|
В преддверии поездки в Индию я расхаживала по книжному отделу в «Белых облаках» и увидела книгу «Вверх по склону горы Чамунди», которую два года назад переводил Moony для издательства «София». Мы как раз тогда жили в Москве и не думали, что когда-нибудь увидим солнце.
Книга вышла полгода назад, но почему-то попалась мне только сейчас. Я ее купила и в тот же вечер она меня увлекла. Текст показался мне интересным, местами даже забавным. Там, в книге, старик-индиец и молодой человек совершают восхождение на священную гору Чамунди, которая находится рядом с Майсуром в Карнатаке. Парень мучается от безделья и боли в ногах и спине, а старик развлекает его, рассказывая различные истории, порой очень странные...
В принципе, можно поместить любой отрывок, но так как тема трансвеститов стала что-то очень популярной в последнее время, привожу здесь вот этот фрагмент (текст перевода без редакторской правки).
-------------------------------------------
КАК ЦАРЬ ПРЕВРАТИЛСЯ В ЖЕНЩИНУ
Глубоко в лесах на северной окраине нашего штата жил некогда царь по имени Бхангасван. Наделенный всеми монаршими добродетелями, он был красив собой и мудр, и правил мирной, процветающей страной, строго следуя дхарме* (*Дхарма — законы, регламентирующие обязанности каждого сословия. Примечание переводчика.). Но, не смотря на все свои добродетели, царь Бхангасван оставался без наследника. У него было семнадцати жен и несколько дочерей, но ни одного сына.
Отчаявшись, царь решился совершить жертвоприношение Агништута. Сам по себе ритуал не был опасным, но поскольку все подношения огню совершались во имя бога огня Агни, над царем нависла смертельная опасность. Во время этого обряда не делали подношений царю богов Индре, который славился своей ревнивостью и был скор на гнев, и поэтому в любой момент мог отомстить. И действительно, Индра незаметно посетил арену жертвоприношений, словно ястреб, наблюдая за ритуалом и ожидая малейшей возможности обрушиться на царя в случае ошибки. Благодаря этому обряду, царь обрел желаемое и в скором времени стал отцом сотни здоровых сыновей. Счастливый Бхангасван растил своих сыновей, более не беспокоясь о том, кто после него продолжит царскую династию и будет заботиться о процветании царства.
Прошло несколько лет и, наконец, злопамятный Индра нашел случай отомстить. Однажды, когда царь в одиночку отправился на охоту в лес Лабха, он и его скакун сбились с пути. Проходил час за часом; мучимые голодом и жаждой, они окончательно заблудились и забрели в самую чащу. В конце концов, они вышли к прозрачному озеру, окруженному деревьями со спелыми плодами и высокой травой куша. Вороны испуганно вспорхнули с ветвей и пчелы слетели с подгнивших плодов, лежащих на земле, когда царь приблизился к воде. Вода манила прохладой, и царь, быстро спешившись, подвел коня к кромке озера. Напоив животное и привязав его к дереву, царь разделся и вошел в озеро, чтобы совершить омовение.
Бхангасван трижды окунулся, откинул волосы назад и произнес несколько мантр. Затем он вышел из воды и направился к одежде, которую оставил возле лошади. Царь чувствовал себя как-то странно, и лошадь почему-то шарахалась от него. Он опустил глаза и обнаружил, что, пока он находился в озере, у него выросла женская грудь. Он оторопел, отказываясь верить своим глазам, потом быстро вернулся к озеру и заглянул в него. Из безмятежных вод на Бхангасвана смотрело отражение женщины! Он превратился в женщину, и виной тому было озеро… Царя нисколько не успокоил тот факт, что отражавшаяся в озере женщина с широко раскрытыми глазами была очень хороша собой.
Бхангасван быстро оправился от первоначального шока, но вдруг его охватил ужасный стыд. «Я женщина! Слабое, вздорное, ветреное создание! — подумал он. — Что скажут мои мальчики?» Он вспомнил своих могучих сыновей, в которых воспитал любовь к дисциплине и прямодушие. Потом он подумал об их матерях — своих женах — и скривился. «Эти сварливые и недалекие женщины никогда не станут уважать меня в этом виде. Что же мне делать?»
Дрожащий и ослабевший царь с трудом взобрался на испуганную лошадь и добрался до дворца. Встречные провожали его бесстыдными взглядами, чего никогда бы не случилось, будь он в своем мужском теле. Все узнавали царского коня, но, к их изумлению, в седле сидела женщина. Бурлящий дворец погрузился в тишину и все вдруг замерли, забыв про свои дела. Сто юных принцев выбежали навстречу своему отцу и остановились в недоумении. Царские жены и слуги, даже собаки и попугаи — все без исключения замерли, уставившись на преобразившегося монарха.
Царь неуклюже спешился — для этого понадобилась посторонняя помощь — и созвал всех членной своей семьи и ближайших советников на экстренную встречу. Он рассказал им обо всем, что произошло, посетовав на судьбу. Царь и подумать не мог, что причиной всего были козни мстительного Индры. Затем, со слезами на глазах, он добавил:
— По пути сюда, я все обдумал и вот, что решил. Я не могу больше оставаться в этом дворце и городе. Какой из меня царь, когда я стал женщиной? Царь должен быть решительным и праведным, что невозможно для жещины. Я удалюсь в лес и стану вести жизнь в отречении, а вы живите здесь в свое удовольствие … Только прошу, запомните меня мужчиной.
Некоторые жены тихо заплакали, но никто не проронил ни слова. Царь поспешно покинул дворец и скрылся в лесу.
Много дней царь-женщина скиталась по лесу, питаясь ягодами, плодами манго и съедобными клубнями, и спала под густым пологом джунглей. Однажды она набрела на обитель отшельника, доброго человека не очень строгих правил. Как и у других отшельников, у него были длинные волосы и борода, но ему не доставало той ярой одержимости, которой отличаются погруженные в божественное безумие аскеты. Он пригласил свою гостью остаться и жить с ним. Сначала они жили как друзья, а потом — как муж и жена. Со временем, она родила ему сто сыновей, таких же красивых и сильных, как их братья во дворце.
Воспитывая сыновей, мать старалась, по мере сил, обучать их кшатрийским премудростям. Но скоро она убедилась, что обучение продвигается медленно, и решила отдать их воспитываться во дворец. Адитья — именно так теперь звали бывшего царя Бхангасвана — отвела мальчиков во дворец и наказала своим предыдущим сыновьям считать их братьями. Принцы с радостью согласились и стали делить с ними радости дворцовой жизни.
Все это видел Индра. Он все еще наблюдал за царем, которого поклялся уничтожить, и теперь воспылал гневом. «Выходит, я оказал услугу ему… вернее, ей. Она счастлива, а это никуда не годиться». Царь богов принял облик брахмана и отправился во дворец. Там его приняли с должными почестями и позволили увидеться с двумястами принцами. Увидев, как они дружны между собой, он не стал терять времени даром.
— Как вы можете жить вместе? Разве вы не понимаете всю опасность своего положения? У вас разные отцы, а это значит, что рано или поздно половина из вас захотят больших прав. Это обязательно случиться.
Юноши переглянулись. Такое не могло случиться — они прекрасно ладили друг с другом. И все же, это говорил брахман, с мнением которого приходилось считаться. А тот продолжал:
— Даже сыновья Кашьяпы, Творца, однажды сошлись друг с другом в смертельной схватке за право обладать наследством своего отца — всеми тремя мирами. Может быть, вы считаете себя лучше богов?
Принцы стали взволнованно озираться по сторонам, а брахман не давал им передышки. Он внушил им ревность, мысли о предательстве и чувство справедливого гнева. Как и следовало ожидать, вскоре между ними развязалось драка. Драка переросла в сражение, и, спустя несколько часов, все двести принцев были мертвы.
Адитья узнала о побоище, когда готовила пищу для странников. Упав на землю, как подкошенная, она стала предаваться безутешному горю. Спустя несколько дней, когда бедная женщина все еще каталась по земле, сокрушаясь о своей судьбе, в лесную обитель зашел брахман и спокойно приблизился к ней. Под обликом брахмана скрывался Индра, пришедший посмотреть на свою работу. Безучастным голосом он спросил женщину о причине столь глубокого горя.
Женщина подняла глаза на брахмана и ответила:
— Господин, как мне не горевать? У меня было двести сыновей, и все они погибли. Их погубила безжалостная длань Времени.
— Боже мой! Откуда у тебя было столько сыновей!?
Сдерживая рыдания, женщина рассказала брахману о том, что когда-то она была царем, у которого не было сыновей, о жертвоприношении Агни и о случае в лесу. Она поведала о том, как отослала своих лесных сыновей во дворец и как оттуда пришла весть об их смерти.
— Моя жизнь кончена, мне больше незачем жить!
Индра посмотрел на несчастную. Она была покрыта пылью с головы до ног, а на щеках слезы оставили мокрые дорожки. Неожиданно, он предстал перед ней во всем своем великолепии, пылая гневом.
— Ты сам виноват, Бхангасван! Твоих сыновей убила не судьба, а твой грех. Во время того жертвоприношения для Агни, ты напрочь забыл обо мне, царе всех богов, владыке всех существ! Ты полагал, что я оставлю это оскорбление без ответа? Это я завел тебя в лесную чащу и сделал женщиной, пока ты купался в озере. Это я разжег вражду между твоими сыновьями и стал причиной их смерти. И вот теперь, — тут бог убавил тон — я удовлетворен.
Женщина ухватилась за стопы Индры и стала просить прощения.
— Накажи меня, Боже, если так надо. Это моя вина. Разорви меня на части — я не достоин умереть простой смертью. Но, пожалуйста, верни моих сыновей! Они ни в чем не повинны…
Царь богов был тронут горем матери и ее искренним раскаянием. Его гнев улегся.
— Хорошо, я верну половину принцев к жизни. Но сначала скажи, кого мне оживить — тех, что родились во дворце или тех, что родились в лесу?
Недолго думая, женщина ответила:
— Верни мне тех, что родились у меня в лесу.
Ее ответ удивил Индру, который не смог сдержать любопытства и поинтересовался:
— В чем причина столь странного выбора? Почему ты выбрала сыновей, которые родились, после того, как ты потеряла свой истинный облик? Разъясни мне эту странность.
Но женщина вовсе не считала такой выбор странным.
— Теперь, превратившись в женщину, я стала сильнее любить своих детей, — ответила она. — Я носила их в своем чреве, родила их и люблю так, как может любить только мать.
Индра был впечатлен и тронут таким неожиданным объяснением. В награду, он пообещал вернуть к жизни всех принцев и добавил:
— А теперь ты можешь выбирать: вернуть себе прежний облик царя или остаться женщиной. Что ты предпочтешь?
— Я выбираю остаться женщиной, — не задумываясь, ответила Адитья.
— Но почему? — воскликнул опешивший бог. — Ты можешь вернуть себе всех сыновей, возвратиться на трон и снова стать мужчиной! Что ты несешь? Может тебя привлекает жизнь в лесу?
Адитья улыбнулась и ответила:
— Нет, о царь богов. Я пожелала вернуть к жизни моих сыновей, потому что, как мать, люблю их больше всех. А теперь я решаю остаться женщиной по той причине, что женщина получает больше удовольствия от соития. Надеюсь, это тебя не обидет, ибо, побывав и мужчиной, и женщиной, я знаю, о чем говорю.
Индра некоторое время молча смотрел на женщину и несколько раз открывал рот, порываясь что-то ответить, но потом передумал. Поняв, что есть вещи, которые не доступны даже его пониманию, он распрощался с Адитьей и вернулся на небеса.
Мы остановились напротив большого валуна, который выступал из склона горы и от которого нас отделял высохший ручей. Маленькая каменная часовенка стояла рядом с дорогой, но я не мог разобрать, какому богу она была посвящена, поскольку у прохода, завернувшись в тряпье, лежал старик. Спал ли он? Лежащий на земле пьяный или больной человек — довольно обычное зрелище в этой части мира, но это могло быть и духовным трансом. Как определить наверняка? Я вернулся к истории.
— Совершенно неправдоподобная история для такой страны, как Индия. Какой индиец пожелал бы остаться женщиной? Это в стране, где всем заправляют мужчины. Думаю, эта история — чистой воды мужские выдумки о том, сколь велико должно быть наслаждении, которое они даруют женщинам…
Проводник оживленно размахивал палкой.
— Да, все это выдумки… Удивительно, что эта история вас так зацепила, мой друг. А теперь, могли бы вы увязать ее с предыдущей историей? Что мы обсуждали в прошлый раз?
— Имеете ввиду, отказ от мыслей о мокше?
— Да, именно это. — Он постучал палкой по земле — куча тряпья перед часовней пошевелилась.
— В этой истории происходит смена пола. Царь становится женщиной и отдает предпочтение детям, которых родил… родила в образе женщины. А также выбирает остаться женщиной…
— И все это происходит в патриархальном обществе, правильно?
— Точно. И смена пола или социального положения в таком обществе равноценна полному отказу от двойственного мышления, в том числе и от мысли: «Я не обрел мокшу, но очень хотел бы это сделать».
— Вы попали в самую точку! — Старик поднял голос. — И как же это выглядит на практике?
— Что вы имеете в виду?
— Помните, мы пришли к заключению, что это не имеет смысла в теории, но эффективно на практике?
— Да, помню, но я не совсем понял, что под этим подразумевалось. Разве медитация не помогает избавиться от двойственного мышления?
— Она помогает, но мы хотим двигаться дальше. Мы хотим по-настоящему изменить свою природу. — Он медленно приблизился к человеку в тряпье и склонился над ним, продолжая говорить. — Если вы мужчина, станьте женщиной. Если вы богаты, поступайте, как бедняк. Практикуюте обратное во всем, в том числе и в отношении пола, и вы выйдете за пределы двойственности.
— Но как мне это сделать? Все это кажется нереальным.
Удовлетворенный увиденным, проводник выпрямился. Теперь его голос стал мягче.
— Да, существую крайние формы этой практики, но есть и более мягкие. Некоторые из наших тантрических мастеров учат своих учеников меняться ролями во время полового акта. Это очень трудно и, разумеется, этот метод не для вас. Но представьте, что вы приехали в Калькутту в апреле и сели в автобус без кондиционера. Там так жарко и влажно, что вы задыхаетесь. Что вы сделаете в первую очередь, когда сядете на место?
— Открою окно.
— И расстегнете рубашку.
— И это тоже.
— В следующий раз, когда окажетесь в подобной ситуации, поступите наоборот. Закройте окно, застегнитесь на все пуговицы и сядьте на солнечную сторону. Когда вы выходите из дома в Америке среди зимы, когда на улице стоит мороз, расстегните пальто.
— Это сумасшествие! Я не представляю, чем это может помочь.
Старик пропустил мимо ушей мои возражения и продолжал.
— Вы попали в автомобильную пробку, вас охватила злость и нетерпение, и тут кто-то со стороны пытается вклиниться перед вами — вам знакома такая ситуация? Вы продвигаетесь вперед и преграждаете ему путь, не так ли? Почему бы не уступить ему дорогу? Да, к тому же, улыбнуться? Чем сильнее вы злитесь и торопитесь, тем милее нужно себя вести. — Он улыбнулся мне с победным видом, ожидая моей реакции.
Все сказанное казалось бессмысленным — он требовал, чтобы я вел себя, как святой.
— В конце концов, я стану пассивно-агрессивным невротиком и однажды взорвусь, как почтовый клерк.
Старик посмеялся над моими словами — он не понимал, о чем я говорю на самом деле, — и сказал:
— Возможно. Я не требую, чтобы вы пускались в крайности; просто поиграйте с различными ситуациями, насколько это возможно. Попытайтесь поступать вопреки вашим естественные побуждениям, переверните привычки своего тела и ума: ешьте сладкое, когда наступает время для медитации, и медитируйте, когда нужно работать. Иногда срывайте с себя маску серьезного отношения к жизни, и вы убедитесь, насколько оно двойственно. Делайте это в мелком масштабе, но последовательно, и вы станете замечать извечные попытки ума закабалить вас. Не беспокойтесь о результате. Забудьте о духовных целях; думать о них — тоже привычка ума.
Я ничего не ответил.
Проводник вдруг сказал:
— Видите вон тот узенький проход? — Он показал в сторону валуна. — Пойдемте по этой тропинке и посмотрим, что там сзади! — Он направился к валуну.
— Но погодите! — Окликнул я его. — Разве об этом говорится в этой истории о смене пола? О перемене привычек?
— А какая разница? Начните с простого. Идите же сюда. Здесь есть, что посмотреть!
— Но тогда откуда возьмутся большие результаты? Я не вижу связи между простыми практиками и серьезными результатами, о которых я должен забыть.
Старик обернулся и с пониманием кивнул. Он постарался успокоить меня, сказав, что большие результаты на поверку оказываются не такими уж большими, и что мне не стоило о них беспокоится на данном этапе. Потом он сменил тему:
— Идите-ка сюда и расскажите мне лучше, как вы жили после того, как получили травму — если вас не смущает мой вопрос. Когда вы впервые оказались в Индии?
Тропинка заворачивала за валун, огибала выступ горы и неожиданно выводила на небольшую площадку, с которой открывался широкий вид на сельскую местность к западу от Майсура. Облака поднимались над горизонтом, играя в лучах солнца, которое уже перевалило за зенит. Мы нашли удобное место, и я почувствовал себя хорошо.
— К тому времени, как я выписался из больницы, у меня уже развилось пристрастие к нескольким болеутоляющим препаратам. Я постоянно пребывал в сонливом состоянии, кратковременная память отказывала и, что хуже всего, я не вылезал из депрессии. Это была не просто депрессия, а черная тоска, граничащая с самоубийством. Йога немного помогла, но боль никак не проходила. Хроническая боль ни с чем не сравнима; она властвует над тобой, даже когда тебе не больно. Тебе кажется, что ты закупорен в пещере и что время остановилось — тебе больше нет до него дела; ты больше ничего не ждешь. Твой лучший удел — сон или, скорее, бессознательности, и ты много думаешь о смерти.
Так или иначе, Рони сумел вырваться из Пуны, хотя первое, что он мне сказал, когда приехал — либо я еду с ним в Индию, либо я больше его не увижу. «Я тебе не сиделка — пусть твоя мамаша нянчится с тобой». Он также предложил мне попробовать аюрведические лекарства. Они могли не помочь, но, по крайней мере, не превращали человека в нарко-зомби. Я поехал с ним. Заметьте, я сделал это не потому, что у меня появилась надежда, — просто не было выбора. Я был сыт по горло попытками моей матери ухаживать за мной на расстоянии, ее постоянной суетой вокруг меня, ее собственной депрессией. Рони показался мне солнцем среди зимы.
— Итак, вы отправились в Пуну вместе со своим другом?
— Да. Конечно, аюрведическое лекарство оказалось бесполезным, но Пуна подарила мне шесть незабываемых месяцев, за которые я до сих пор ему благодарен. Мой друг снимал квартиру в районе Деккан Джимкхана. Он проводил дни напролет в Институте Востока, а я бродил по улицам, исследуя окрестности. По вечерам Рони катал меня на своем Enfield Bullet. Это был поблескивающий хромом белый мотоцикл, который издавал звуки «тага-тага-тага», и было одно загляденье смотреть, как он ездит на нем. Здоровенный, мускулистый Рони надевал белые свободные штаны и синюю рубаху, на ногах у него красовались сандалии в библейском стиле, которые он смастерил собственноручно пару лет до этого, когда брал уроки у сапожника. Он ездил очень быстро и выглядел просто очаровашкой из индийских фильмов. На голову у него был шлем, не больше кардинальской шапочки, с розовым ремешком. Я сидел сзади него и любовался, как он рассекает дорожное движение.
Сначала новизна происходящего переполняла меня: ароматы, цвета, звуки. Чего стоила одна только пища — тарелки-тхали со жгуче-острыми блюдами, масала доша — я был без ума от такой еды. А восход солнца над холмами декканской возвышенности, музыка из кинофильмов, доносящаяся из маленького ресторана на задворках дома Рони, коровы на улицах? Все это так перегружало чувства настолько, что я пребывал в эйфории в течении месяца. Бывало, по целым дням я забывал о спине. Но через шесть недель острота впечатлений постепенно сошла на нет, дни начали тянуться медленно. Мне порядком надоели бесконечные чаепития с печеньем на крыше.
В один прекрасный день, мне страшно захотелось бифштекса: кровавого, сочного, с ребрышком, по-американски, знаете ли. Я вытащил Рони из университета в полдень и сказал ему, что мне позарез необходим хороший бифштекс. Сам он был вегетарианцем и не знал, куда меня сводить. Мы погоняли часок по городу на мотоцикле и наконец добрались до самого дорогого в городе отеля, трехзвездочного «Голубого Бриллианта». Мы отобедали в роскошном зале со стеклянной стеной, выходящей на бассейн. В бассейне наблюдался обычный ассортимент австралийцев, американцев и немцев. Австраляшки вели себя очень шумно. Одна из женщин прыгнула в воду в одном исподнем, что повергло в шок смотрителя. Он оббежал вокруг бассейна, одной рукой удерживая огромную кучу полотенец, а другой отчаянно делая знаки, чтобы она вышла. Все вокруг вопили и гоготали, наблюдая за пуританским возмущением смотрителя. Но кто действительно привлек мое внимание, так это трое иностранцев, которые сохраняли философское спокойствие среди всего этого безумия. На них были оранжевые робы, как у монахов, которых я видел около храмов. У женщины была короткая стрижка, а у мужчин головы были обриты, но в их манере держаться не было ничего от монашеского самоуничижения, как и в их самодовольных улыбках по поводу забавной реакции смотрителя.
«Кто эти трое? Откуда они?» — спросил я своего друга. Он тоже рассматривал их и по моему голосу мог без труда определить, что я думаю о них. Рони часто говорил мне, что я нетерпимо отношусь к людям, но теперь он только посмеялся. По его словам, прямо за углом находился большой ашрам, больше похожий на клуб по духовным интересам. «Ашрам гуру любви» — так назвал его Рони. Туда съезжались европейцы и американцы — выкладывая огромные деньги — ради духовного обучения и свободного секса. Совершенно серьезно он добавил, что у них там было все необходимое: медитация, гештальт-терапия, групповая терапия, йога, массаж, изолирующая ванна и, конечно же, возможность изредка лицезреть живого святого.
«Ты должен сходить туда, — посоветовал он мне, когда мы ели десерт. — Там много интересного, и, судя по всему, тебе не помешало бы немного секса».
Старик засмеялся.
— Мне нравится ваш друг. Он кажется мне более… расслабленным, чем вы.
— Не вижу в этом ничего смешного.
— Вы побывали в том ашраме?
— Да, я заходил туда несколько раз, но не посещал никакие групповые занятия, за исключением нескольких недель занятий йогой. Я знаю, о чем вы подумали… Я стеснялся раздеться. И до сих пор не делаю этого. Рони — единственный человек за пределами больницы, кто видел мой шрам.
— Значит вы практиковали йогу. Замечательно.
— По правде говоря, было еще кое-что. Однажды я заглянул в комнату, где у них находится изолирующая ванна. Там никого не было. На стене висел подписной лист с несколькими именами и табличка, которая вешалась на дверь: «Идет сеанс». Я записался, предвкушая приключение и не опасаясь чужого присутствия.
— Что же случилось дальше?
— Приняв душ, я залез в ванну. Она был шириной с семейную кровать, а сверху закрывалась на две дверцы. На дне было соленая вода глубинной около полуметра, которая имела температуру тела. Сначала я опасался, что соленая вода станет разъедать шрам — я слышал, что с такой проблемой сталкиваются купающиеся в Мертвом море, вода в котором примерно такая же соленая. Но все обошлось. Я лег на спину и почувствовал, что без труда держусь на плаву. Легонько оттолкнувшись от стены, я растворился в окружавшей меня темноте. Я абсолютно ничего не слышал и не видел. Я даже не мог сказать, открыты или закрыты мои глаза. Пару минут все было спокойно и безмятежно, пока я привыкал к этой пустоте.
Но вдруг я увидел лицо матери — она действительно была там! Ее лицо заполнило темное пространство, и я увидел, как никогда отчетливо, ее завитые волосы, вымученную улыбку, блестящие глаза, всегда тревожные. Линии вокруг ее глаз углубились под моим взглядом, морщины превратились в канавки, она скривила лицо и обнажила зубы. Тут я заметил в руках у нее метлу, на кончике которой сидел ярко-красный скорпион. Они оба уставились на меня взглядом строгим и напряженным. Затем ее лицо и скорпион перед ним стали приближаться… Я испуганно вскочил и стал хватать ртом воздух. В груди у меня было какое-то стеснение. Лицо матери исчезло, но я продолжал задыхаться. Я открыл люк, встал и взглянул на часы. Четыре минуты! Я пробыл там всего четыре минуты! Небольшая вечность внутри оказалась четырьмя минутами снаружи, в реальном мире…
Я опустился внутрь и закрыл дверцы, решительно настроившись провести там час, даже если мои волосы поседеют, даже если я сойду с ума — в тот момент я опасался этого больше всего. Это был кошмарный час, уж поверьте мне на слово. Каждая мысль принимала осязаемую, гротескную форму. Я перестал отличать реальность от порождений ума — от того, что было умом. То, чего я желал, и то, чего боялся, принимало формы мифических чудовищ, которые сталкивались и грызлись одно с другим. Трудно выразить, какое смятение царило в той ванне в течение часа; у меня не было ни минуты покоя. Единственное хорошее было то, что я не чувствовал боли. Небывалая энергия и ужас блокировали слабые сигналы, которые моя спина подавала в мозг…
Проводник как зачарованный слушал мое оживленное повествование, впитывая каждый мой жест. В конце концов, он со знанием дела кивнул и сказал:
— Закрой двери в мир и внутренние демоны дадут о себе знать, не правда ли? — Он сделал страшное лицо и пошевелил пальцами.
— Думаю, можно сказать и так. Но, конечно же, все это имеет отношение к нейрокибернетике — ввод информации, вывод информации.
— Ах, какое замечательное слово — «нейрокибернетика». Интересно, какое форму приняло бы это слово там в ванне?.. Пойдемте дальше?
|
