Moony › Пост Апокалипсиса или Блокнот, найденный на пляже на следующий день после конца света

ДАМАРУ

Звук барабанчика дамару мгновенно вывел из сна, и вот, я вижу себя на лотосе посреди пруда. Я как внутри себя, так и немного сверху. Тяжело держать равновесие — лотос не самое устойчивое плавательное средство. Лотос растет посреди пруда в Пушкаре. Наверное где-то в глубине темных вод, как большая рыба, плавает Вишну, творящее начало. Из пупа Его вырастает этот лотос, и я на нем, как Брахма, творец видимого мира. Пора за работу — творить новый мир, а я стою в одних рваных джинсах и поеживаюсь от предрассветного холода, обхватив себя руками. Со всех сторон раздается мантра, словно хор невидимых существ ненавязчиво так хочет меня приободрить: Cарва сиддхи мемтрайацца... Cарва карма суца ме...

ЧЕНРЕЗИКИ

Наверное самые редкие существа на земле — ченрезики. Чтобы их увидеть, надо долго бродить по лесам, найти красивый пруд с лотосами и затаиться. Если вам повезет, вы увидите ченрезика. Это маленький прямоходящий примат с белой шерсткой. На груди у него синий камень. В руках он держит четки и лотос. Он очень любит лотосы, так что всегда носит один с собой.

Ченрезики шныряют по глухим лесам в поисках лотосоносных прудов с чистой прозрачной водой. Стоит ченрезику найти такой пруд, как он издает радостный возглас ХУНГ, ныряет в воду, плывет к самому большому цветку, залезает на него и садится в медитацию о благе всего живого. Ченрезик — волшебное существо, поэтому увидеть его не просто, как непросто найти лотосы, которые росли бы в чистой, прозрачной воде.

БЕЛЫЙ

Сознание белого христианина, возросшее на логике двухмерного мира остановилось, замерло у входа в мир узких улочек, потом жара загнала в лабиринт из лавочек и храмов. Здесь не грех положить на алтарь остаток вроде бы успешной жизни, пожертвовать всем, что было дорого за три минуты до того, как слух внял зову сдаться — намас, молитву, призыв к погрому: ты был обычным рикшей, а теперь — обуянный богами, молнии в глазах, собратья пронесут по улочкам твой стяг или святые мощи. Тебя больше нет, переступи порог и погрузись в затейливый мирок масала-жизни, казалось бы такой вот примитивной, но невозможно выбраться из лабиринта, когда к двум измерениям привычной логики добавилось еще одно — там и останешься блуждать, становясь несвоим в своем привычном мире и сливаясь с реальностью, которая навеет ужас на любого, кто еще не преступил порог.

УБИЙСТВО

Убили правильного человека. Он жил правильной, выверенной жизнью, твердо следуя путем добродетели, логики, правды. Он был уверен, что его ждет заслуженная награда — что там, в конце пути, его ожидают лавры и фанфары. Он был уверен в своей правоте, и что весь мир выстроен в гармонии с его убеждениями и верой. Но в конце, в слепом и узком переулке ему воткнули кривой, ржавый нож в самое сердце.

Он не умер, он продолжил жить, но теперь уже не был ни в чем уверен. И больше не мог выходить на прямые и светлые улицы, а стал держаться кривых и грязных проулков, надолго застревая в них: стоял на месте или сидел на ступеньках, и молча смотрел на полоску неба, изогнутую, как тот злосчастный кинжал промеж силуэтов балконов и крыш.

АССУР

Чтобы войти, нужно было надеть маску бога или демона, любого мифического существа. Надеваешь и прыгаешь в измененное и вязкое пространство — как младенец, которого кидают в глубокий бассейн, чтобы он сам научился плавать под страхом утопления. Я пошарил в пространстве, нащупал маску, надел и спросил, кто я. В ответ услышал слово «Ассур». Слово было мне смутно знакомо. В одной древней мифологии оно обозначало злое божество. В другой — еще более древней — доброго бога. Такая неизвестность не расстроила меня, но раздвоила.

Из одного неясного меня вышло двое — еще более расплывчатые и неясные, две тени. Одна все крушила на своем пути, упивалась гневом и силой. Другая — склеивала сломанное, собирала разрушенное, оплакивала погибшее и охраняла слабые ростки жизни там, где прошел огненный вал разрушения. Так продолжалось много тысячелетий, пока две тени ни встретились. Когда они встретились и взглянули друг другу в глаза, то не смогли оторвать взгляд. Они застыли, зависли в пространстве и долго смотрели друг в друга, а весь окружавший их мир замутился, как вода в стоячем пруду. Сквозь мутную воду пророс стебель и на поверхность вынырнул цветок лотоса. На нем сидело со скрещенными ногами существо и сияло радужным светом. Так снова появился я.

КОЛОСС

Много веков я стою на самом краю мыса, уходящего в море. За моей спиной возникают и рушатся города. Я не уверен, что люди еще живут там, в своих ветхих постройках. Не люблю людей. Мои скулы сведены решимостью, я твердо смотрю за горизонт, за облака, за небо — туда, откуда приходят боги. Сфера богов уготована таким, как я. Я жду, и вот она пришла за мной, нежно сняла тугие пластины с моего лица. Больше ничто не сводит скулы, больше нет скул. Долой панцирь, латы, цепи и браслеты. Я превращаюсь в поток. Больше ничто не сдерживает меня. Я теку. Я втекаю в тебя, теперь мы навсегда вместе. Из тебя снова возникнет жизнь.

НЕПРИКАЯННОСТЬ

У тебя есть будды, у меня — моя неприкаянность. В необозримой пустыне ступают верблюды. Я знаю, что ты утвердилась в себе, и тебе не в чем каяться. На пути караванов нет вех, нет знаков, разметки, нет никаких признаков правильного направления. Но это не помешает нам найти свой путь. Ведь у нас есть звезды и знамения — они одни на всех. Только бы научиться их читать. Бесконечность — наш общий приют, наша тетрадь. Чтение и письмо — отличный способ скоротать вечность.

ПУТЕШЕСТВИЯ С РОБОТОМ

Я представляю, как в далеком будущем, в одной из следующих жизней, в путешествие придется брать робота. Как сейчас мы нуждаемся в попутчиках, так когда-нибудь нам, помимо теплого человеческого присутствия, понадобится холодный и расчетливый ум робота. Робот будет выглядеть в точности, как человек. Он будет как человек питаться органикой, как человек производить органические отходы, составлять и просчитывать маршруты, находить транспорт и жилье (в том числе и на других планетах). Робот будет фотографировать, писать отчеты, публиковать их в Межгалактической Сети. Он будет развлекать своего хозяина музыкой, фильмами, аудиокнигами. А я буду лежать в его надежной ладони — хрупкий и уязвимый, с округлыми формами. Буду впитывать мир через его сенсоры, гореть страстью к странствиям, страдать от одиночества, радоваться открытиям, переживать, сомневаться, надеяться, отчаиваться, творить, болеть и делать все, что не может делать мой робот.

В КИТАЙСКОЙ СТОЛОВОЙ

В китайской дешевой столовой в центре Куала-Лумпура сидит старик. У него борода, как у мудрецов и поэтов на старинных китайских гравюрах. Одет он в выцветшую коричневую робу. На его столике стоит железный чайник дешевого зеленого чаю. Перед ним ручка, тетрадь, сигареты и спички. Он что-то быстро пишет в своей тетради, потом закуривает и внимательно наблюдает за людьми, приходящими поесть. Иногда он попивает чай или делает вид, что перечитывает написанное, продолжая слежку. За соседним столиком сидят иностранцы. Они не похожи на обычных бекпекеров, которые часто заглядывают в эту забегаловку. Эти двое чисто одеты — на них красивая и не очень практичная одежда. На девушке легкое вечернее платье, едва прикрывающее коленки. На парне модная жилетка, не очень к месту в этом бедном китайском квартале. Но от наблюдательного не скроется, что они уже долго не были дома. Похоже, они путешествуют уже много лет, а может и дольше. Они делают вид, что не замечают старика, но украдкой бросают на него быстрые внимательные взгляды. Парень что-то пишет в своем айфоне. Девушка расслаблено оглядывается. Начинается тропический ливень. Дождь обрушивается на изогнутую черепичную крышу пагоды, на украшенный изразцами конек. Дождь струится по моей гриве, моим крыльям, по нефритовым чешуйкам моего хвоста, по когтистым лапам. Дождь смачивает мой красный раздвоенный язык, заливает мои выпученные глаза, но я продолжаю наблюдать. Я умею и люблю наблюдать. Я это делаю уже много веков, а может и дольше.

ОСТРОВ МЕРТВЫХ

Уставшие от путешествий, мы вернулись на остров мертвых. Шел сильный дождь, когда наш катер подходил к берегу. Верхушки гор скрывались в тяжелых облаках и туманах. Дома мертвых тут и там белели на зеленых холмах. На пристани нас встретили местные жители. Женщины стирали белье, а дети купались. Когда мы проходили рисовые поля, дождь усилился. Мы искали укрытие под навесами полузаброшенных домов. Из них вдруг появлялись люди, и мы шли дальше.

Наконец мы прибыли. Наш дом, похожий на корабль, немного пообтрепался с тех пор, как мы жили в нем последний раз. Но вцелом ничего не изменилось. Все те же просветы в деревянном полу, гвоздики на стенах, обведенные мелом, шаткие лестницы.

Холодно и очень хочется спать. Скорее всего, мы умерли. Может разбились на самолете или мотоцикле. Или тихо почили от старости. Или просто смертельно устали. Теперь наше место здесь, где мертвых хоронят в домах-кораблях. Чтобы мы могли в любой момент проснуться и заглянуть сквозь распахнутую дверь в отражения на глади озера. Я с тобой, живу и умираю с тобой. До следующего путешествия.