его увидел в первый раз в непальской момошной в Арамболе. Красивый высокий блондин с голубыми глазами. Из статьи было понятно, что в связи с назначением Капелькина капитаном Нового Межгалактического Дирижабля доктор Фельдман, трижды Нобелевских лауреат по аюрведической медицине, провел серию новаторских процедур по улучшению и омоложению, которые увенчались грандиозным успехом. В статье прозрачно намекали, что так как предстоящая межгалактическая экспедиция может (а то и должна) установить контакт с нашими далекими братьями по разуму, то представители нашей планеты должны выглядеть как можно лучше и презентабельнее. «А Капелькин, – писал автор статьи, – хоть и обладает непревзойденным опытом, но вместе с ним и немалым пробегом, поэтому нуждался в легком апгрейде». «Вот же журналюги, – подумал Старик, – обязательно им надо хоть ложечку говна подкинуть на вентилятор». Впрочем, во всех остальных выражениях статья было довольно комплементарна, что к проекту, что к Капелькину.
И вот этот звонок. Вначале поговорили о том, о сем, вспомнили общих знакомых. Коля, естественно, знал куда больше, чем Старик.
Например, рассказал, что писателю Караваеву, после Катаклизма удалось наконец покинуть Индию и обосноваться на море Лаптевых (кто бы сомневался!). Первые годы Караваев бедствовал, зарабатывал массажем на пляже и слегка барыжил дурью. Потом попался на галлюциногенных грибах, оттянул год на киче под Каргополем, написал об этом книгу, и несколько лет чрезвычайно успешно торговал ей на найт-маркете. И горя не знал. Поговаривали, что читатели (особенно читательницы) специально приезжали на Тикси, чтобы увидеть живого Караваева, купить у него книгу и получит автограф. Потом очухались книжные магазины, заказали у Караваева большой тираж в твердой обложке и выставили книгу у касс, на самом видном месте. Тут же подтянулась и интернет-торговля. По итогам прошлого года книга продалась рекордным тиражом и уверенно метила в победители белорусского Букера. «Я тебе больше скажу, – произнес Капелькин, – у меня есть надежные сведения, что после того, как закончится перевод этой книги на белорусский язык, она войдет в школьную программу, и Караваев станет прижизненным классиком. И председателем Союза Писателей Беларуси. Сейчас в Минск-сити строится новый небоскреб, и для него там уже зарезервирован пенхауз на 108 этаже. За госсчет, разумеется. Но это пока между нами».
С продавцом хачапури тоже все благополучно, хотя до Караваева ему было, как до Луны. Он тоже перебрался на Лапоть, торгует на сансете горячими драниками. Сезон на Лапте почти круглый год, туристов много, бизнес идет отлично. «Я встречал его недавно, когда был там в отпуске, – сказал Капелькин, – выглядит прекрасно! Др-р-раники, др-р-р-р-р-раники, это уже там выучили буквально все! Набрал себе штук пятнадцать гастеров из Штатов, они у него трут картошку с утра до вечера, без выходных. К следующему сезону собирается взять в два раза больше. У них же там, в Америке, капец полный, живут только за счет переводов из-за границы и гуманитарной помощи из Минска. А тут и заработают, и отъедятся хоть немного».
– Ну а Гоголь что? – спросил в свою очередь Капелькин, – вот о нем-то я и сам давно ничего не слышал.
– Гоголь всё, – ответил Старик, – еще до Катаклизма. Ты уже уехал тогда из Арамболя, у тебя была срочная работа в Институте Мозга.
Помолчали.
– Как это случилось? – спросил Капелькин.
– Да с пальмы упал... Ты же помнишь, он постоянно на эти пальмы лазал. И чем он там занимался? А тут то ли белочка с ним случилась, то ли что... Кукука поехала. Бухал он очень, сам не свой был, умолял всех не хоронить его заживо... Причем буквально перед этим падением он закончил второй том «Мертвых душ», и мы постоянно за ним следили, что бы он с рукописью ничего не сделал. Ты же, может, помнишь, что у нас там была целая тусовка из его фанатов. А он одно заладил – вот, говорит, напишу и сожгу!
– И что? – спросил Капелькин.
– Таки сжег, мерзавец! – в сердцах выпалил Старик. С тех пор прошло уже столько много времени, считай целая жизнь, а обида на Гоголя у него, оказывается, не прошла.
– Ты очень расстроен, что не прочел его? – спросил Капелькин.
– Да сейчас уже не очень..., – ответил Старик, – хотя нет – очень! Всё бы отдал, чтобы прочесть этот второй том! Но, боюсь, это невозможно.
– Старик, не грусти, мне кажется, это как раз не сложно поправить, – сказал Капелькин. Затем наступило молчание, и Старик услышал, как на том конце застучали по клавишам компьютера. Через минуту Капелькин продолжил: – Ну, вот... во-первых, рукописи не горят. Во-вторых, тебе, наверняка, известно, что я в последние годы сделал некую... гм... карьеру, что ли, сам понимаешь где. И у меня появились некоторые возможности. Поэтому в честь нашей прежней дружбы я могу тебе этот второй том устроить. Хочешь?
– Хорошо бы, – сказал Старик не без сомнения.
– Тогда подожди минуточку. Не вешай трубку.
Старик понял, что там закрыли микрофон рукой. Но разговор все же можно было разобрать.
– Иванов! – повелительно произнес Капелькин.
– Здесь, товарищ генерал! – ответил молодой звонкий голос.
– Гоголя знаешь?
– А как же, товарищ генерал!
– «Мертвые души» читал?
– Только в школе, товарищ генерал! Первый том.
– Так вот, есть задача. Что бы завтра в девять утра второй том «Мертвых душ» лежал у меня на столе. Усек?
– Никак нет, товарищ генерал. Нам учительница говорила, что Гоголь его сжег.
– Разговорчики! Это приказ, Иванов! Завтра в девять. Повтори!
– Есть, товарищ генерал! Завтра в девять второй том «Мертвых душ» будет у вас. Разрешите исполнять?
– Иди уже, исполняй. Р-раз, два!
– Извини, старик, я тут отвлекся, – снова обратился Капелькин к Старику, – Я тебе второй том достану, завтра он будет у меня. Поручу адъютанту придумать, как тебе его поскорее передать.
– Спасибо, – ответил Старик.
– Ну, а теперь о главном, – сказал Капелькин, – я слышал, что ты сейчас в Гоа. Добываешь амриту? Можешь не отвечать, мне все про тебя известно.
Знаешь, когда пошла эта тема, с амритой, я ведь тоже хотел рвануть в Арамболь! Это же точно, как у Джека Лондона – золотая лихорадка, вокруг ледяная пустыня, мороз, а ты знай себе роешь шурф. Романтика! Я всегда мечтал о чем-то таком... Но... Межгалактический Дирижабль – это дело всей моей жизни, и пришлось выбирать. Точнее не пришлось, Дирижабль для меня – главное. Хотя после вольной жизни наступить себе на горло и сесть в офисное кресло, погрязнуть во всей это бюрократии, совещаниях, было ой как не легко... Это же со стороны, в газетах и интернете всё интересно, а на самом деле рутина... Сгоняешь пару раз в год на Лапоть на неделю, оттопыришься, и снова бумаги, подрядчики, дебет-кредит...
Короче, старик, хочу тебе сделать царский подарок! Для себя берёг, да видимо в этой жизни в Гоа мне уже не добраться. Итак, смотри...
И Капелькин рассказал Старику о месте в Кериме, где до сих пор лежит крупнейшая закладка с амритой.
В последний день перед Катаклизмом большая компания русских готовилась отмечать Новый год на пляже. Заготовили дрова для костра, закупили бухла. Брали в основном ром, много, ну чтобы два раза не ходить. Сложили всё в доме у одного чувака, недалеко от паромной переправы, разошлись переодеться к вечеру. Ну а потом известно, что было – Ось, удар, Катаклизм, и всем резко и надолго стало не до праздников.
– Я, когда узнал об этом месте, прямо моложе себя почувствовал, – говорил Капелькин, – это же настоящее приключение! Я абсолютно уверен, что ром всё еще там. Все эти годы я туда собирался, но сейчас понял – нет, Гоа для меня уже отрезанный ломоть. Да и экспедиция скоро, работы невпроворот, не до приключений сейчас... Короче – дарю точку! Дело верное, не сомневайся, инфа сто процентов. Там, по моим сведениям, амриты столько, что тебе с женой хватит до конца жизни. Сейчас прикажу подготовить карту с координатами, в течении дня получишь на емэйл.
Старик не знал, что и ответить. Если это всё правда и амрита действительно до сих пор там, то это поистине царский подарок! И бешеные бабки! Хотя кому бешенные, а кому и нет. Для таких, как Капелькин, это вроде ежедневного остатка на счету, можно не обращать внимания. А в Кериме действительно копали мало. В самом начале всего этого ажиотажа раскопали магазины, несколько баров, еще пару сомнительных точек, и всё. Основные раскопки были в центральном Гоа, в Мапсе и окрестностях. Ну и в Арамболе, естественно, но его раскопали вообще в первую очередь.
– Коля, – вымолвил Старик, – ты не представляешь, как Гоа выглядит сейчас. Это полностью покрытое снегом пространством, ориентиров никаких нет. Люди копают практически наобум, по интуиции, какая уж тут карта?!
– Старик, – Старик услышал, как Капелькин вздохнул,– да ты не забудь кто я, и где и с кем я сейчас работаю. И кто был Капитаном Первого Межгалактического Дирижабля! Я же докторскую по межзвездному ориентированию писал. Не беспокойся, у тебя будет такая карта, что ты по ней найдешь закладку даже в кромешной тьме. В крайнем случае попрошу Мозга, он тебе с военного спутника лазером по координатам ДжиПиЭс место подсветит. Точность – одна десятитысячная миллиметра, не заблудишься!
– Спасибо, Николай, – сказал Старик, – Спасибо, что не забыл, и за карту спасибо. Даже не знаю, как тебя и благодарить.
Разговор подходил к концу. Вроде все обсудили, но трубку никто из собеседников не вешал.
Наступила пауза. Первым ее нарушил Капелькин.
– И это... вот что..., – произнес он как-то неуверенно, – сам понимаешь, экспедиция опасная, да и теория относительности опять же, время искажается, постоянная Планка, гипотеза Пуанкаре и принцип неопределенности Гейзенберга... короче вряд ли мы с тобой когда-то увидимся. На счет благодарности... У меня к тебе просьба, – Старику показалось, что голос Капелькина дрогнул, – ты отложи, пожалуйста, самую лучшую, самую целую, с наклейкой, что бы муха не еблась, бутылку амриты. И сохрани её для меня. Я же, ты помнишь, никогда этот ром не любил особо, но вдруг мы еще когда-то встретимся, а? Вот и выпили бы с тобой по стаканчику.
– Конечно, – отозвался Старик, – конечно сохраню! И мы обязательно увидимся!
– Ладно, – перебил его Капелькин, сменив тон, – хватит о грустном... Интересно, что у нас на Лаптевых тоже стали продавать ром, называется «Вери Олд Монк», цена нормальная, вообще не дорого. Это эвенки засадили у себя все тростником – оказалось, что он у них хорошо растет. И делают теперь коричневый сахар и вот этот ром. Я даже попробовал как-то. Но вообще, старик, не то. Молодежь пьет, конечно, но нам, старой школе, это вообще никак.
– Не цепляет? – спросил Старик.
– Да нет, цепляет... Цепляет, да не тащит.
На том и попрощались.
** *
Тем временем жена выставила на стол всю добычу. Десять стеклянных бутылок по 0.7, семь пластиковых пол-литровых, всё «Олд Монк». Стекло в отличном состоянии, этикетки полностью сохранены (а это большой плюс к стоимости). Пластик сохранился похуже, пара бутылок слегка деформированы, но это нормально, в идеальном состоянии они почти и не встречаются. Плюс три бутылки портвейна. Портвейн, правда, особо не котировался. Он не важно переносил холода: перемораживался, выпадал осадок, пропадала крепость, слабел вкус. Но в Минске среди зажиточной артистической богемы настоящий гоанский портвейн даже в таком виде пользовался некоторой популярностью. И стоил заметных денег. Чаще всего его даже не пили, а просто ставили в центр стола, или на видное место в бар – как символ достатка, свободы и современных взглядов.
Старик внимательно осмотрел стеклянные бутылки. Выбрал самую лучшую для Капелькина, убрал в шкаф, остальные сложил обратно в сумки и задвинул под кровать. Только он закончил, как в дверь постучали.
Это было необычно. Нет, конечно, Гоа не полностью обезлюдел. Хотя пик добычи прошел много лет назад, но сюда еще приезжали за амритой. Так же было несколько чудаков, которые здесь жили постоянно, считая Гоа своим домом. Ещё мутная семейная пара из Анжуны, которая держалась особняком, ну и бывали залётные, особенно в летнее время, когда спадали морозы и океан освобождался ото льда. Авантюристы, бродяги, богатые беларусы в поисках приключений, искатели мест Силы. Иногда – редкие матрасники по организованным турам. Но к Старику с женой они наведывались редко, точнее почти никогда.
Он отворил дверь. На пороге стоял рослый молодой парень в темно-бежевой кожаной куртке на широкой стальной молнии, кожаном авиационном шлеме, в галифе цвета морской волны и начищенных высоких сапогах. Он был тщательно выбрит, до Старика донесся запах дорогого одеколона. В руках парень держал сверток, упакованный в коричневую бумагу. Несмотря на метель, на свертке и одежде парня не было ни снежинки.
– Фельдъегерская служба межгалактических сообщений, – отрекомендовался он и протянул сверток Старику, – вам пакет из Главного Управления.
– Это от Капелькина? – спросил Старик, хотя ответ ему был уже известен.
– Так точно! От маршала Капелькина!
– От маршала? Он же только недавно был генералом?!
– Повысили прямо перед вылетом, – тепло улыбнувшись, ответил фельдъегерь, – для повышения статуса экспедиции.
– Так он уже полетел? Я слежу за новостями, вроде об этом не писали.
– Так точно, не писали. По некоторым обстоятельствам вся информация об экспедиции Межгалактического Дирижабля появиться в СМИ только завтра. Но вам знать можно.
– Понятно, – произнес Старик, и, не зная, что еще сказать, спросил: – А как вы думаете, где Капелькин сейчас?
Фельдъегерь взглянул на часы. На секунду задумался.
– Примерно в районе Кассиопеи. Знаю, что в 9.32 утра он миновал Альдебаран. А теперь разрешите идти? Извините, много работы.
– Конечно, конечно, – спохватился Старик.
«Быстро это у них... – подумал он, – Ну что же – большому кораблю большое плавание». На мгновение перевел взгляд на посылку, которую держал в руках. Она была перевязана шпагатом и запечатана сургучом. Когда он снова поднял глаза, фельдъегеря на пороге уже не было.
– Что там? – указывая на сверток, с любопытством спросила жена, которая слышала весь разговор, – Я и не знала, что вы с Капелькиным общаетесь, ты мне ничего не говорил.
Старик разрезал бечевку, сломал печать, снял упаковку. Внутри находилась увесистая пачка пожелтевшей от времени бумаги, полностью испещренной мелким и неразборчивым почерком. Кое-где по краям бумага подгорела, листы были сложены аккуратно, но не по порядку. Такое впечатление, что пачка была рассыпана, и ее просто собрали и сложили, как есть.
– Мертвые души, – ответил Старик жене.
* * *
После вылазки за амритой Старик чувствовал себя неважно. Болела спина, ныло колено, да и просто устал. Хотел поговорить с женой на счет переезда, да потом решил – ладно, не к спеху, завтра всё обсудим. Наскоро поужинав, он лег в кровать.
Он слышал, как в соседней комнате жена включила телевизор. Старик не сомневался, что в руках у неё каталог «Холи Хит», и она увлеченно выбирает тибетца. Как же начать разговор о переезде? Он чувствовал, что беседа будет непростой; жена, как ни странно, никуда из Гоа переезжать не хотела. Она быстро привыкала к новому месту, и всю жизнь была тяжела на подъем.
К тому же к старости она стала сентиментальной. Летом, когда таял лед на океане, и солнце пригревало так, что местами даже обнажался песок на арамбольском пляже, они ходили тут на сансет. Одевались потеплее, брали с собой термос с чаем, подстилку, и сидели на ней обнявшись, глядя на воду. И жена начинала предаваться воспоминаниям. «А помнишь, – говорила она, – как в шеке у Клифа ты сделал мне предложение? Я даже помню, что мы тогда ели – я палак-панир, а ты пакору. И пили ананасовый фреш. А вон там, где торосы, стояли рыбацкие лодки, и в одной из них ты меня трахнул, помнишь?! А я всё боялась, что нас кто-нибудь заметит, волновалась, и никак не могла кончить. Но ты очень старался, и у меня получилась! – она игриво толкнула его локтем в бок, – Помнишь это?». Он удивлялся её памяти и знал, что она помнит многое, что произошло с ними здесь, и что для нее это место очень ценно. Она ведь действительно любила и Старика, и Гоа.
«Да-а, задачка, – думал старик, – а тут еще эти огурцы!». Белорусские ученые недавно вывели особых сорт комнатных озимых огурцов, и жена в последний месяц о них только и говорила. Точнее это был гибрид подснежника с огурцами, где вместо цветов спели крепкие пупырчатые плоды, в длину иногда достигавшие, по словам тех же ученых, размеров спичечной коробки. Правда сырыми их есть было практически невозможно – слишком силён был запах парфюмерии, но для засолки они годились вполне. «Я уже всё придумала, – за ужином лепетала жена, – тут у нас будет тибетец, вокруг него я закажу специальные полочки, на них будет рассада. Рядом с тибетцем, в тепле, она попрет о-го-го! Я уже и семена заказала, и на сайте зарегистрировалась, где мы с девочками будем выкладывать фотографии, как и у кого что растет. Меняться опытом... Конечно, для этого лучше выделить отдельного тибетца, не того, который греет комнату. Девочки говорят, что если его накрывать на ночь полиэтиленом вместе с рассадой, то результат будет просто потрясающий! Дорого, конечно, но тут можно брать любого тибетца, пусть даже самого молодого и недорогого, бюджетный вариант, для огурцов это не так важно».
Он услышал, как жена переключила каналы, остановилась на передаче про животных. «Современная Европа – говорил диктор, – это зеленые легкие планеты! Она почти полностью покрыта густым хвойным лесом. Особенно хорошо в нем себя чувствует так называемы кедр европейский, в простонародье – звенящий, орехи которого достигают размеров крупной виноградины. А лес, особенно вдали от редких населенных пунктов, полон диких зверей. Там легко можно встретить дунайского тигра, одичавшую французскую хаски – первоначально выведенную человеком, но прекрасно себя чувствующую в дикой природе, и многочисленных потомков африканских зебр, мигрировавших из холодной Африки. Впрочем, последних увидеть не так-то легко – зебры чрезвычайно пугливы, к тому же в целях самозащиты они сменили свой бело-чёрный окрас на камуфляжный, с вариациями. Например, пустынный вариант расцветки у особей, обитающих ближе к тропической России. Камуфляж "лесник", к хвосту животного переходящий в пиксели, – это вся остальная Европа, за исключением крайне южных районов Сицилии и Испании, где кое-где сохранился практически исчезнувшая черно-белая гамма».
«А может и перезимуем еще один сезон, – подумал Старик, уже почти засыпая, – в принципе, здесь не так и плохо. Подкопаю еще амриты, всё-таки бунгало у моря Лаптевых на первой линии и на второй – две большие разницы, но на первой и цена почти в два раза выше. Да и с Гоголем надо что-то решать – пока разберу эту рукопись, все рассортирую, пока перепечатаю, вот и год пройдет. Работы там, судя по всему, много. Опубликую потом на Прозе.ру. А на Лапте курорт, со всеми вытекающими – старые друзья, прогулки-посиделки, да и внуков хочется к себе забирать почаще, тут уж не до Гоголя будет...»
Старик засыпал, сознание путалось. И последнее, что он увидел, был вечерний арамбольский пляж. Где-то стучат барабаны, где-то поют Харе Кришна, пахнет жареной на углях кукурузой. Кругом люди, тепло, ветра почти нет. По кромке океана едет красный джип, откуда в мегафон что-то объявляют по-русски. А Старик, который вовсе еще не старик, стоит лицом к океану, в одной руке у него горячий хачапури, а другой – Кинг Фишер Стронг. Прямо перед ним идеальный тачдаун. И когда солнце уже почти зашло за горизонт, он увидел, как на лиловом небе появилась яркая надпись – «КОНЕЦ ФИЛЬМА».
Автор Рома Карачев
|
