Moony › Пост Апокалипсиса или Блокнот, найденный на пляже на следующий день после конца света

АТАКА

После долгих обсуждений, было решено пойти на здание приступом. Тем более оно было огорожено довольно жиденьким заборчиком. Мы со сворой бойцовских собак ринулись на него, ворвались внутрь, рассеялись по периметру. Никого не нашли. Здание было очень необычным, было не понятно, как оно устроено. Мы побродили по коридорам, потом собак накрыло. Они завыли, стали кататься по полу. Некоторые превратились в старых доходяг. Другие – в веселых щенков. Так мы остались без собак. Сами мы тоже стали испытывать различные сильные эмоции: от эйфории до депрессии. Я взял за руку друга, который плакал лицом к стене в углу, и пошел на выход. У ворот стояла женщина и очень по-доброму улыбалась – совершенно без агрессии. Я подошел к ней и неожиданно для себя обнял. Потом сказал: «Невозможно завоевать тех, кого не понимаешь».

ИНСТИТУТ МОЗГА

Мы прибыли в джунгли с экспедицией – серьезные, амбициозные ребята с кучей хайтечных гаджетов. У меня был целый рюкзак всевозможных приборов, позволяющих выяснить об окружающей среде все, что угодно – вплоть до анализа молекулярного состава. У моей напарницы было несколько гигабайт учебников и серьезных монографий о природе места, которое мы собирались изучать. Место было весьма необычное. Даже сейчас я не могу с уверенностью сказать, что это было. Да и обязался не разглашать тайны этого места. Хотя, даже если бы вы узнали все, что знаю я, вы ни на миллиметр не приблизились бы к его пониманию. Внешне все выглядело как обычно – небольшой поселок аборигенов на краю огромного массива джунглей. Но что-то было не так с этими джунглями. Серьезные ученые давно ими заинтересовались, сломали много копий, утопили немало техники в его глубинах и поостыли, отдав джунгли на растерзание своим молодым и дерзким ученикам.

Короче, мы прибыли на место, акклиматизировались, написали кучу отчетов об акклиматизации, всяких других отчетов и планов, но к исследованиям так и не приступили. Все чего-то ждали. Начальник экспедиции (весьма серьезная женщина средних лет) запретила приближаться к джунглям, так что целые дни мы проводили, слоняясь по скучному поселку и анализируя молекулярный состав всякого дешевого дерьма, которое продавалось на базарчике у аборигенов. Однажды я психанул и высказал начальнице все, что об этом думаю. Мол, мы приехали сюда заниматься исследованиями, а не просиживать штаны в институте. Кстати, институт. Это было нелепое многоэтажное здание с лабиринтом коридоров, комнат, лабораторий, чердаков и подвалов, причем все был дико перемешано, запутано – так, что лишний раз не хотелось далеко уходить от своей комнаты, чтобы ненароком не заблудиться. На входе весела еще более нелепая вывеска «Институт мозга» и еще внизу был подписан девиз «Время – мозг». Что это означало, мой мозг категорически отказывался понимать. Так вот, я психанул, а начальница говорит: «Успокойся, все, что нужно исследовать, находится в этом здании. Снаружи нет ничего интересного. Ты здесь один на маленьком острове, окруженном морем».

МУНИ

Тысячи, тысячи лет они шли по разным землям, скитались по горам, лесам, берегам океанов, священным городам и рощам. Они искали истину и размышляли, сидя под красивыми деревьями или в застенках. Они плыли, ехали, летели, рассекая пространство. Они обогнули землю много раз и под конец нашли приют в одной стране, где уважают и не бьют бродячих мудрецов, где люди диковаты, но при этом простодушны, где жарко круглый год, все дешево, не нужно думать о телесных нуждах, а можно день за днем сидеть в садах, на склонах гор, у быстрых рек и думать, созерцать и пробовать на вкус идеи, образы и концепции.

УЛЬТРА-БЫСТРЫЙ ОБЪЕКТИВ

Пейзажи разбегались с трудно-фиксируемой скоростью. По всему острову были расставлены камеры с датчиками движения. Рождер уже который день пытался запечатлеть всеизменяющийся облик острова и его окрестностей. Но возможностей оптики, рассчитанной на неспешную пейзажную съемку, не хватало.

Виды менялись с быстротой расходящихся по воде кругов. Тихие бирюзовые лагуны с проступающими на поверхность вершинами кораллового рифа неожиданно исчезали под неистовым приливом с двухметровыми волнами, обрушивающими на берег тонны соленой воды. То вдруг вода уходила и до горизонта простирались пески или коралловая пустыня с синеющими вдалеке горами. В какой-то момент Рождер оказался на вершине горы и смотрел на океан низких мунсунных облаков, что раскинулся на сколько хватало глаз – под фиолетовым небом, в котором нестерпимо ярко пылала пульсирующая звезда. В следующее мгновение исследователь оказывался посреди вибрирующих от полифонии незнакомых и пронзительных звуков джунглей.

Сегодня еще один замечательный день на этом райском острове. Мы проснулись поздно, включили музыку с айпода, заказали в бунгало завтрак на двоих, заварили кофе и сидим так до обеда, читая книги или лежа в гамаке. Наш малыш куда-то убежал с самого утра, но мы за него не волнуемся. Остров небольшой, спокойный и безопасный, наверное плещется в неглубокой лагуне там за пальмами или строит домики из песка на пляже, а может залез на холм в центре острова. Вай-фай тут медленный, поэтому фотографии и подробную инфу скину по возвращению на большую землю.

Остров был необитаем. К этому заключению ученый пришел без особого труда, исследовав его небольшую территорию. Ничего, кроме растений, птиц, нескольких видов змей, летучих мышей и насекомых. И все-таки Рождер остался, чтобы продолжить исследования и поиск разумной жизни.

На берегу моря никого не было. Мальчик несколько раз пробежался по пляжу, забрел в банановые заросли на пустыре, поднял с земли кокос и заткнул им большую змеиную нору, покачался на лиане, залез на дерево. Потом выбежал на тропку, идущую через холм на другую сторону острова, и вскоре оказался на широком пляже, выходящем на открытый Океан. Построил замок из мокрого песка, сломал его и принялся разглядывать свое отражение на тонкой пленке воды (которая образуется на песке, когда пройдет приливная волна). Хватал за панцирь крабов и бросал камни в лужу с рыбками, оставшуюся после прилива. Иногда он останавливался и всматривался в противоположную оконечность пляжа, где марево, преломленное в водяной пыли прибоя, то открывало, то снова скрывало неясные очертания недоступной части острова.

ARMAGEDDON

Как-то раз я шел по Арамболю и увидел, как мужчина катил по Бич-роуд большой аквариум на колесах. В аквариуме плавал морской огурец. Пораженный, я подошел к нему и спросил, зачем он это делал. Мужчина ответил, что хотел показать морскому огурцу Арамболь. Я возразил: «Но ведь у него интеллект как у носка!» – «А это вы видели?» – ответил мужчина и указал на стену ближайшего дома. На стене муравьи выстроились в слово ARMAGEDDON. Так наступил конец света.

ПАТАШНИК

Когда я был маленьким, у меня был друг – мертвый мальчик, который жил под землей. Чтобы поговорить с ним, я ночью ложился под кровать и накрывался одеялом. Надо было сильно прислушаться, чтобы услышать его голос. Голос был слабым и доносился как бы издалека. Мы с ним говорили о разных вещах – сейчас уже многого не помню. Иногда он рассказывал мне про огромных змей со светящимися камнями на голове, которые освещали подземный мир. Змей он не боялся, а даже был чем-то вроде их предводителя. С тех пор прошло много лет. Иногда я все еще слышу его голос. Но теперь он доносится темными звездными ночами из космоса. Мальчик поселился в межзвездном пространстве. Трос, которым он был связан со своим кораблем, однажды порвался, и его выбросило в открытый космос. Теперь он ПАТАШНИК.

САМЫЙ ДРЕВНИЙ ЗВУК

Звук волн – самый древний непрерывный звук на планете. Из моря мы вышли, долго ползли по песку, доползли до кокосовой рощи, построили домики, лодки, корабли, линкоры, авианосцы, небоскребы, а шум волн – все тот же. Ничего в нем не изменилось с тех давних пор, когда мы все плавали в теплой соленой воде, как в утробе матери.

Этот шум въелся в наши самые древние гены, отпечатался в памяти со времен самых далеких поколений, какие только можно вообразить. Мы еще не научились слышать, а только ощущать вибрацию – и этой вибрацией был плеск волн. Мы еще не научились ловить ртом воздух, а уже могли слышать шум прибоя. Мы еще не научились произносить членораздельные звуки, а этому звуку исполнилось уже несколько миллиардов лет. Мы не научились еще молиться и медитировать, а уже выходили на берег, садились в песок и слушали, слушали, как шумит море. Мы не научились еще проводить тысячи лет в межзвездных рейсах, а уже научились слушать запись плеска волн, чтобы успокоиться, не сойти с ума от тишины или от искусственных звуков.

Когда в плеере все треки прослушаны уже по 100500 раз, когда нет интернета, чтобы скачать новую музыку, когда уже все не радует, все надоело – нет ни одного звука, который бы со временем не надоел – остается только этот звук. Все надоедает, но только не шум моря. И это не просто шум – в нем есть ритм, свой мелодика, он очень сложный, многомерный, многоплановый, охватывает весь спектр частот.

Почему шум моря – лучшая звукотерапия? Может потому что это голос матери всего живого? Голос того, откуда мы все пришли и куда все уйдем. Почему все осознанно или неосознанно стремятся хоть раз в жизни съездить на море, увидеть его, услышать? Спать под шепот волн, вставать на рассвете, чтобы посидеть на берегу, прийти вечером на сансет и снова сидеть, сидеть, слушать.

ИНДИЯ

- Зачем вы ездите в эту Индию?

- Здесь можно быть кем хочешь.

Индия дает свободу воплотить любой идеальный образ. Хочешь жить как древний философ, наблюдая толпу с высот своего духа и балкона комнаты в ашраме – пожалуйста. Хочешь жить как аскет под деревом – плиз. Хочешь ходить с черепом по крематориям – ноу проблем. Хочешь еб@ться по-тантрически с благовониями в анусе – и это ноу проблем. Хочешь просто валяться на пляже как настоящий последователь школы ничегонеделания – запросто. Хочешь сидеть в роскошном отеле и писать умные посты о том, что не обязательно все это делать, чтобы стать духовным – и это возможно.

В этой свободе, собственно, и заключается коренная причина нашей любви к Индии. Так уж исторически повелось, что здесь можно воплощать самые смелые мечты — не только о духовности – о путешествиях, авантюрах, отрывах; воплощать самые страшные ужасы (и избавляться от них), и тайные желания.

РЕПОРТАЖ

Я веду репортаж с большой площади посреди Дели, где собрались люди в ожидании ядерного взрыва. Десятки тысяч людей спокойно ожидают, когда на город упадет бомба. Они ждут этого, как паломники открытия алтаря с Божеством, к которому они долго шли через джунгли и горы. Большинство из них действительно похожи на паломников. И я среди них, в самом углу площади.

И вот этот миг настал! Над городом прокатывается грохот, взлетают обломки, расчерчивая небо белыми струями дыма. Вижу, как на горизонте раздувается огромный огненный шар. Все мы знаем по урокам гражданской обороны, что на ядерный взрыв не надо смотреть, иначе получишь высокую дозу облучения. Но я не могу оторваться от этого зрелища. Я чувствую, как смертоносные лучи пронизывают мое тело, но продолжаю смотреть.

Воздух накалился. На людях в первых рядах стала гореть одежда. Но никто не убегает. Они ловят огонь руками и едят его, сгорая и падая на землю.

Все кончено, вся площадь усеена трупами и копошащейся массой обожженых и облученных. Я ухожу с площади, иду по городу, помогая идти другу. Друг идет очень медленно, видно ему досталась большая доза радиации. Городу досталось тоже очень сильно – взрывная волна прошла сквозь дома, выбивая рамы и стекла, ломая и обугливая стены.

Я пришел на вокзал, чтобы уехать из города. Но теперь я никак не могу вспомнить название места, куда хотел уехать. Я стою перед окошком кассы и пытаюсь описать это место – там дюны, море и хвойный лес тянется на многие километры. Но кассир не понимает, о каком месте я говорю.

ПРЕКРАСНЫЕ УМЫ

На закате я ложусь на койку в кают-компании моего Межгалактического Дирижабля и смотрю сквозь иллюминатор на облака, висящие в пустоте вечернего неба. Я мысленно соединяюсь со всеми прекрасными умами, которые сновали и снуют в этой пустоте в поисках крышесъемного, стремительного и потрясающего мига окунания в неизведанное, свежее и захватывающее НЕЧТО – то, что мелькает иногда в свете солнца, в розовеющих кромках перистых облаков, в черноте космоса. Ничего другое мне не интересно.